Вавилонская башня
Шрифт:
— Я вас вот ещё о чём хочу попросить, — посмотрел на неё офицер. — Нам для этого дела надо что-нибудь кисленького, лучше огуречного рассола.
— Будет вам рассол.
Офицер и директор ушли. Сержант остался стоять на посту до прихода смены или пока прокурор не проснётся.
Целую неделю Кузьма не мог остановиться от приёма "лекарства". Стоило жене только открыть рот, чтобы образумить мужа — она сразу нарывалась на такую площадную брань, которую даже не слышала у пивных от алкоголиков, полностью потерявших человеческий облик. Самое обидное, что бедная женщина не могла
Наташа, конечно, слышала о такой беде, как алкоголизм, но это было где-то очень далеко. Более того, причина этого недуга, по мнению жены прокурора, была элементарная распущенность. Поэтому представить себе, что алкоголиком сможет стать такой высоконравственный человек, как её муж, не укладывалась в голове. Разгадка этих неожиданных перемен пришла также неожиданно, как и сами перемены. Раздевая мужа, который вернулся откуда-то пьяный и грязный, Наташа услышала от него в свой адрес:
— Сука! Удушил бы собственными руками гадину, если бы не была матерью моего сына.
— За что, Кузя? — спросила Наташа сквозь слёзы.
— За что? А за что ты со своей подружкой Ферзя на нары усадила?
После этой фразы глаза Кузьмы закрылись, и раздался храп.
Однако если муж спал крепко, то жене было совсем не до сна. Она перебирала в голове последние годы жизни и пыталась взглянуть на них глазами мужа. Внутренний мир Кузьмы был наполовину закрыт для жены. Это было понятно: как офицер НКВД, а впоследствии прокурор, муж никогда не делился своими служебными тайнами с домашними. Но у Кузьмы были не только служебные, но и личные тайны. Вернее не тайны, а темы, которые муж никогда и ни с кем не обсуждал. Всякий раз, когда разговор заходил о партизанских годах войны или произносились слова: командир, Ферзь, Николай или Василий, разговор тут же переводился на другую тему.
Услышав кличку фронтового товарища мужа, Наташа догадалась, что натворила. И хотя не она разбила статую Сталина, а эта спесивая дура — Шура, её вина не становилась легче. Она не только коснулась запретной темы, она была причастна к тому, что фронтовой товарищ её супруга, выйдя из тюрьмы, снова оказался на нарах. Проведя всю ночь в раздумьях, Наташа не нашла ничего лучше, как отправиться за помощью к своему злейшему врагу.
— Заходи, — холодно сказала ей Маша. — Видно сильно тебя припекло, коли пожаловала.
Наташа прошла в небольшую по её меркам комнату и села на диван.
— Повиниться перед тобой хочу…
— Врёшь, — прервала её Маша. — Такие как ты никогда не будут виниться. Шкуру свою спасаешь — это может быть. Давай договоримся, если снова начнёшь врать — разговора не получится.
Наташа опустила голову и тихо сказала:
— Хорошо.
— Ну что ж, тогда продолжай.
Маша рассказала всё, что они сделали с Шурой.
— Неужели ты всё это сделала из ревности?
— Нет.
— Зачем же тогда?
— Понимаешь, Кузьма занимает определённое место в обществе и знакомство с дворником может нанести большой вред его карьере.
— А подружке твоей, зачем это надо было?
— Не знаю. Наверное, за компанию.
— Да, хорошая у вас компания. Я так понимаю, что Кузьма каким то образом
узнал про ваши приключения?Наташа молча кивнула головой.
— На что же ты рассчитывала? Неужели думала, что профессиональный следователь не разберётся в судьбе своего друга?
— Но ведь я не разбивала Сталина.
— Какая разница. Ты во всём этом участвовала.
— Значит, ты считаешь, что ничего нельзя сделать?
— Честно говоря, я не пойму, почему ты пришла за помощью ко мне?
— Да, действительно.
Наташа поднялась с дивана и направилась к выходу.
— Тебе муж никогда не рассказывал, про вавилонскую башню? — остановил в дверях Наташу голос хозяйки.
Женщина моментально вернулась на своё место и с надеждой посмотрела в глаза своей собеседнице. Ей показалось, что та произнесла что-то очень важное, что в её словах был тот самый ключ, который мог открыть дверь, разделяющую супругов.
— Говорил, — с надеждой произнесла она.
— И что ты поняла?
— Ничего. Это библейская сказка, которая к нашей жизни никакого отношения не имеет.
— Не имеет?
— Конечно, ведь это было очень давно.
— Почему давно? Это происходило раньше, происходит сейчас и будет происходить в будущем. Все люди связаны с этой башней. Одни строят её, другие хотят разрушить. Ты строишь, а твой муж разрушает.
— Я ничего не понимаю, — расстроено ответила Наташа. — Я вообще никогда не читала Библию.
Надежда, которая только что сверкнула, снова погасла. Зачем она пришла сюда? Неужели здесь можно рассчитывать на сочувствие. Эта дворничиха явно издевалась над ней. Но другого и не могло быть. Если бы кто-нибудь сотворил бы то, что сотворила она с этой женщиной, то рассчитывать на библейские сказочки не пришлось бы. Наташа, просто бы уничтожила противника. Жена прокурора встала и во второй раз пошла к двери.
— А мне жаль тебя, — услышала она за спиной.
— Теперь ты врёшь, — ответила она Маше. — Тебе не может быть меня жалко.
— Почему?
— Потому что на твоём месте, я бы просто убила такую, как я.
— А мне всё равно тебя жалко.
— Почему?
— Потому что у тебя нет выхода и никогда не будет.
Маша злорадно ухмыльнулась.
— Это у тебя нет выхода! Это ты жена зэка и дворничиха. Пусть мой муж не любит меня, зато я жена прокурора, а это кое-что значит.
Наташа хлопнула дверью и, кляня себя за то, что пришла к этой плебейки, пошла домой. Сдаваться супруга прокурора не собиралась. Она сама, призвав на помощь все свои женские чары, вернёт всё, что ускользало из её рук. Вернёт и уже никогда не выпустит. Единственной загвоздкой была водка. Когда муж был под градусом, женские чары не действовали. Но это временно. Не может же он быть пьяным всегда? Должен же он когда-то протрезветь?
Неизвестно, как в остальном, но в этом Наташа была абсолютно права. Какой бы сильный запой не был, он всегда имеет конец. Как-то проснувшись, Кузьма не стал искать водку, а оделся и ушёл из дома. Прокурор зашёл на почту и заказал разговор с Москвой. Целый час он ждал пока дадут связь со столицей, целый час пришлось сидеть в душной маленькой комнатке, чтобы поговорить всего несколько секунд.
— Вася, — сказал он, — Тот, через кого я хотел перепроверить информацию, оказался противником. Других каналов у меня нет — только враги.