Вчерашняя быль
Шрифт:
– - А где трубочка? Большая?
– - Нет, вроде как от лейки. Начальник себе взяли.
В это время по коридору раздались грузные шаги служителей, и они вошли в камеру, оставив у дверей носилки.
Кротов помог им поднять девушку и сам придержал ее голову.
– - Кладите тише, так!
– - он прикрыл ее платком й шубой, которая висела на вешалке.
– - Несите, не встряхивайте. Скажите Кузьме Никифоровичу, что я сейчас буду.
Служители подняли носилки и пошли.
Кротов направился в кабинет начальника. Тот сидел за столом и с азартом говорил помощнику:
– -
– - обратился он к Кротову. Будет жива?
– - Ничего не могу ответить. У вас, сказывают, трубочка какая-то, в которой порошок был. Хочу вымерить.
– - Есть, есть!
– - начальник открыл ящик стола и, вынув две жестяных трубки, протянул их Кротову.
– - Одна у нее, другая у него! Со двора через дыру. Вот как, батенька!
Кротов посмотрел их. Белой жести -- одна с зелеными полосками, другая с красными. Узкий конец каждой из них был заткнут пробкою, а широкий был, вероятно, заложен бумагою или ватою. Как будто были взяты дешевые детские дудки, которые продают по пятаку на лотках, свисток сбит, а раструб неровно срезан ножницами.
– - Я захвачу в аптеку. Вымерить.
– - Пожалуйста. Только верните, батенька!
Кротов прошел в госпиталь.
Салазкин встретил его на площадке лестницы, и Кротов разглядел его взволнованное покрасневшее лицо.
– - Все сделал, -- сказал он глухо.
– - Жива?
– - быстро спросил Кротов,
– - Будто лучше стало, -- ответил Салазкин и отвернулся.
Кротов торопливо вошел в аптеку.
– - Если не велик прием, -- сказал он, -- можно будет спасти. Вымеряйте, сколько сюда кокаину войдет, а я к ней пройду.
Кротов передал трубку, взял шприц, флакон с эфиром и торопливо пошел в госпиталь.
XV.
Кротов вошел в небольшую комнату, которая, хотя и была тоже одиночной камерой, и имела окно с решеткою, но не производила впечатления холодной угрюмости, как тюремная камера. Чистые белые стены, чистый накрытый клеенкою столик, мягкий свет электричества в матовой лампочке делали ее приветливой. Он подошел к постели.
Сиделка встала при его входе и отошла к двери.
– - Не приходила в себя?
– - Нет, все так же, Только дышит ровнее...
– - Приподнимите ее, -- сказал Кротов, -- посадите и придержите.
Сиделка осторожно приподняла девушку и, обняв, держала ее. Голова девушки качнулась, и волосы волною упали на руки Кротова.
Он отвернул волосы, взял шприц и привычной рукою быстро произвел укол и впрыскиванье.
– - Так, теперь опустите и можете идти. Я позову!
Сиделка нежно опустила девушку, поправила под ее головою подушку и неслышно вышла из комнаты.
Кротов сел на табуретке подле кровати и внимательно стал смотреть на свою пациентку.
Лицо ее побледнело и словно припухло, глава были так же раскрыты и смотрели с тою же неподвижностью расширенными зрачками.
Кротов проникся
жалостью к этому молодому существу, к этой умирающей жизни, и ревность врача возбуждала его.Нет, не даст он погибнуть этой молодой жизни! Какие мускулы, какое свежее, крепкое тело, какое умное энергичное личико.
Он нагнулся, прислушиваясь к ее дыханию. Оно стало глубже.
В комнату на цыпочках вошел Салазкин и сказал вполголоса:
– - Глеб Степанович, если полную насыпать, все 15 выходят. Ну, а если допустить, что бумагой забили, 10 уж наверное!
– - Спасибо, отошлите трубку начальнику. Лучше сами снесите и побудьте в аптеке. Может, понадобитесь!
Фельдшер нагнулся и чуть слышно прошептал:
– - А тот скончался. Людвиг Сигизмундович чертей так и сыпал. Теперь к начальнику пошел.
Кротов молча кивнул, не спуская глаз с лежащей перед ним. Ему показалось, что начинается реакция.
Фельдшер неслышно вышел.
Кротов торжественно улыбнулся.
– - Она спасена! 10 граммов, но, ведь, она не Макаров. Тот, вероятно, съел все и остатки языком слизал, а она добрую половину рассыпала... возможность есть!..
Девушка вдруг заметалась и проговорила:
– - Пить!
Кротов осторожно приподнял ее голову и поднес к ее губам кружку с водою.
Она жадно сделала несколько глотков и откинулась на подушку. Щеки ее окрасились; глаза закрылись и открылись снова уже с осмысленным выражением. Кротов ясно прочел в них сперва недоумение, потом тревогу.
Надо торопиться! Он взял в руки шприц и флакон с эфиром.
– - Меня перевели в другую камеру?
– - вдруг спросила она, быстро поворачиваясь на бок. Глаза ее вспыхнули, щеки покраснели.
– - Кто вы? Доктор?
Кротов кивнул и, оставив флакон с эфиром, взял девушку за руку.
– - Да, я доктор; вы -- больная и у меня в госпитале.
Она резко отдернула руку и сказала:
– - А! Так вы меня спасаете?
Кротов опять кивнул и снова хотел взять ее руку, но она отодвинулась к стене и ее глаза вспыхнули презреньем.
– - Спасаете! для палача... вам велели?
Кротов отшатнулся, словно его ударили в лицо, шприц со звоном упал на пол и разбился.
Мысли в беспорядочном вихре закружились в голове.
О чем он думал? Как это не пришло ему в голову? Долг врача -- спасти жизнь, но не для казни! Такого долга не может быть, никто не может предъявить ему такого требования... Вместо смерти на постели, здесь, подле него, -- смерть под перекладиной в сером мешке!..
Он развязал галстук, расстегнул ворот рубашки, а девушка возбужденно говорила:
– - Вы должны это сделать, как доктор, тюремный доктор... Что же? Я мало приняла, что ли? Или скоро открыли, успели помочь...
В голосе ее послышалось страданье. Она опустила руки и прошептала совсем тихо:
– - И меня повесят... Ну, что же...
Кротов быстро нагнулся над ее бледным лицом.
– - Нет, -- сказал он, -- этого не будет! Я... я... не отдам вас палачу!
Она схватила его руку и улыбка озарила ее лицо.
– - Правда? Я умру? Здесь...
– - и в голосе ее послышалась неподдельная радость.