Ваша С.К.

— Это я уже знаю, — улыбнулся граф, припомнив, как кружился среди сосен. — Но не прописано нигде, что в пояс гостю кланяться требуется от хозяюшки, если гость сам того не требует?

— Да кто ж вам в пояс-то кланяется, граф, кто? — и Светлана поставила кружку на стол и отступила назад к печке. — Пейте, потом петушиться будете…

— По счастью, у вас тут поросенка не зарезали, — покачал головой граф, делая первый глоток, а за ним и второй, на третьем лишь оторвался он от кружки. — А вы сами что ж не едите? Помнится, говорили, что в печи вас каша дожидается…

— Вот я и иду к печи за кашей.

— А на что у вас служанка тогда?

Княжна бросила суровый взгляд сначала на Кикиморку, потом на графа:

— Нет у нас тут служанок, здесь каждый сам себе слуга. Я уж сама как-нибудь себе соберу на стол, а то Кикиморка и мне свое веретенко в рот засунет, пикнуть не успею.

И вдруг спохватившись, Светлана подбежала к столу, растеряв в единый миг напускную степенность.

— Срежьте нить, прошу вас…

Граф взглянул в горящие глаза княжны:

— А вы уверены, Светлана, что колдовство не в веретене спрятано?

— Уверена. Режьте. Молю вас, не тяните… Не ровен час, она другое придумает, а папенька от подруженек до вечера не выйдет… А как вас-то выпустил?

— Я сам ушел.

Княжна сильнее вскинула голову и часто-часто заморгала.

— Как это сами? Из папенькиной бани никто по своей воле не уходит. Да и как же, в России быть и в баньке не попариться, это как укусить и кровь не высосать! — и добавила уже совсем тихо: — Так Федор Алексеевич говорит. А вы ушли…

— Ушел. Коль сам не мог, значится, выпустили… Князь слово с меня взял, что не трону вас… Тяжело мне слово это дается, да потом горше будет, коль не сдержу его. Жаль только не сказал, как уберечься от хозяев вашей избы…

— А этого папенька сам не знает, — снова нервно хихикнула княжна. — Да режьте уже… Я же видела, как резали вы ногтем свои путы. Я вас освободила, теперь вы меня освободите… Тошно мне… Сил совсем не осталось…

И граф еле успел руки подставить, как княжна без чувств свалилась в его объятия. Бросив в сторону печи румынское проклятие, он опустил девушку на стол, будто покойницу. Отступил, потом размахнулся было, чтобы по щекам отлупить, но передумал. Схватил кружку и выплеснул оставшуюся кровь в бледное лицо. Та потекла красными ручейками за уши на стол и по подбородку и шее на светлый лен рубахи. Княжна открыла глаза, часто-часто заморгала, а потом села и отплевываться начала, размазывая кровь по лицу.

— Что ж вы наделали! — ахнула она, увидев, как замаралась ее рубаха. — Нет у меня другой здесь. Она же обережная…

— Да что вы, княжна, право… — граф отступил от нее на шаг, потрясая пустой кружкой. — Неужто хотели, чтобы я вас ударил? У меня удар не человека. Я не оживить, я убить могу…

— Уж это точно! — княжна спрыгнула на пол. — Где я вам свежей крови найду теперь?

— Я не голоден больше, княжна, — проговорил граф тихо, когда девушка принялась тереть шею, на которой билась заветная жилка, заставляя его нервно сглатывать слюну с горьким привкусом петушиной крови. — Дайте сюда ваше веретено.

Он дождался, когда Светлана сама подойдет и одним махом перерезал нить ногтем указательного пальца.

— Благодарю сердечно за вашу заботу, — проговорила Светлана, но графу вовсе не понравился ее тон. — Кикиморка, держи, и чтобы сидела за печкой тихо, не мешала нам…

— А кто ж ему помешает-то, — злобно захихикала Кикиморка, вцепившись в веретено обеими ручками. — Мне дела нет до тебя, срамницы. В таком виде шастать даже перед знакомцами совестно…

— Брысь за печку! — буркнула княжна и плюнула на пол. — Брысь сказала! Натравлю на вас Дворового, будете знать…

— Тьфу на тебя. Пропади ты пропадом, дрянная девка!

Кикиморка потопала для пущей важности курьими ногами и шасть за занавеску.

— Не воспитываете вы слуг, а с ними строгость нужна. Как с детьми!

Княжна обернулась к графу, который по-прежнему стоял посредине светелки с пустой кружкой.

— Да что ж у вас с памятью-то! Не слуги они…

— Тем хуже… К таким хозяевам в гости не хаживают. Такие дома за версту обходят…

— Так что ж вы за версту Фонтанный дом не обошли?

— Я не собирался в Петербург. Собирался в Париж, в Лондон, там меньше солнца и темно ночами, но потом… Надо было ехать хотя бы в великое княжество Финляндское. Но что сделано, то сделано. Заварил кашу, сам и расхлебываю… Кстати, как там ваша каша в печке поживает? — и когда Светлана сделала шаг в сторону печи, шагнул следом. — Дайте я сам проверю… Поухаживаю за вами.

— Знаете, — улыбнулась княжна, — есть у нас художник один, Репин. Может, слышали о таком? В наказание за помощь соседу за столом заставляет он гостей своих истории смешные рассказывать.

— Не переживайте, княжна, историй у меня много припасено за триста-то лет. Вам не будет со мной скучно за одним столом.

Он отодвинул заслонку и ухватом достал из печи черный горшок с гречневой кашей.

Глава 23 "Бездушный душегубец"

Граф фон Крок чувствовал себя обманутым. Давая обещание князю держаться подальше от княжны, он давал его по большей мере самому себе — и дело было в общем-то не в тоске по живой крови, а в иной кручине, от которой, слышал, сок крапивы помогает. Никогда не пробовал он крапивы и, выпив в бане на глазах у князя целую кружку, еле сдержался, чтобы не сплюнуть зелье на пол. Делая один длинный глоток, граф рассуждал философски: любое хорошее лекарство обязано горчить, и уж тем более такое, которое призвано излечивать мертвеца от томления в груди, в мертвой груди. Об этом он спешил напомнить себе постоянным прикладыванием руки к молчащему сердцу.