Вавилонская башня

Так как основная часть упомянутых здесь письменных источников давно вошла в научный обиход, то за многие годы успела накопиться обширная литература, посвященная им. Особенно в первые десятилетия нашего века многие ученые, да и дилетанты уделяли большое внимание данной теме, вызывавшей оживленный религиозно-исторический интерес отчасти еще и потому, что она тесно увязывалась с раскопками в Вавилоне. Отдельным исследователям была свойственна в эту пору тенденция проводить на основе вавилонских письменных источников и археологических находок далеко идущие сопоставления религий, в частности воззрений и заповедей христианства и иудаизма, с вавилонскими преданиями. С тех пор от сопоставлений такого рода успели отойти, так как поняли, что выводы о наличии внутренних связей, постулируемых на основании имеющегося внешнего сходства, весьма сомнительны, даже если у явления обнаруживаются некоторые общие корни. Поэтому, например, оказался не прав известный ассириолог X. Циммерн, проводивший прямые параллели между событиями, происходившими во время вавилонского новогоднего праздника, с одной стороны, и историей страстей Христовых — с другой. Некоторые результаты прежних исследований теперь вызывают скепсис и требуют осторожности. Сейчас скорее проявляется тенденция не считать предлагаемые выводы окончательными и все ставить под сомнение. Эта в принципе правильная и заслуживающая одобрения позиция может, однако, привести к крайностям, и тем самым вообще лишить нас возможности прийти к каким бы то ни было общим выводам, тогда как именно они являются целью любого научного исследования.

Новогодний праздник представлял собой не просто религиозную церемонию с молитвами, шествиями и жертвоприношениями, но одновременно и политическое событие; с его помощью царь всякий раз снова обеспечивал себе благосклонность богов и утверждал свое право на власть. В нововавилонский период царю уже не оказывались божеские почести, как в конце III и начале II тысячелетия, но он выступал в качестве наместника божества на земле и считался верховным жрецом. Поскольку на царе лежала ответственность за судьбу страны, ему надлежало лично выполнять многочисленные культовые действия, к которым также относилось и участие в новогоднем празднике. Неоднократно возобновлялись споры ученых о том, отожествлялось ли проведение новогоднего праздника с утверждением царя правителем страны на наступающий год. Очевидно, здесь существовала взаимосвязь, но не в том смысле, что царь считался смещенным, если праздника не проводилось. Однако «непоявление» царя привлекало к себе внимание и отмечалось в хрониках. Так, в Анналах Набонида говорится: «Царь в месяце нисане не прибыл в Вавилон, Набу не прибыл в Вавилон, Мардук не вышел, Праздник акиту не состоялся»^{45}.

Как уже говорилось, Набонид годами не появлялся в Вавилоне, чем вызвал к себе особенно враждебное отношение жрецов Мардука, лишенных возможности праздновать Новый год. Набонид не позаботился и о заместителе, хотя в отдельных случаях допускалось, чтобы при проведении новогоднего праздника царя заменял его близкий родственник, предпочтительно наследный принц. Даже в те времена, когда в Вавилоне правили чужеземцы, они с должным почтением относились к новогоднему празднику, давая понять, что ценят его. Например, ассирийские цари не пропускали этого события в Вавилоне, и даже персидские правители считали необходимым подчиняться предписаниям, связанным с ним. Так, Кир вместо себя послал в Вавилон для проведения новогоднего праздника своего сына Камбиза. Известны случаи, когда при проведении новогоднего праздника жрецы готовы были довольствоваться хотя бы наличием одеяния царя. Сохранилось письмо, в котором ассирийского царя Асархаддона просят прислать свой наряд в Харран на Праздник акиту.

Празднование в храме

В Вавилоне центром проведения новогоднего праздника были святилище Мардука Эсагила и ступенчатая башня Этеменанки. Первые дни посвящались приготовлениям в самом храме. Они состояли из молитв и культовых очищений. Так, в ритуале, относящемся к Новогоднему празднику в Вавилоне, говорится:

«Второго нисана, за два часа до окончания ночи, встает жрец-шешгаллу и моется речной водой. Он становится перед Белом и расстилает льняные одежды. Он будит Бела и обращается к нему со следующими стихами:

Бел, чей гнев не имеет подобия,

Бел, благой царь, господин стран,

делающий благосклонными великих богов,

Бел, ниспровергший своим взглядом могучих,

господин царей, свет человечества, распределяющий сyдьбы,

Бел, твое жилище — Вавилон, Борсиппа — твоя тиара…»

После произнесения полного текста молитвы жрец предупреждает, что она должна храниться в строгой тайне:

«21-я строка. Тайна Эсагилы.

Кроме жреца-шешгаллу из Экуа пусть Бел никому не показывает!»^{46}

В ходе дальнейших ритуальных действий совершались жертвоприношения, сопровождавшиеся музыкой и пением специальных певцов. Из текста ритуала следует, что особенно искусным ремесленникам, а именно златокузнецу и столяру-резчику, отдавался приказ изготовить несколько изображений (каких, неясно). Для этого из сокровищницы выдавали душистую древесину кедра и тамариска, золото и драгоценные камни. Все это, вероятно, шло на изготовление деревянных фигур, украшенных позолотой и драгоценными камнями. Возможно, их наряжали в одежды и снабжали соответствующими атрибутами. Каково было назначение этих фигур, из текста ритуала не видно; сказано, однако, что на шестой день после прибытия Набу «носители мечей» обезглавливали их, а затем фигуры сжигались.

Многочисленные культовые действия (здесь в качестве примеров приведены лишь некоторые из них) надлежало выполнять очень тщательно с соблюдением всех предписаний. Малейшая небрежность могла, по представлениям вавилонян, нарушить ход всего праздника. Поэтому в записях ритуалов фиксировались мельчайшие подробности, а также текст произносимых молитв. Непременной составной частью любого праздника являлись разнообразные и притом весьма обильные жертвоприношения; нетрудно понять, что одной этой причины было достаточно, чтобы жречество строго придерживалось обычаев. Ведь жертвоприношения заметно способствовали обогащению храма. Как видно из текста ритуала новогоднего праздника в храме Ану в Уруке, объем одних только пищевых подношений был чрезвычайно велик:

«Для большой утренней трапезы на протяжении всего года по семи наилучших баранов, жирных, чистых, двухгодовалых, откормленных ячменем; барана калу в виде постоянного жертвоприношения, толстого, выпоенного молоком. Всего восемь баранов в виде постоянного жертвоприношения. Большого быка, молочного теленка и десять толстых баранов обыкновенных, не откормленных ячменем…»^{47}

Кроме того, в перечень входило большое количество молока, молочных продуктов, зерна, хлеба, растительного масла, овощей, фиников, пива, пальмового вина и яиц. Важно, что здесь названа лишь часть постоянных жертвоприношений, тогда как праздничные жертвоприношения увеличивали во много раз.

Соблюдение ритуалов следовало заведенному порядку, определявшемуся по созвездиям, так как их движение самое позднее в I тысячелетии до нашей эры стало увязываться с новогодним праздником. Соответствующие знания, являвшиеся прерогативой вавилонских жрецов, приобретали все большее значение и тем самым обеспечивали их носителям тот высокий авторитет, которым они пользовались как астрологи и астрономы в тогдашнем мире. В Греции они были известны под именем халдейских звездочетов. Восхищение астрологическими познаниями вавилонских жрецов сохранилось до средних веков. Проведение Новогоднего праздника непременно сопровождалось наблюдением созвездий, необходимым для определения момента выполнения отдельных ритуальных действий. Жрецу-шешгаллу надлежало ночью обратиться с молитвой к созвездию Ику, считавшемуся небесным подобием Вавилона.

Как сказано выше, «Поэма о сотворении мира» играла в ходе праздника весьма важную роль. После молитвы к Ику жрец, обращаясь на сей раз к Мардуку, полностью произносил текст этой поэмы, известной также под названием «Энума элиш». Мардуку, которого в поэме при обращении к нему чаще именуют Белом, т. е. господином, здесь как главному герою сказания оказывалось особое почтение.

Прибытие Набу в Вавилон

Наряду с Мардуком одним из важнейших персонажей новогоднего праздника являлся бог Набу. В его резиденции, храмовом участке Борсиппы, происходили обширные приготовления в связи с его выездом в Вавилон. Набу считался сыном Мардука, к тому же его особенно почитали как бога писцов и искусства письма. С такой его функцией связывали осведомленность Набу о судьбах мира, поэтому к нему обращались как к богу мудрости. Полагали, что упомянутые в «Поэме о сотворении мира» таблицы судеб могли быть написаны им и временно хранились в «Чертоге судеб», находившемся в его храме. Начиная с III тысячелетия до нашей эры этим таблицам приписывалось особое значение, и владение ими давало основание притязать на мировое господство. Мардуку эти таблицы, согласно мифу, достались после его победы над Тиамат. Обладание ими расценивается в «Поэме о сотворении мира» и в других мифах как одно из высших благ.

Многие властители, будь то цари вавилонские, ассирийские или — позже — персидские, похвалялись своими значительными дарами в пользу храма Набу. Для процессии бога Набу, как уже говорилось, была проложена дорога, которая вела от участка Эзиды на северо-запад через весь город до канала Борсиппы. Дорога эта поверх основания из обожженного кирпича была вымощена красными и белыми плитами из брекчии (сцементированных обломков горных пород) и известняка; статую Набу везли, вероятно, на повозке до самого канала. На этом пути существовали определенные места, где процессии полагалось останавливаться. В царских надписях упоминаются, например «Высокие ворота» с драгоценным убранством и «Разноцветные ворота». На канале статую божества ожидал корабль. При постройке на него ушло около восьми центнеров красного золота и много древесины ценных пород, а также драгоценных камней. Статуя божества во время плавания в Вавилон находилась в великолепной каюте.