Ваша С.К.

— Что все?

— А мне почем знать? — повысила княжна голос. — Чего это я все рассказываю и рассказываю. А я вам за столом не прислуживала. Где обещанные истории ваши? Смешные! — добавила она уже со слезливой дрожью в голосе.

— Будут, будут вам анекдоты… — граф протянул было руку, чтобы просто сжать ее трясущиеся пальцы, по-простому, по-деревенски утешить, но первым отдернул руку, будто обжегся. — Странно как… Ваши обереги на меня не действовали… И полынью вашей я полной грудью дышать могу… А это что за колдовство?

— Ничего в колдовстве не смыслю, — буркнула княжна. — Обычная я девушка, ничего во мне такого нет… Даже крови благородной только на половину. Мать моя из княжеского рода, а отец так, разночинец… Три раза предложение делал, три раза от ворот поворот получал, а вот сбежала с ним мать, последняя наследница в Басмановском роду. Венчались они тайно в деревне. Вернулись — обоих на порог не пустили, прокляли дочь и мать, и отец. Как у русичей было заведено: обычай был ещё до византийского права — просто забирать понравившуюся невесту. Для всех я незаконнорожденная, только для князя в браке родилась. А у людей как? Хоть сто раз венчайся, а без родительского благословения даже церковный брак не действителен. Лишили сана того старенького батюшку, который смилостивился над моими родителями и обвенчал их супротив закона церковного. Но разве написанные людьми законы выше божественных?

Она замолчала, и граф понял, что ждет от него ответа. Ждет с нетерпением, важен он ей. Важнее всех прежних речей гостя.

— Ничего не знаю про божественные законы. А людские презираю, — проговорил он тихо. — Сам против них пошел, когда отказался капеллан обвенчать меня с крестьянкой. Брак по любви людям претит. Нас в православной церквушке венчали, не посмотрев, что я католик… Вот и прогневили Бога. Ему тоже, видать, людская любовь не по нраву, всех по форме креста ценит… Забрал у меня и жену, и сына. И, наверное, испугался, что я на том свете мстить ему стану — вот и не прибрал меня. Я не просто так про князя спрашивал. Я знать хотел, что со мной сталось — как я таким сделался. Неужто от любви?

Посмотрела на него княжна долгим пронзительным взглядом, и он вздрогнул всем своим мертвым телом.

— Не зря говорят, — произнесла она тихо. — Страшись любви. А нелюбви еще больше бояться следует. И у Бога ответ искать не стоит. Князь вон по монастырям долго хаживал, ответ искал, а нашел сначала Басманова в монастырской тюрьме, а потом послушницу Марию… И где был в это время Бог?

Граф отвернулся, повесил голову и опустил плечи.

— Бог везде, — проговорил он, глядя в темные половицы. — И нигде. Я его не видел. А если он видит нас, то ему до нас нет никакого дела. Дело есть одному лишь солнцу, а солнце — это не бог, солнце — это тепло. От него и надо хорониться, от сердечного тепла, от любви… Она убивает…

— Странные речи мы с вами ведем, граф, — проговорила княжна вдруг своим прежним насмешливым тоном. — Коль разговоры не разговариваются, давайте в ладушки играть, что ли?

Тут и граф усмехнулся, покрутив над столом ладонями.

— В ладушки?

— Да, я все детство с Федором Алексеевичем играла. Это ж так просто: руки сами отскакивают. Он о мои ладони обжигается, а я об него обмораживаюсь. Ну давайте… Что вы теряете? Али проиграть боитесь?

И даже подмигнула ему хитрая княжна!

— Полноте, Светлана! Не пытайте силу вашего пояска. А как не поможет? И серебряного на вас ничегошеньки-то нету. Нет, не будет вам ладушек, бесстрашное вы дитя!

И граф спрятал руки под стол и туда же глаза.

— Ну, тогда вам на покой пора собираться…

Он вскинул голову, да так резко, что пришлось схватиться за камзол, чтобы удержать его на плечах.

— Не усну, — и улыбнулся добро. — Ваша колдунья мало сна мне в кровь намешала. Куда ж мне уснуть с трех глотков?

— Тогда я над вами поколдую, хотите?

Светлана игриво склонила голову на бок. На лице ее блуждала странная улыбка: то ли робости, то ли ехидства. Граф сколько ни пытался, так и не смог угадать ее природу.

— Вы же колдовать не умеете.

— Я не умею, но у меня есть волшебное одеяло, которое сшили русалки из лоскутков сарафанов, в которых в омут кинулись. Они хранили их долгие годы, а потом решили князю презентовать. Он кутал меня в это одеяло, и я тут же засыпала. Правда, он еще любил читать мне балладу Жуковского, в честь которой и назвал меня. Ну же, укладывайтесь на лавку.

Граф покорно скинул сапоги и вытянул ноги. Не к двери, лежать лицом под иконами было опасно — а наоборот, головой к двери. И следил за тем, как княжна откидывает крышку сундука, роется в рубахах и достает скрученное валиком яркое лоскутное одеяло.

— Вот так, — одеяла хватило лишь, чтобы прикрыть грудь. — Вы же не мерзнете, верно?

— Я — нет, — улыбнулся граф одними губами. — А вы в мокрой рубахе — да.

— А я пойду на солнышке посижу, обсохну. А потом в пустом овине прилягу. Дворовой не обидится. Ну же, закрывайте глаза… Живо!

— Вы обещали почитать мне. Где ваша книга?

— Я же, кажется, сказала вам, что у меня прекрасная память на стихи, — снова кокетничала девушка. — В той книге все равно страниц не хватает. Первых. Там на том столе стоит зеркало с свечою, два прибора на столе. Загадай, Светлана. В чистом зеркала стекле в полночь, без обмана ты узнаешь жребий свой: стукнет в двери милый твой легкою рукою. Упадет с дверей запор, сядет он за свой прибор ужинать с тобою… Вот я и решила погадать. Только ко мне мертвец сразу вошел, когда я еще и в зеркало не взглянула. Получила я тогда, вместо жениха, трепку от Федора Алексеевича за порчу книги…

— Аж странно от него ждать такое трепетное отношение, пусть даже к бумаге, — перебил граф.

— Знаете, — насупилась девушка, и он даже испугался, что Светлана сейчас с соседней лавки поднимется и уйдет. — О мертвых либо хорошо, либо ничего — все остальное: сплетни и доносы. И некоторых, да будет вам известно, смерть облагораживает. Если пропорционально смотреть, то он на тот свет людей при жизни больше отправил, чем после смерти… Да, с живым бы я с ним встретиться никому не пожелала, но сейчас он ничем не хуже вас, а может быть даже лучше, — добавила она уже с вызовом.

— Прошу простить мне мою бестактность, — с улыбкой проговорил граф. — Больше ни слова не скажу ни про вашего отца, ни про вашего прадеда. Божиться не буду. После нашей беседы вы вряд ли в такие клятвы поверите. Так что же было после гадания?

— Вот Светлане мнится, что под белым полотном мертвый шевелится…

— Погодите, Светлана, уже и не шевелюсь я почти. Лишь губами могу двигать. Бросьте свою колыбельную. Скажите лучше, кого себе нагадали? Ни в смерть не поверю, что не гадали после!