Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна
Шрифт:
Павлинов сбросили со стола появившиеся из его недр барашки на вертелах. Длинные перья замели по полу. Фонтанчики обдавали сияющую медовую корочку вином – оно шипело и превращалось в пар. Еда проваливалась назад в открытые панели и падала на раскаленные докрасна нагревательные элементы. Ридра почувствовала запах горелого. Она рванулась вперед, поймала за руку чернобородого толстяка:
– Капрал, выводи ребят!
– А я чем занимаюсь?!
Ридра метнулась в противоположную сторону, перепрыгнула стол. Из курящейся расселины как раз поднимался прихотливый восточный десерт: горячие обжаренные бананы сперва окунались в мед, а потом должны были катиться на тарелки по горкам из толченого льда. Но только теперь
– Вот что называется поскользнуться на банане по-богатому! – заметил Калли. – Что будем делать, капитан?
– Бери Моллью и Рона – и живо на корабль!
Поднялись кофейники, врезались в тушки на вертелах, перевернулись, и кругом разлетелась кофейная гуща и кипяток. Прижимая к груди обваренную руку, завизжала женщина.
– Что-то настроение пропало, – сказал Калли. – Поищу ребят.
Мимо пробегал Капрал. Ридра ухватила его за руку:
– Слушай, что такое бандикут?
– Злобный такой зверек. Сумчатый, кажется. А что?
– Да, точно. Вспомнила. А талассемия?
– Ну ты нашла время спрашивать. Типа анемии.
– Это я знаю. А поточнее? Ты же наш корабельный врач.
– Так, секунду… – Он прикрыл глаза. – Было про это в гипнокурсе. Ага, вспомнил. Это наследственное. Примерно то же самое, что серповидноклеточная анемия, только у европеоидов. Эритроциты разрушаются, потому что разрываются гаптоглобиновые связи…
– …гемоглобин выходит в плазму, и клетки разрывает осмотическое давление. Все ясно. Делаем ноги.
Озадаченный Капрал двинул к выходу, Ридра побежала за ним, поскользнулась на винном шербете и схватилась за Когтя, чья туша теперь поблескивала над ее головой.
– ’олегче, ка’итан!
– Давай, красавчик, сматываться надо!
– Садись – ’одвезу.
Он с ухмылкой приставил полусогнутую в локте руку к бедру; Ридра ухватилась за нее и вскарабкалась ему на спину; руками вцепилась в плечи, ногами обхватила бока. Под ней вздулись одолевшие Серебряного Дракона огромные мускулы. Их обладатель скакнул вперед, перемахнул через стол и приземлился на четыре лапы. Гости перед саблезубым золотым чудищем бросились врассыпную. Ридра и Коготь устремились к арочному проходу.
V
В голове мутной пеной плещется исступленное изнеможение.
Пробившись сквозь эту муть, она влетела в каюту на «Рембо», включила интерком:
– Капрал, все ли…
– Весь личный состав на борту, капитан.
– Бестелесные…
– Все трое на месте.
Тяжело дыша, проход во входной люк загородил Коготь.
Она переключилась на другой канал – комнату наполнили звуки, напоминающие музыку.
– Хорошо. Еще идет.
– Это оно? – спросил Коготь.
Она кивнула:
– Вавилон-семнадцать. Пишется автоматическая стенограмма, изучу позже. Ладно, была не была.
Она щелкнула тумблером.
– Что?
– Я заранее надиктовала кое-какие сообщения. Хочу отправить. Может, пройдут.
Она закончила первое и запустила второе.
– Я пока язык так себе знаю. Самую малость. Сейчас такое чувство, будто на сцене идет Шекспир, а я кричу из зала непотребности на пиджине.
Загорелся индикатор вызова по внешней линии. Встревоженный голос заговорил:
– Капитан Вон, это Альберт Вер Дорко. Случилось большое несчастье, у нас тут страшная неразбериха. Я вас у брата не застал, но диспетчеры доложили, что вы запросили разрешение на немедленный взлет и гиперстатический прыжок.
– Я ничего не запрашивала. Только вывела экипаж в безопасное место. Вы выяснили, что происходит?
– Но мне сказали, вы уже готовитесь к взлету. У вас чрезвычайные полномочия, и я не могу отменить ваше распоряжение, но я бы хотел попросить
вас задержаться, пока мы во всем не разберемся. Если, конечно, у вас нет неотложных…– Мы не взлетаем, – перебила его Ридра.
– Еще не хватало, – влез Коготь. – Я еще и к кораблю не ’одключился.
– Ваш автоматический Джеймс Бонд, кажется, сошел с ума. – Снова Ридра.
– Бонд? – переспросил Вер Дорко.
– Мифологическая аллюзия, извините. «ТВ-пятьдесят пять» спятил.
– Знаю. Он убил моего брата и еще четырех важнейших сотрудников. Уничтожены ключевые люди, как будто все специально спланировано…
– Так и есть. «ТВ-пятьдесят пять» кто-то взломал. Нет, не знаю как. Свяжитесь лучше с генералом Форестером в…
– Капитан, диспетчеры говорят, что вы подаете сигнал на взлет! Это вне моей компетенции, но вам следовало бы…
– Капрал, мы что, взлетаем?!
– Конечно. Ты же сама отдала приказ, экстренный выход в гиперстазис.
– Коготь еще даже не подключился, идиот!
– Но ты ведь дала добро тридцать секунд назад. Да подключился он. Я только что говорил…
Коготь, громыхая, подошел к Ридре и рявкнул в микрофон:
– Я стою рядом с ней, ту’ица! Хочешь врезаться в Беллатрикс? Или вынырнуть в центре новой? Без у’равления сносит в сторону самой большой массы!
– Но вы только что…
Позади них что-то заскрежетало. Резкий рывок.
В динамиках голос Альберта Вер Дорко:
– Капитан Вон!
Крик Ридры:
– Идиот, вырубай генераторы стас…
Но свистящие звуки генераторов уже перекрывали фоновый рев.
Еще рывок. Она еле удержалась за край стола, увидела, как взмахнул когтем пилот.
И…
Часть третья. Джебель-Тарик
…С тобой вступила в нерушимый пакт молчания…
I
Абстрактные мысли в голубой комнате. Номинатив, генитив, элатив, аккузатив-один, аккузатив-два, аблатив, партитив, иллатив, инструктив, абессив, адессив, инессив, эссив, аллатив, транслатив, комитатив. Шестнадцать падежей финского существительного. Странно: а есть языки, где только единственное и множественное. Американские индейцы обходились даже без числа. Кроме сиу, но там множественное было только у одушевленных. Голубая комната круглая, теплая, гладкая. А по-французски и не скажешь просто – теплая: либо жаркая, либо еле теплая. Если нет слова, как об этом подумать? Да даже если и есть слово, но нет нужной формы – то как? Надо же, в испанском пол есть у всего: у собаки, у стола, у дерева, у консервного ножа. А в венгерском все бесполые: он, она, оно – одно и то же слово. Ты мой друг, но вы мой король – так говорили на английском времен Елизаветы I. Но в некоторых восточных языках, где почти нет ни родов, ни чисел, вы мой друг, вы мой родитель, а ВЫ мой священник, а ВЫ мой король, а Вы мой слуга, а Вы – мой слуга, которого я завтра же рассчитаю, если Вы не возьметесь за ум, а ВЫ – мой король, с чьей политикой я совершенно не согласен, и в голове у ВАС не мозги, а опилки, а ВЫ, может, мне и друг, но если ВЫ еще раз мне такое скажете, я ВАМ такую затрещину влеплю…