Вавилонская башня

«Улицы Вавилона, Дорогу процессий богов Набу и Мардука, моих владык, чей путь Набопаласар, царь Вавилона, мой родитель, асфальтом и обожженным кирпичом устлал: Я, мудрый, благочестивый, преклоняющийся перед их владычеством, насыпал поверх асфальта и обожженного кирпича мощный слой чистой земли; асфальтом и обожженным кирпичом, как главную улицу, укрепил я ее середину. О Набу и Мардук, если по этим дорогам вы радостно пройдете вашей процессией, то пусть мои богоугодные дела окажутся на ваших устах! В жизни на далекие дни, в благополучии тела, в радости сердца, чтобы перед вами по ней (дороге) идти, пусть я состарюсь в вечности!»^{53}

Дорога процессий именовалась «аибуршабу», что в переводе означает: «Пусть не существует тайный враг». Стены вдоль дороги были украшены изразцовым фризом высотой 2,95 метра, с полосами из розеток и с шагающими между этими полосами львами, священными животными богини Иштар. По данным раскопок, длина дороги вне города составляет около 250 метров, ширина — от 20 до 24 метров. Дорога вымощена не только обожженным кирпичом, но и плитами, образующими три пешеходные дорожки: по сторонам — две белые, а в середине — красную.

Можно думать, что именно здесь происходила та часть праздника, в которой наиболее оживленное участие принимал простой народ. Вероятно, уже в Доме новогоднего праздника людей потчевали едой и напитками, чтобы они тоже могли разделить общую радость по поводу счастливого возвращения Мардука. Конечно, за великолепным шествием богов следовали жители, чтобы, взирая на священные статуи, самим тоже снискать их особую милость. Вероятно, в храмах и на улицах продавались освященные копии предметов, употреблявшихся во время праздника: вылепленные из глины маленькие кроватки, столики, колесницы, кораблики и колокольчики. Не исключено, что участники могли также уносить домой на память глиняные фигурки, изображавшие обнаженную женщину с младенцем, вероятно богиню-мать, а также фигурки участников праздничных обрядов.

Дорога процессий вела к облицованным сверху донизу синими глазурованными изразцами Воротам Иштар, полное имя которых в переводе звучит: «Иштар ниспровергает того, кто поднимается против нее». Рельефные изразцы на воротах слагались в изображения священных животных, сопровождавших богов-участников праздника, а именно священного быка бога Бури и «мушхушшу» — дракона, сказочного спутника Мардука. На пороге у ворот стояли, как сказано у Навуходоносора, «мощные быки из бронзы и страшные чудища»; створки дверей были сделаны из кедра и окованы бронзой; пороги и дверные оси — из меди.

За Воротами Иштар, в черте города, дорога не была украшена; во всяком случае, Кольдевей при раскопках никаких разноцветных обломков не обнаружил. Однако мощение дороги плитами продолжалось вплоть до самого храмового участка бога Мардука. В черте города Дорога процессий звалась иначе, а именно: «Иштар — защитница своих войск». Прежде чем попасть в Эсагилу, следовало перейти мост через канал Либильхегалла. Судя по тому, что в надписи Навуходоносора говорится о своде, сооруженном из кедра и сосны и окованном бронзой, мост этот имел крышу.

Вероятно, шествие богов вступало на участок Вавилонской башни через монументальные ворота во внутреннем кольце ограды Этеменанки. Сколь долго шествие пребывало там, остается неясным. Затем процессия пересекала огромный двор и попадала в Эсагилу через одни из ворот, имевшихся с южной стороны участка, окружавшего Башню. По-видимому, Мардуку, прежде чем вернуться в свою святая святых, надлежало еще раз воссесть на свой трон во дворе, где происходило собрание всех богов; лишь после этого статую относили или отвозили обратно в святая святых, где она пребывала до следующих праздничных ритуалов. Набу также возвращался со свитой водным путем назад в Борсиппу. Отправлялись в обратный путь и фигурки богов из храмов Вавилона и других городов.

Башня как культовое сооружение

В описании праздничного ритуала пока не удалось найти упоминаний о действиях, непосредственно связанных с зиккуратом. Это трудный вопрос, в нем многое неясно. «Священный брак», игравший в шумерской религии центральную роль, возможно, еще продолжал сохранять свое значение и в последующие тысячелетия. Однако нет оснований с уверенностью утверждать, что эта церемония происходила именно во время новогоднего праздника. Хотя многие исследователи придерживаются мнения, что как наиболее важная составная часть Праздника акиту она должна была войти и в новогодний праздничный церемониал. И все же место совершения этой церемонии пока остается спорным.

Для шумерской поры с известной долей уверенности принята локализация опочивальни на зиккурате; что это оставалось так и в последующие периоды, можно только предполагать. Из описания Геродота известно, что в храме, на вершине зиккурата, находилось красиво убранное ложе, на которое иногда нисходил бог; никому не позволялось проводить там ночь, кроме одной-единственной местной женщины. Здесь можно видеть намек, хотя и очень поздний, на то, что «священный брак» происходил в верхнем храме. Еще важнее содержащееся в так называемой «Табличке об Эсагиле» упоминание о существовании в святилище Мардука на ступенчатой башне огромного ложа, предназначенного для этого божества.

О совершении «священного брака» между богом Набу и его супругой Ташметум в одной надписи можно найти некоторые интересные подробности:

«Второго айара облачается «Невестин Набу» в платье бога Ану и во время первой ночной стражи выходит из Эзиды, сияя, как бог Луны; как Син в пору своего восхода, озаряет он тьму, направляет свои шаги к Эхуршабе; сияя, отправляется туда и является к государыне. Все приготовлено для свадьбы. В Эхуршабе он распространяет сияние, подобное дневному. На ложе сладчайшей ночи возлежат они вновь и вновь для сладчайшего сна»^{54}.

Сведения об этом обряде содержатся и в других текстах I тысячелетия до нашей эры, так что нет причин отказываться от соответствующего предположения и применительно к Мардуку и его супруге Царпанитум. Если считать, что «священный брак» действительно совершался во время новогоднего праздника, то наиболее вероятным окажется момент вслед за возвращением из Дома акиту. После окончания прочих важных церемоний этот акт становился как бы финалом всех торжеств. Так как для него скорее всего избиралось ночное время, то, вероятно, самой подходящей могла быть ночь с одиннадцатого на двенадцатый день празднества. Свидетельства шумерской поры позволяют считать, что телесное соитие, будь то фактическое или символическое, вместо богов совершали царь и жрица высокого ранга. Упоминание Геродота на этот счет, возможно, следует рассматривать как подтверждение того, что такое бывало и в более поздние времена.

Приведенные выше тексты и факты не снимают всех проблем, так что вокруг Вавилонской башни и ее функций до сих пор не утихают споры. Была ли она только непомерной по величине «подставкой» для помещения, в котором свершался «священный брак», или там происходили и другие торжественные церемонии? Часто приводятся также соображения в пользу того, что Башня служила одновременно и гробницей. Обоснование этой точки зрения часто встречается у греческих и римских авторов. Так, Страбон сообщает о «гробнице Бела, разрушенной, как утверждают, Ксерксом». Полагают, что Диодор Сицилийский считал «гробницей Нина» башню в Ниневии. Корни такого понимания уходят далеко в глубь времен, что подтверждается ассирийским комментарием, касающимся порядка проведения празднеств, где зиккурат назван гробницей бога Ану. В давних научных исследованиях высказывалось мнение, что храмовая башня была если не гробницей Мардука, то по крайней мере местом его заключения во время культовой драмы, разыгрывавшейся во время новогоднего праздника. Эта гипотеза в наше время почти не пользуется признанием.