Василий Львович Пушкин

Князь Николай Борисович Юсупов, вельможа екатерининского времени, главноуправляющий Московской экспедицией кремлевского строения и мастерской Оружейной палаты, член Государственного совета, сенатор, владелец подмосковной усадьбы Архангельское, где были собраны ценнейшие коллекции скульптур, картин и книг, фарфора, где усадебный театр украшали декорации Пьетро Гонзаго, не раз упоминается в письмах В. Л. Пушкина. В уже цитированном нами письме от 8 мая 1819 года мы находим всего один, но весьма характерный штрих к его портрету:

«Мирза Юсупов взял к себе какую-то русскую красавицу и никому ее не кажет» (258).

И в молодости, и в глубокой старости Н. Б. Юсупов был страстным поклонником женской красоты, о чем сохранилось немало свидетельств современников.

«Так как Юсупов был восточного происхождения, — вспоминала Е. П. Янькова, — то немудрено, что он был великий женолюбец: у него в деревенском его доме была одна комната, где находилось, говорят, собрание трехсот портретов всех тех красавиц, благорасположением которых он пользовался» ^[511] .

511

Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. С. 167–168.

Мемуаристка не преминула заметить, что князь был «черезчур женолюбив», и хотя все в Москве его уважали, а за его обходительность и любили, «эта слабость ему много вредила во всеобщем мнении» ^[512] .

Д. Н. Бантыш-Каменский в «Словаре достопамятных людей русской земли», характеризуя Н. Б. Юсупова, говорил о его просвещенном уме, утонченном вкусе, обходительности и веселости нрава, обширной памяти, но обратил внимание и на то, что он «даже в старости маститой приносил дань удивления прекрасному полу» ^[513] .

512

Там же. С. 171.

513

Бантыш-Каменский Д. Н.Словарь достопамятных людей русской земли. М., 1836. 4.5. С. 372.

Рассказы о Н. Б. Юсупове — Дон Жуане сохранились и в семейных преданиях. Феликс Юсупов писал в своих мемуарах: «Вся Москва обсуждала скандальную жизнь старика князя. Давно живя раздельно с женой, он держал при себе любовниц во множестве, актерок и пейзанок. Театрал — завсегдатай Архангельского рассказывал, что во время балета стоило старику махнуть тростью, танцорки тотчас заголялись. Прима была его фавориткой, осыпал он ее царскими подарками. Самой сильной страстью его была француженка, красотка, но горькая пьяница. <…> Самой последней его пассии было восемнадцать лет, ему — восемьдесят!» ^[514]

514

Князь Феликс Юсупов. Мемуары. М., 2004. С. 19.

Был ли Василий Львович свидетелем подобных сцен в архангельском театре — история умалчивает. В Архангельском же он, скорее всего, бывал. Когда зимой 1820 года там случился пожар, В. Л. Пушкин писал П. А. Вяземскому:

«Князь Юсупов в большом горе; славный его дворец в Архангельском сгорел до основания. Группы Кановы, изображающей Амура и Психею, более не существует; лучшие картины сделались жертвою пламени; библиотека спасена. Всем любителям художеств и изящного должно жалеть о такой величайшей потере; иного и с деньгами купить нельзя» ^[515] .

515

Цит. по: Михайлова Н. И. «Парнасский мой отец». С. 59–60.

«Юсупов повесил нос, — сообщал брату А. Я. Булгаков 28 января 1820 года. — Славное Архангельское сгорело от неосторожности людей, а другие говорят — от скупости, потому что для убережения картин, а более дров, велено было топить галерею стружками, а от стружек до пепла долго ли? Картины и библиотека только частью спасены; первые вырезывали из рамок, кидали из окон, а книги будут депареллированы. У славной группы Кановы „Амур и Психея“ разбиты ноги и руки. Вот тебе и производство в антики» ^[516] .

516

Братья Булгаковы. Переписка. Т. 1. С. 624–625.

К. Я. Булгаков писал брату 3 февраля 1820 года из Петербурга в Москву:

«Бедный Юсупов! Бедное Архангельское! Зачем он эдакое имя оставил? Архангелы ему, я думаю, не очень покровительствуют, ибо он, верно, часто возит туда своих мамзелей. Жаль мне его» ^[517] . Как видим, даже и в связи с пожаром в Архангельском Н. Б. Юсупову припомнили женолюбие.

С своей пылающей душой, С своими бурными страстями, О жены Севера, меж вами Она является порой И мимо всех условий света Стремится до утраты сил Как беззаконная комета В кругу расчисленном светил (III, 112).

517

Там же. С. 629.

Так в 1828 году в стихотворении «Портрет» А. С. Пушкин представил Аграфену Федоровну Закревскую, урожденную Толстую. Она была дочерью известного собирателя рукописей графа Федора Андреевича Толстого и Степаниды Алексеевны Толстой, урожденной Дурасовой, приходилась двоюродной сестрой художнику и медальеру Федору Петровичу Толстому. Ею был увлечен А. С. Пушкин, посвящавший ей свои стихи. Ею увлекались и Е. А. Баратынский, и П. А. Вяземский. Имя Аграфены Толстой названо в письме от 8 июня 1818 года в связи с ее предстоящим замужеством — она собиралась выйти замуж за генерал-адъютанта Арсения Андреевича Закревского.

Об их будущей свадьбе 17 августа 1818 года А. Я. Булгаков писал брату из Петербурга в Москву:

«Закревский целый день работает, как собака. <…> В Москве попляшем на его свадьбе. У него куча фрукт в углу, и он то одного, то другого поест, а все ему присылает это невеста из Москвы» ^[518] .

Ни В. Л. Пушкин, ни А. Я. Булгаков в своей эпистолярной прозе портрета А. Ф. Толстой не создали — разве что Александр Яковлевич сообщил о ее заботливости по отношению к жениху. А вот говоря о А. А. Закревском, В. Л. Пушкин оставил в своем письме выразительный штрих к его портрету:

518

Русский архив. 1900. Кн. 3. С. 127.

«Толстая, дочь Толстой Степаниды, сговорена за генерал-адъютанта Закревского и на этих днях получила вензель. Батюшка ее назначил будущим новобрачным сто тысяч годового дохода. Закревский по-французски не говорит, и Федор Андреевич утверждает, что такой зять был ему и надобен» (229).

Незнание французского языка не помешало А. А. Закревскому сделать впоследствии блестящую карьеру, стать министром внутренних дел, московским военным генерал-губернатором. И все же когда его назначили финляндским генерал-губернатором, Настасья Дмитриевна Офросимова, известная московская барыня, прототип Хлестовой в «Горе от ума» и Марьи Дмитриевны Ахросимовой в «Войне и мире», по свидетельству П. А. Вяземского, изумлялась: «Да как же будет он там управлять и объясняться? Ведь он ни на каком языке, кроме русского, не в состоянии даже попросить у кого бы то ни было табачку понюхать!» ^[519] Тесть А. А. Закревского Ф. А. Толстой, которому, как писал В. Л. Пушкин, «такой зять был… и надобен», на это мог бы воскликнуть как Фамусов: «Дались нам эти языки!»

519

Вяземский П. А.Полное собрание сочинений. Т. 8. С. 220.

В письме от 7 марта 1818 года — штрих к портрету еще одного жениха:

«Нелединский в Москве, Софья Юрьевна идет замуж за приятеля твоего Самарина, и свадьба будет скоро. Я был у Юрия Александровича и у невесты и поздравлял их всех. Жених в восхищении. Он в деревнях своих велел раздать несколько тысяч бедным, петь благодарственные молебны, и в день свадьбы несколько бедных девушек будут обвенчаны, и каждая из них получит тысячу рублей в приданое» (223–224).

Речь идет о свадьбе дочери поэта Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого Софьи Юрьевны и участника Наполеоновских войн, Отечественной войны 1812 года, камергера, с 1818 года статского советника и гофмейстера Федора Васильевича Самарина. Их сын Юрий Федорович Самарин, родившийся в 1819 году, станет известным публицистом, философом и общественным деятелем, славянофилом. Он будет знаком с М. Ю. Лермонтовым и Н. В. Гоголем, многими другими интересными для нас людьми. Да и с Василием Львовичем в свои детские и отроческие годы он мог познакомиться. В приведенном письме добрый Василий Львович счел своим долгом сообщить приятелю Ф. В. Самарина П. А. Вяземскому о движении сердца Федора Васильевича, о его благотворительности: счастливый богатый жених пожелал, чтобы и бедные были счастливы, бесприданницы получили приданое.