В тот день…
Шрифт:
– Что означает твое «зачем»? Я, что ли, тут не хозяйка, чтобы с него спросить?
Яра опустила очи долу. Вышла смиренно.
Мирина сразу и забыла о ней. Все старалась вникнуть в принесенные вчера Творимом записи. Он нарочно так криво писал, что едва разберешь. При Дольме все чин чинарем выписывал, в столбик. Дольма, пытаясь научить жену в делах разбираться, указывал, как Творим толково все ему подает. Тут же… Творим был уверен, что Мирина без него не управится, и старался ее запутать. Но ничего, она неплохой ученицей у Дольмы была. Вот и Творима рано или поздно на место поставит. Чем бы он ее не запугивал. А вот с Голицей… Эта баба еще может ей бед наделать.
И задумалась красавица Мирина. Сидела, подперев подбородок кулачком, смотрела перед собой невидящим взором.
Такой застывшей, погруженной
Озар покашлял в кулак, чтобы привлечь ее внимание.
– Прости, что побеспокоил тебя, хозяйка. Я уважаю твое горе, но все одно давно нам с тобой переговорить надо было. Сейчас, думаю, самое время.
Однако начинать беседу не спешил. Просто смотрел на вдову, причем восхищенно, как и полагается созерцать красоту несказанную. Пусть Мирина поймет, что он любуется ею. И она это отметила, даже румянцем вспыхнула. Любят такие, как она, когда ими восторгаются. Даже колты [90] блестящие у висков поправила, прежде чем сказать:
90
Колты – древнерусские женские украшения, подвески, крепившиеся к головном убору и свисавшие вдоль висков и щек, обычно богато украшенные.
– Говори уже, раз явился.
Самой же словно легче на душе сделалось. Подумала: разве такая, как она, пропадет, когда многим столь мила? Разве не найдет заступника? Того же сильного, уверенного в себе ведуна Озара. О нем челядь всякое болтала, поначалу многие побаивались, но потом, кажется, ко двору он пришелся. Девки-чернавки твердят, что Озар добрый да внимательный, и Бивой сказывал, что не донимает его чужак-доглядник, лишь иногда спросит о чем-нибудь. Но спрашивать он сюда и приставлен. А что Вышебор его опасается, так Мирине это даже нравится. Моисей при нем тоже ходит тише воды, ниже травы. Вот Лещу, правда, он не по душе пришелся. Ну да за Лещом Голица, которой доглядник не люб. К тому же Голица сама себе на уме, ее мнение сейчас Мирине не указка.
А еще молодая вдова в который раз отметила, что волхв хорош собой. Рослый, плечистый, грива волос за плечи русой волной ниспадает. Впрочем, у волхвов всегда волосы не стрижены, этим никого не удивишь. Но обычно волхвы все длиннобородые, а у этого бородка короткая, аккуратная, Озару она идет. Вот бы заручиться его поддержкой! Этот знает, как на людей влиять. Вон его почти не видно, а уже имеет влияние в усадьбе. Все с ним считаются.
– Присаживайся, Озар, – указала на лавку у окна Мирина. – А то как холоп повинный стоишь, мнешься у порога.
Он послушался. Разговор начал с того, что жалеет о том, что не были они знакомы ранее. Слышать-то о ней он слышал, мол, есть в Киеве жена дивная, краса несказанная, а вот встречать не доводилось.
– Так ты же при большом капище служил, – улыбнулась ему лукаво Мирина. – А мне мой муж христианин не дозволял туда хаживать. Даже когда уезжал по делам, всегда упреждал, чтобы демонам вашим я не поклонялась.
– Хороша та жена, которая мужа слушает, – кивнул Озар. – Но вот сказывали мне, что, когда Дольма родичку твою Яру надумал за Вышебора отдать, именно ты за нее встала и воспротивилась. И настояла на своем. Так что слово твое тут было не последнее.
– Ну так я ему все-таки водимая жена, не меньшица покорная. Да и Яра за себя постоять может. Гордячка она, сама сумела отговориться. Дольма даже гневался на нее, обещал поговорить с непокорной вековухой и своего добиться.
Озар внимательно слушал ее. Затем, поправив ремешок, удерживающий волосы вокруг чела, посмотрел на Мирину лукаво, даже подмигнул.
– Ну, это ваши семейные дела. Меня, честно говоря, другое подивило. Я ведь старым богам служу, при которых и ты выросла, а потому
интересно мне: как же легко ты стала избегать капищ. Или у вас, древлян лесных, наших небожителей уже не почитают?Ну как не почитают, усмехнулась Мирина. У себя в племени она все обряды выполняла, во всех игрищах участвовала. Тогда ей это забавным казалось. Но чтобы особо задумываться про все таинства обрядные и их связь с богами – так нет. До того ли ей было, если давно знала, что не им судьбу ее решать и что не останется она в селище надолго. Мирину Дольма еще девчонкой приметил, из-за нее выбрал их селище для торговой мены медов на свою соль. А как подрастать она стала, то Дольма и сговорился с ее отцом, объяснил, что, дескать, дома у него жена хворая да бесплодная, люди уверены, что долго не заживется его купчиха. И когда придет ее час, он сразу приедет к древлянам за Мириной, увезет дочь старосты в стольный Киев, по праву руку от себя посадит, женой наречет. И все это в их селище знали. Да только хворая купчиха Дольмы все жила, все тянулись ее денечки. А Мирина ждала.
Тут Озар решился прервать предавшуюся воспоминаниям женщину:
– А ведь прежняя супружница Дольмы не была хворой. Значит, получается, что обманывал вас Дольма. Но то, что его Збудислава бесплодной была, об этом в Киеве многие говорили. Правда, от бесплодия бабы не умирают. Так что взял тебя Дольма из селища уже после того, как приказал погубить ее.
Мирина часто заморгала ресницами. Длинные они у нее были, чисто крылья бабочки. А рот похож на спелый, сочный плод. Особенно когда приоткрыла его удивленно. И по ее виду изумленному Озар понял, что Мирина ничего о смертоубийстве Збудиславы не подозревала.
– Уж такое скажешь, – замахала она на волхва руками.
– Да вот скажу, – склонился к ней Озар. И взгляд его стал твердым, внимательным. – Ты в чаще жила, ждала своего часа, а Дольма о тебе все думал, хотел женой взять. Бесспорно, у него дела с твоей родней имелись, но и то, что ты полонила купца киевского, не отнять. Полюбил он тебя сильно за красу твою дивную, но еще больше мечтал, чтобы ты, молодая да крепкая, нарожала ему детей, дабы было кому наследство свое передать. Раз уж Збудислава этого не смогла. И вот не стало Збудиславы, вы поженились, а детей у соляного купца как не было, так и нет. Сколько лет ты с ним прожила бездетной? Как я вызнал, четыре года этим летом исполнилось. Неужто плохо тебя покрывал все эти годы супружник твой? Такую-то красавицу-жену! Думаю, ни одной ночи вне одрины супружеской не провел. Загорка твоя, да и другие тоже, поговаривали, что после молитвы перед иконой в конце дня Дольма сразу к тебе наверх поднимался. А ты все пустая и пустая. Думаешь, люди не болтали, что и ты пустоцвет? Словно порчу кто навел на нарочитого купца, раз ему только бесплодные бабы попадаются. И не сомневаюсь я, что поговаривал с тобой об этом и сам Дольма, гневался, что дитя ты никак зачать не можешь. И наверняка упреждал, что если детей не будет, то назад в чащу вернет. Была бы ты венчанной супругой, как та же христианка Збудислава, он бы с тобой не мог так просто расстаться. Однако Дольма, сам будучи христианином, не зря тебя к попам не водил. Думал, что если не сладится с тобой, то отправит обратно, а сам… Баб, что ли, на его век не хватит, какие ему рожать будут? Или не будут… Как думаешь? Но мог ли сам Дольма зачать дитя? Горько такому, как он, не иметь сына-наследника. Ну, не Тихону же богатство родовое отдавать. Тихон ведь не его сын.
– Не его сын… – как эхо, повторила Мирина. Даже не удивилась, словно знала.
Озар довольно потянулся к бороде, желая погладить, но лишь ухватил воздух. Эка напасть! И он строго продолжил:
– Скажи, Мирина, тебе ведь страсть как не хотелось возвращаться с позором обратно в чащи. Особенно после того, как ты тут прижилась в богатстве и славе. Потому у тебя могло возникнуть желание избавиться от мужа. Бесплоден он был или нет, но ты понимала, что разочаровался в тебе супружник. Строг с тобой стал, даже на капище киевское ходить не позволял. Все держал, как голубицу в клетке, без сопровождения никуда со двора не пускал. А если и выводил, то лишь затем, чтобы похвалиться женой-красавицей. Но если уже пошла молва, что и ты пустая, как заброшенный пустырь, если насмешки пошли, то какая тут похвальба? Думаю, и впрямь он думал отправить тебя восвояси. И это тебя пугало. Вот ты и могла…