Ватага 'Семь ветров'

Не знаю, как вы отнесетесь к такому рассуждению, читатель. Но я говорил об этом с Мишей Логиновым, и он сказал: "Совпадает". Потому я и решился написать об этом.

...Физик Лось, бородатый, с веселыми насмешливыми глазами, загадочный для школы человек, потому что про него одни говорили, будто он пишет диссертацию, а другие - будто он сделал важное изобретение, этот самый физик, оглаживая круглую черную бородку, аккуратно со всех сторон подстриженную, с любопытством смотрел на Игоря Сапрыкина.

– При какой температуре холодильника КПД двигателя будет равен единице?

– При абсолютном нуле.

– Почему?

– Ну, там... Ну, формула Карно... Там в знаменателе / первое минус t второе... Если t второе абсолютный нуль...

– Хорошо. А скажи, почему, когда идешь по сырому грунту, следы шагов сразу намокают?

– Ну, мокро же... Грунт-то сырой...

– Грунт сырой, и все же надо наступить, чтобы показалась влага.

Игорь замолчал. И Сергей, рядом сидевший, молчал.

И замерла ватага на последних партах, только Фокин чтото беззвучно шептал - Фокин, ни разу в жизни никому не подсказывавший. Костя тронул его за рукав и показал глазами: молчи!

– А эти... капилляры!
– заорал вдруг Игорь.
– Капилляры образуются! Ногой наступишь - грунт плотнее, получаются капилляры, и вот - мокрый след!

– Разумно, - сказал Лось, - и похоже на правду.

А скажи мне, Сергей Лазарев, скажи мне...

Сергей напрягся, как в спортзале перед решающей схваткой.

– Скажи мне, ради бога, почему сначала был бронзовый век, а потом железный. Почему не наоборот?

Сергей обмяк. Это же не физика! История! Он историю не учил!

На последних партах зашушукались. Наташа Лаптева посмотрела на физика с гневом. Нарочно с толку сбивает!

Вот все они такие, никогда с ними не договоришься! Всегда назло делают!

"Бронзовый век... железный век..." Игорь тупо перебирал слова, пытаясь сосредоточиться... В голове всплыло никчемное длинное слово "библиотека" и вертелось, мешая.

Сергей все усилия сосредоточил на том, чтобы забыть слово "библиотека", но чем больше он старался, тем прочнее держалось оно: "Библиотека, библиотека..." При чем тут библиотека? Спросил бы лучше закон Гей-Люссака... Шестьдесят вопросов выучил, и все мимо... Бронзовый век... Железный век... Библиотека...

Но, нарушая все уговоры. Костя громко и спокойно сказал в тишине, так что сразу спало напряжение:

– Лобную мышцу, Сергей.

Сергей улыбнулся, преувеличенно нахмурился, потом выпучил глаза, играя лобной мышцей, и тут же сообразил, успокоившись: да это же просто! Что он детские вопросики задает?

– А температура плавления?
– сказал Сергей.
– У бронзы-то меньше! Бронза-то вон на каком огоньке расплавится, а для железа какой огонь нужен?

– Сами посудите, Виктор Петрович!
– крикнул Роман Багаев.

И все зашумели, повскакали с мест, окружили физика - экзамен кончился, не было в нем больше смысла.

Игорь с Сергеем, ватага "Семь ветров" выиграли.

Они пошли из школы гурьбой, перебирая подробности операции.

Роман Багаев посочувствовал Елене Васильевне:

– А вам, наверно, завидно? Хотите, мы вот так же литературу выучим, все!

– Ой, ну пожалуйста, не надо! Я вас умоляю!
– смеялась Елена Васильевна.
– Это же какой-то... бронзовый век!

Ну и что? Бронзовый! А потом будет железный, атомный и какой там еще! Теперь все будет хорошо, потому что ватага их действительно как коммуна стала!

– Послушайте!
– забежал вперед Паша Медведев, потрясенный только что сделанным открытием.
– Стойте!

Все стойте! Вот был вопрос: "Кому на Руси жить хорошо?"

Слышите? Но это же и ответ! Никто не слышит? Это же ответ! "Ко-му-на-Ру..." - коммунару!

– Ну, мистика!-рассмеялась опять Елена Васильевна.

– Напрострел, - сказал Костя Костромин.

А что, дети, - коммуной, ватагой жить веселее и легче.

Но где ее взять, ватагу? Самим сделать. Ведь главное а жизни что? Главное в жизни - вовремя спохватиться!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГРОМ И МОЛНИИ

УЖЕ С ПЕРВОГО УРОКА ДЕВЯТЫЙ без буквы класс увидел, что Костя Костромин не в духе.

Давно не было этого с ним, почти с самого начала года, и вот опять сидит хмурый, безучастный или подает резкие реплики, от которых учителей оторопь берет. Пытались понять, в чем дело, пытались его встряхнуть, расспрашивали Машу Иванову, но и она, вещунья и колдунья, ничего не понимала.

– Поссорились вы, что ли? Ты ему нагрубила?
– спрашивала Галя Полетаева.

– И нагрубить нельзя вашему Косте? Носитесь с ним!
– отвечала Маша.

Но они не ссорились. Если бы поссорились, было бы легче. Поссорились помирятся. А теперь что?

Так продолжалось несколько дней, пока однажды на перемене Костя не постучался к Наталье Михайловне Фроловой, директору, и, как-то странно ерничая - она даже подумала: не пьян ли?
– протянул ей листок:

– Так что вот... Прошение... Прошу резолюцию... Вот здесь, наискосок: раз-ре-шаю... Или: не воз-ра-жаю...

Фролова, ничего не понимая, взяла листок и не поверила глазам своим: это было заявление об уходе из школы в связи с поступлением в вечернюю школу рабочей молодежи.

– А мама, отец знают?
– машинально спросила Фролова, чтобы оттянуть время и успеть сообразить, в чем дело, подготовиться.

– Во всех инстанциях утрясено.

– А Причины? Мне гороно не утвердит.

– Там объяснено: по личным причинам, по семейным обстоятельствам.

– Какие же у тебя семейные обстоятельства?

– Личные.

Она попыталась превратить дело Б шутку: так лично-семейные или семейно-личные? Но Костя отшутился вежливо и замолчал.

Будь на его месте любой другой ученик 18-й школы, она бы с ним и разговаривать не стала, она просто его за плечи бы обхватила и, болтая всякую чепуху, вывела бы вон из кабинета: иди, иди, милый!