В третьей жизни

— Клещ, это же ты! — заорал раскусивший меня Змей.

— А кто же ещё? — напустил на себя вид охамевшей суперзвезды, — Запомни, сынок. Там, где есть клёвая соляга, там стопудово я присутствую.

Счастливый Змей пропустил мимо ушей мои сентенции. Его друг снова совершил что-то охренительное.

— Я столько узнал про тебя всего нового сегодня. Такие классные песни ты играл, что просто во!

Не в силах подобрать определения, он показал мне большой палец вверх.

— Когда вас менты похватали в Текстильщиках, я хотел выскочить и биться за тебя. Меня Женёк не пустил, — сообщил он, преисполненный восторга.

— Я даже не сомневаюсь, что так и было. Ты же для меня самый лучший друг! — откликнулся на его чувства.

— Тебя в ментовке били?

— Нет…

По хитрованской рожице явно промелькнуло сожаление. Вот же гад! Началась спортивная передача. Показывали женский биатлон. Змей вдруг завозился руками в районе своего мохнатого передка. Я разозлился, поднялся с койки, подтянул трусы и пошёл принимать ванну. Нет, я вовсе не собирался там душить ручного одноглазого удава. Если кто так подумал, двиньте себе по шеям. Помыться хотел просто и попутно провести очередное собрание призраков.

— Поздравляю с успехом! — появился Семёныч и сообщил, — Есть новости.

Я кивком дал понять, что готов его выслушать.

— Нашел, где прячется Панок с дружками. В одной из усадеб дачного товарищества «Звезда», что в зареченском лесу. Там неподалеку были убиты твоя мать и сторож. Кому принадлежит официально эта дача — пока не выяснил. Гады жрут, бухают и девочками балуются. Что будем делать? — напрягся в ожидании ответа дедок.

— Продолжай вести наблюдение. Хорошо бы установить его связи и отыскать пресловутого Индюка, — подумав недолго, промявкал решение.

— Это ещё не все…, - призрак замялся и произнёс, — Скворцов умер сегодняшним утром. В больничном морге лежит. Послезавтра состоятся похороны.

Меня как будто кто-то ударил в солнечное сплетение. Я тут занимаюсь всяким развлекаловом, а там мой друг, доверившийся мне, загибался. Кто я после такого?

— Что же ты, старый… мухомор, не предупредил меня о том, что Серёга так плох? — с трудом протолкнул я злые слова через спазмирующее горло.

— Я твое поручение выполнял. Искал этого проклятого Панка, — с достоинством ответил призрак.

— Из-за какой-то коровы на телефоне, навравшей мне про выздоравливание, парня теперь нет. А я бы спас его. Я виноват! — бормотал я, сидя под струями, стекающей сверху и скрывающей мои слёзы, воды.

Вспомнилась зловещая жабунякская харя. От ненависти даже заболели зубы.

— Убью мразь! Доберусь до тебя и убью.

Две призрачные девчонки сочувственно таращили на меня свои средневековые глазки. Отослал их всех, чтобы отрыдаться в одиночестве. Попросил только не спускать глаз с рыбьемордого. Спешить в Просторы уже не имело смысла.

Глава 19

Понедельник, 03. 03.1975 г.

Рано утром встал, осторожно, чтобы не разбудить Змея, оделся и поспешил на остановку к первому рейсу автобуса до Родных Простор. Пассажиры опасливо косились на мой угрюмый вид. Когда выходил на просторской остановке, краем глаза заметил шоблу Ганса, отиравшуюся возле мелких пацанов. Один из них, завидев меня, вскрикнул:

— Клещ приехал!

После чего банда явила ноги. Лучше всех работал поршнями сам главарь. Мелкота благодарно подскочила ко мне и принялась благодарить. Ганс с дружками трясли с них деньги, оказывается. Направился сразу в больницу, чтобы получить хоть какую-нибудь информацию о завтрашних похоронах. Выяснилось, что организуют похороны его друзья с автопарка. Утром к моргу приедет ритуальный автобус. Можно будет поехать на нём, если разрешат организаторы.

Так и не успел узнать ничего о человеке, буквально спасшем меня. Кто у него остался из родственников? Живы ли его родители? Может быть, он уже был женат, имел детишек. Скорее всего, не успел. Слёзы помимо воли снова полились по лицу. Захотел купить спиртяги и вспомнил, что в карманах ни копья. Обесточился на подарки с подачи Мини Пятницы. Значит, надо пограбить свою сокровищницу у Авдотьи.

У салатового домика с мезонином нередко парковались автомобили разных марок. На этот раз здесь стояли чёрная Волга и милицейский Уазик. Возле калитки толпилось несколько человек. У меня нехорошо засосало под ложечкой. Я приблизился и спросил пожилого мужчину в телогрейке:

— Чего тут происходит?

— Доколдовалась, старая ведьма. Возьмут её под микитки, да на Колыму. Снег пахать, — раззявил гнилозубый рот мужик с пакостливой улыбкой.

Пахнуло ядрёным перегаром. Наверное, только что выбрался из алкогольного турне. Рядом стоящая женщина в пёстром платке, с простым и широким лицом возмутилась:

— Не гневи Бога, Никита. Люди от неё только добро видели. Всем помогала, сколь могла.

Меня, откровенно говоря, смутили слова мужика о старухе. Вдруг чего-то в её организме не туда перещёлкнуло, и она снова состарилась, или ещё чего хуже. И что, интересно бы знать, ей инкриминируют? Если менты затеют обыск, то арсенал стволов в гараже потянет мою подругу на приличный срок. А я перейду в разряд заподлянщиков.

Дверь дома отворилась и вышла по-прежнему молодая Авдотья, сопровождаемая ментами и парой лиц в гражданской одежде. Один из них, самый представительный, одетый в мышино-серое пальто и пыжиковую шапку, показался мне знакомым. Да это же Штирлиц, ети его в портупею! Юлин папа, который. Меня он узнать ни при каком освещении не смог бы, а я с ним жамкаться не имел никакого желания. Вышедшая следом женщина оказалась матерью Костика Ниной Георгиевной. Её сопровождал самый мерзкий представитель мусорского племени, упырь и окончательная мразь — Селезнёв Виктор Станиславович.

Авдотья заперла дверь на ключ и тяжело на костылях спустилась с крыльца. Я настолько поразился появлению жабуняки, что застыл в ступоре, а он, проходя мимо, глянул на меня с некоторым изумлением. Наверное, прочитал на моём лице страстное желание разорвать его на мелкие вонючие кусочки. Бывшая старушка заметила меня и передала ключи с просьбой:

— Присмотри за домом и хозяйством. В печи гречневая каша стоит, поешь. Если отлучишься, то передай ключи соседке Зине. Она знает, что делать.

— А вы надолго?

— Кто знает? Товарищи просят о бабушке рассказать, о её методах лечения…

— Извините, Евдокия Ивановна. Разговоры с посторонними нежелательны, — недовольно высказался Штирлиц, пристально оглядев меня.

А целительница не лыком шита. Лихо зашифровалась под внучку, или племянницу, судя по отчеству. Эта придурошная мамаша больного мальчика кляузу на старуху накарябала, скорее всего. Молодая Авдотья здесь рядом не валялась.

Машины уехали, люди стали расходиться, переговариваясь. Некоторые оказались клиентами Авдотьи и сокрушались по ней и по напрасно потерянному времени на дорогу. Я залез в дом. Печь была хорошо протоплена, тепло. Достал из устья печи горшок с горячей кашей, поел с молоком. Прилёг на диван. На душе было мерзопакостно ещё из-за того, что почти на расстоянии вытянутой руки находилась рожа убийцы Серёги, а я даже не плюнул туда. Неприятности сыпались на меня, как из прохудившегося мешка. Может, это такое своеобразное наказание за то, что не активен в выполнении ангельских поручений?