Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

– Ах, вон оно что… – покосившись на своих парней, крестьянин озадаченно сдвинул на затылок круглую кожаную шапку. – Выходит, и вы от лихоимцев пострадали.

– Да еще как, дядюшка! Вон, парнишку-то нашего едва не убили… И знаете – кто?

– Кто?

– Мавры!

Услыхав про мавров, дядька аж присел, хлопнув себя ладонями по коленкам, и громко, торжествующим тоном, выкрикнул:

– Ну вот! А я что говорил? Мавры это были, вовсе не показалось мне, не послышалось. Да и не могло послышаться, я ведь в Магрибе, в плену два года провел – мавританскую речь понимаю.

– Так это мавры убили вашу собаку, дядюшка?

– Ладно собаку – пастушат выкрали!

Оглянувшись вокруг, Вожников подошел ближе, чувствуя, что юная ведьмочка нащупала-таки в кондовой душе деревенщины струнку, на которой можно сыграть, добившись расположения и ночлега:

– А где ты слыхал мавританскую речь, любезнейший?

– Да тут, у перевала, в орешнике, – крестьянин махнул рукой. – Шел на покос по горной тропе, вдруг слышу, у ручья голоса. Подкрался осторожненько – от чужаков, сами знаете, всего можно ожидать, вот и решил присмотреться… Там-то и понял все! О собаке они говорили, о пастушатах… и еще о ком-то – тут я не понял, о ком. Да и так ясно – пожаловали и в наши края людокрады, магрибские мавры.

– А не далековато им от моря-то? – усмехнулся князь. – Хотя бешеной собаке триста верст не крюк.

– Э-э, – услышав незнакомую речь, дядька снова насторожился. – А вы ж откуда будете, почтенный сеньор?

– Из Польши, – Егор развел руками. – Небось, не слыхали про такую страну?

– Не слыхали, – честно признался мужик. – Неужто и там добрые католики живут?

– О! Еще какие добрые! А у нас ведь с маврами счеты… – подумав, добавил князь. – И очень хотелось бы проучить этих гнусных негодяев! Мои ребята – крепки и отважны!

– И мои – крепки! – крестьянин хлопнул в ладоши. – И мы хотим мавров прогнать, пощипать им перья. Не так ведь магометан и много-то.

– А сколько?

– Да меньше дюжины! По крайней мере, я видел четверых.

– Славно! – подмигнув собеседнику, Вожников азартно потер руки. – И у меня, не считая раненого и девчонки, четверо. Да я сам – пятый.

– И у меня столько же найдется! Да еще в деревне – человек пять, – радостно сообщил мужик.

Князь широко улыбнулся:

– Так, может, мы…

– Я послал мальцов к орешнику. Должны скоро вернуться, доложить… Да вы заходите, чего встали? – проворно отворив ворота, крестьянин сделал приглашающий жест. – Отдохнете, поедим, чего бог послал. Туда, туда проходите, в дом. А вы… – хозяин обернулся к работникам. – Заканчивайте с навозом и будьте готовы. Хавьер!

– Да, дядюшка!

– Сбегай к соседским парням, позови.

Пока обедали (простая крестьянская пища: чечевичная похлебка с луком, овечий сыр, немного дичи и печеная радужная форель из ближайшего ручья) явились посланные к орешнику «мальцы» – двое, лет по шестнадцати, парней, смуглых, с обветренными, не отличавшимися особой приветливостью, лицами и грубыми крестьянскими руками.

– Ну, что там? – выплюнув на пол рыбью кость, поинтересовался дядюшка Пепе – так звали крестьянина, по определению Вожникова – явного кулака.

– Четверо их, дядюшка, – шмыгнув носом, доложил один из парней. – Говорят не по-нашему, непонятно. Главарь – по повадкам вроде бы кабальеро. Все вооружены – мечи, сабли, короткие копья, луки со стрелами, два арбалета. Даже кольчуги и панцири есть! И дюжина лошадей. Кони добрые, однако под соху да борону не пойдут.

– Воинские, значит, лошадки-то.

Оставив в деревне раненого дона Эстебана и – несмотря на все ее просьбы – Аманду, Вожников и его ватажка присоединились к деревенским парням под предводительством местного старосты дядюшки Пепе. Кроме парней с палками и цепами, еще было трое угрюмых, вооруженных вилами, мужиков, да сам староста с переделанным из старой косы копьецом, похожим на те, что были в ходу в Чехии, у гуситов. На поясе у Егора висел короткий меч, подарок капитана Гильермо Ньезы, ватажники же – Альваро Беззубый, Рвань, Рыбина и Лупано – были вооружены попроще, тем, что нашлось в деревне – дубинки, топоры, серп. С воинским отрядом таким оружьем, конечно, не справишься, однако здесь было совсем другое дело – во-первых, мавров всего-то четверо, а во-вторых – нападать-то собирались по-крестьянски внезапно, без всякого глупого благородства. Как сказал дядюшка Пепе – лучше всего было бы перерезать горла спящим. И правда – чего умничать-то? Однако мавры – люди военные, наверняка выставят часового, так что возьми их попробуй! Оставалось одно – навалиться внезапно всей кучей, а там уж – как бог даст.

– Хотя бы одного надобно в плен взять, – шептал по пути Вожников. – Вдруг да это не вся их шайка? Вдруг да еще кто-нибудь есть? Расспросить, разузнать надобно.

– Попробуем и в плен, – сдержанно обещал староста, поглядывая на своих. – Правда, мои-то парни дубинушкой бьют от души, могут и не рассчитать.

– Ничего. Мои, я думаю, рассчитают.

– Тсс! – внезапно остановившись, дядюшка Пепе предостерегающе поднял руку. – Тихо всем. Близко уже.

Ватажники и деревенские (союзники, как называл про себя князь), отправились к орешнику еще ночью – дорога-то была хорошо известна, к тому же в небе ярко светила луна. Спокойно спустились с перевала, свернули в лесок… а уж там-то пришлось ждать, когда хоть немного рассветет, густые кроны деревьев и высокие раскидистые кусты не пропускали лунного света ни капли, кругом было темно, хоть выколи глаз, даже пальцев на руке не видно.

– Ничего, – шепнув, староста кивнул вверх, – светает уже. Немного нам ждать и осталось.

Подняв голову, Егор посмотрел на матово-черные ветви, контрастным негативом выделяющиеся на фоне светлеющего на глазах неба. Вот, кажется, и первый лучик сверкнул… нет, показалось… и все же…

– Пошли, – шепотом передал по цепочке дядюшка Пепе.

Все поднялись, зашагали по узкой, окруженной густым подлеском тропе, след в след, как индейцы. Где-то рядом забила крыльями ночная птица, кто-то яростно заклекотал, защебетал, засвистел…

Когда вышли к ручью, сделалось уже заметно светлее, хотя солнце еще не вышло из-за гор, и все же Вожников прекрасно видел журчащий в обрамленьи черных камней ручей, густые заросли орешника, кусты малины, смородины и желтого дрока. Вот гулко, с протяжным эхом, закуковала кукушка, забил – точка-тире – трудолюбивый дятел, вскрикнул-выкрикнул дрозд. И – слева, в орешнике, всхрипнув, заржала лошадь. Похоже, пришли…

– Тут они где-то, – обернувшись, прошептал дядюшка Пепе.

И тотчас же просвистела в воздухе пущенная вслепую, на шепот, стрела, ткнулась со всей злобой в извилистый ствол туи, задрожала с досадою, а предрассветную тишину прорезал резкий и громкий крик.

– А ну, навались, парни! – скинув косу-копье, столь же громко воскликнул староста. – Вперед!

И правда. Теперь уж нечего было таиться, ждать.

Броситься на врага! Быстрее, быстрее… Ветки в глаза. Сучки под ногами, а в крови – азарт! Бегом, бегом. Не упасть бы…

Вот кто-то из деревенских упал, тяжело повалился. Не споткнулся – короткая арбалетная стрела ударила, пронзила насквозь грудь.

– Скорей, скорей, парни! Ага!

Выскочившие из шалашей мавры встретили внезапный налет более чем достойно, без лишней суеты и криков. Опытные воины, они, сколько могли, достали нападавших на расстоянии – стрелами из арбалетов и лука, после чего, чуть отступив к лошадям, схватились врукопашную, и тут уж «союзникам», несмотря на численный перевес, пришлось несладко. Еще бы – деревенские парни и подростки из Манресы против уверенных в себе, закаленных в многочисленных схватках авантюристов Пророка! Послышался звон мечей и сабель, а вот глухих ударов дубин что-то было не слыхать… раздавались лишь стоны. Схватившись за бок, упал на камни один из нападавших, за ним – другой, третий… пятый…