Вампиры тут беспризорные

— Да. — Керналион чуть улыбнулся, именно поэтому в помощники ему выбрали Кифена, тот не любил лукавить и не стоил козней за спиной. С таким врагом и соратником было не страшно стоять рядом, такому герцог мог без опасений доверить спину. — Кстати, твоя невеста в последнее время часто гуляет в окрестностях близ гиблой пустоши.

— Вы знали, что я буду ее искать. — скорее утверждая, чем спрашивая. Попаданца раздражало, что герцог так активно лезет в дела Вальдернеских. И его личные тоже.

Впрочем, это достаточно важная информация, и раз люди герцога следят за Маниэр, она в относительной безопасности. При желании дракон может использовать ее, как рычаг давления на Степана, а значит о ее сохранности позаботятся, пока она полезна.

— Я всё знаю. — пожал плечами дракон. Его положение к этому обязывало, иначе как он будет держать в узде свои огромные владения?

— Следующие три дня я буду занят, после сразу приступлю к работе. — предупредил Степан. Они уже дошли до прихожей, герцог накинул плащ и приоткрыл дверь.

— Хорошо. Тебе как раз пошьют форму к тому времени. — герцог закрыл за собой дверь и ушел. Степан же стоял и поражался тому, что и Ибенир может быть нормальным и по-человечески понимающим.

Вампир прислонился лбом к стене. За эти три дня он обязан найти Маниэр, потому что потом уже не будет времени вырваться. Она же не пошлет его на три буквы?

Даже если пошлет, он не отступит так просто. Вернет все назад.

Маниэр сжимала в руке засохший дохленький цветок и огромными глазами смотрела на Степана. Она не ожидала встретить его здесь. И уж тем более не думала, что вообще когда-нибудь увидит его в таком виде.

— На тебя напали дикие звери? — произнесла она, разрушая тишину. Попаданец чуть улыбнулся, он был до безумия раз видеть ее.

— Нет, слышал, вампиры обливаются кровью в период ухаживаний. — он оттянул ткань рубашки, неприятно прилипшей к коже. Степан не удивится, если через минут тридцать на запах сюда сбежится живность.

— Но ты ведь не вампир. — холодно обронила она, проводя черту.

Сколько раз он ранил такими же словами, сколько раз давал понять, что они разные, несовместимо разные.

Маниэр больше не хотела бороться в одиночку. Если всё это — минутное помутнение рассудка, то пусть уж лучше он сдастся. Она уже достаточно сделала, измотала душу, пролила слезы, выплакала все досуха. Теперь у Маниэр была пустошь в душе, непроглядная ледяная темень и болезненное одиночество, вместо утешения.

Маниэр научилась жить без него. Да, это было трудно, ненавистно, так ужасно, что временами ей хотелось исчезнуть. Она всё так же сильно любила его, просто теперь начала думать ещё и о себе. Кифен ушел из клана, оставил ее одну с развороченным сердцем, с растоптанными чувствами и его бессмысленным жалким «прости».

Она не сможет простить никогда, но кажется, уже простила. И за эти противоречия она гневалась на себя. Маниэр не хотелось, чтоб Кифен снова выкинул ее, как ненужную, неподходящую ему вещь.

Просто хотела, чтоб ее любили, чтоб не отталкивали, оправдываясь любовью.

Но вот он, стоит напротив нее, и сердце бьется о ребра загнанной птицей, и Маниэр кажется, что она готова снова пойти на попятную, отбросить гордость и умолять его остаться рядом.

Она отвернулась. Уже плакалась у него в ногах, уже умоляла. Это не поможет. Маниэр не знала, возможно ли спасти их «мы», и если кто и мог что-то изменить, то только сам Степан. У нее же давно опустились руки.

— Девушка, которую я люблю, вампир. — простодушно признался он, — И если это поможет вернуть ее, я стану самым вампирыстым вампиром на свете. — ради Маниэр он добровольно продастся в рабство к Вальдернеским, будет покорно склонять голову перед герцогом и сделает все, лишь бы она стала самой счастливой на свете.

— Это звучит как красивая ложь. — она хотела красиво улыбнуться, но вместо этого вышла болезненная усмешка. Впрочем, слышать такие слова от него было и правда больно. Маниэр боялась обжечься снова, боялась обмануться всего лишь словами. Так мало осталось от ее сердца, разве имеет она право позволить ранить себя ещё сильнее?

— Или слова влюблённого мужчины. — он понимал, как виноват, знал, что Маниэр пришлось во много раз тяжелее, чем ему. И потому был готов слушать ее оскорбления, крики, что угодно, лишь бы она не держала это в себе, лишь бы не плакала потом одна в одиночестве, лишь бы снова впустила его в свое сердце.

— Не знаю, ведома ли тебе любовь. — ответила она, раскрошив сухой цветок в руке, — Верить тебе я хочу, но боюсь. — бросила на него кроткий взгляд из-за плеча, и у Степана мурашки по спине пробежали от того, какой уязвимой и неприступно-холодной она выглядела в ту секунду. Словно предпочла бы умереть, чем принять помощь от него.

— Ты уже достаточно поверила в меня, теперь я должен заслужить твое прощение.

— Разве я держу на тебя обиду? — голос звучал так ровно, почти бесчувственно, словно они говорили о погоде. Не этого он для нее хотел, когда разорвал все связи.

— Этого я знать не могу. — Степан нервно прочистил горло, сжимая кольцо в руке, — Но я бы хотел начать все сначала с тобой. По-нормальному.

— Что, если я уже наигралась в любовь? — произнесла она, поворачиваясь, Степан стоял на одном колене и протягивал ей кольцо из черного бриллианта.

— Тогда давай закончим игры. Давай начнем по-серьезному. Выходи за меня, Маниэр, стань моей женой. — она забыла, как дышать.

— Старейшина… не разрешит. — но ей безумно хотелось согласиться.

— Разрешил. Как только я верну титул, нас обвенчают. Или раньше, если захотим.

— Герцог не отдаст тебе власть так просто. — разве может такая, как она, стать женой Кифена?

— И дракон тоже не против нашего брака и обещал посодействовать. — Маниэр смотрела на протянутое кольцо, на нервничающего Степана и крепко сжимала челюсть. Ещё несколько месяцев назад она бы отдала все на свете за эти слова. Но сейчас они поднимали внутри нее болезненно бушующий ураган. Она была так счастлива, но почему тогда так больно у сердца?

Маниэр боялась соглашаться. Вдруг счастье снова растает в руках?

— Я-я должна подумать. — ей тоже хотелось сделать ему больно, отомстить, обжечь. Но она слишком сильно любила, чтоб так поступить.

— Тогда я приду сюда снова завтра. — он поднялся, неловко убирая кольцо в карман. Руки почему-то тряслись, Степан слабо улыбнулся, говорят, так у всех.

— Приходи послезавтра. — сказала она и снова отвернулась, устремив взгляд на Мёртвую Пустошь, простирающуюся до самого горизонта.