Вечерний круг. Час ночи

– А ты засёк время?
– поинтересовался Лосев.

– Конечно! Только незаметно. Эта штука крутится у них ровно три минуты. А по инструкции она должна крутиться семь с половиной! И ещё. Последнее. Это я уже визуально определил, издалека. Специально ещё раз приезжал. Начинают они работать на час раньше, кончают на два часа позже, чем положено, темно уже бывает.

– Это точно, - подтвердил Лосев.

– Вот отсюда и полный план, а в два раза больше - в два раза!
– им идёт в карман, - заключил полковник Углов.
– Вот вам и не криминогенная область, как мы полагали. Привыкли, что воруют материальные ценности. А тут воруют время.

– Очень интересное дело, конечно!
– воскликнул Эдик.

– Да, и механика теперь вроде понятна, - согласился Цветков.
– Интересно знать, чья это голова всё придумала. Давай, Лосев, твоя очередь.

– Группа тут действует довольно большая, - сказал Виталий.
– А во главе трое. Горохов - это бандит и убийца, - с ожесточением произнёс он.
– Вчера мы его взяли. Второй там - Левицкий Вадим Александрович, Вадик, как они его называют.

– О!
– вмешался Эдик.
– Кое-чего мы о нём уже знаем. Разрешите?

Цветков кивнул, и Эдик продолжил:

– Работал администратором в театре. Красавец. Стареющий, конечно. Сердцеед. Хвастун. Тряпки обожает. Комбинирует со спекулянтами вокруг «Берёзки». Машина, конечно. Разведён. Жена артистка была. Ребёнок у бабушки. Сын. Она его родителям не отдаёт, иностранным языкам учит. Что ещё про Левицкого? Паникёр, между прочим. Краснобай и паникёр. Судимость есть. Одна. Какие-то левые концерты организовывал. Вот такой тип.

Эдик снова уселся на своё место.

– Он второй из той троицы, - заключил Лосев.
– Ну а третий - это Потехин.

– Про него давай ты скажи.
– Цветков обернулся к Игорю.
– Ты беседовал с ним.

– Беседовал, - спокойно согласился Откаленко.
– Умный человек, хладнокровный. На пустяке не поймаешь. На серьёзном - тоже непросто. Думаю, его голова тут сработала. Больше некому.

– Вот это настоящий противник, - сказал Фролов.
– Тут хоть борьба умов, как говорится. Не то что все эти мальчишки да девчонки - Гошка, Майка…

– Чепуха!
– сердито воскликнул Эдик.
– Какая тут борьба умов, что ты говоришь! Обыкновенный хитрющий ворюга, вот и всё. Какая тут борьба умов? Она, если хочешь, началась заочно и уже кончилась. Он придумал систему, мы её разгадали. И всё кончено! А после ареста ты его прижмёшь показаниями соучастников.

– Насчёт мальчишек и девчонок ты, кстати, тоже сильно ошибаешься, - добавил Лосев.
– Я, например, считаю, что это главный участок борьбы. Потехин или, допустим, Горшков… Ну напугаем мы их. В лучшем случае, в будущем поостерегутся закон нарушать. Да и пожилыми возвратятся. А этим мальчишкам и девчонкам ещё, между прочим, жить да жить. А вот как им жить, за это, я тебе скажу, стоит побороться. И победа тут будет потруднее, чем разоблачить того же Потехина.

– М-да, - кивнул Цветков.
– Верно ты говоришь. Ну-с, а с чего же мы всё-таки начнём?
– обернулся он к Углову.

– Считаю самым слабым звеном в этой троице Левицкого, - ответил тот.
– Надо бы начинать с него. Но он, возможно, меньше всех информирован, вот чего я боюсь. Так, знаете, бывает. Всё-таки заведующий всем комплексом. Его не обойдёшь. В таком случае откупаются. Начнём с него - только распугаем остальных. И тогда все концы в воду. Потехин это в два счёта организует.

– Но и с него начать рискованно, с Потехина этого, - покачал головой Цветков, оставив в покое свои карандаши. Теперь он вертел в руках очки.
– Пока у них особой тревоги не должно быть. Горохов арестован за пьяную драку в ресторане, Коротков и Сёмкин - за драку в парке. Это всё им известно. Сам Потехин вообще проходит как пострадавший.

– А что, если начать с Горохова?
– предложил Лосев.
– Это и вовсе никого из них не напугает. Ведь никто из них не узнает, о чём мы теперь с Гороховым беседуем.

– Не пойдёт, - решительно возразил Эдик.

– Он не даст сейчас нужных показаний. На нём же убийство! Шутка? Зачем ему ещё эти дела? Ни слова не скажет, конечно. Так если уж придётся признаться в убийстве, он его объяснит пьяной дракой. Бытовое, мол. А так - умысел уже, да какой! Нет, ни слова, конечно, Горохов не скажет сейчас, ручаюсь.

– Резон тут есть, - кивнул Цветков и обратился к Лосеву: - А что эта самая Майя, даст показания на них?

– Нет-нет. Пока и предлагать нельзя, - забеспокоился Виталий.
– Она только-только заколебалась, только засомневалась. Я с ней должен ещё увидеться. Она будет сама решать. А пока рано. Можно всё испортить.

– Ишь психолог!
– усмехнулся Цветков одобрительно.
– Ладно. Отставим её пока. Пусть переживает и осмысливает. Что же у нас остаётся?

– Кажется, остаётся только Левицкий, - с неудовольствием ответил Углов.
– А он, я боюсь, не очень-то может быть в курсе дела.

– Я думаю, он в курсе всех дел, - неожиданно заявил Лосев.

– Почему ты так думаешь?

Цветков даже перестал крутить очки, что-то в тоне Лосева его насторожило.

– Вторую записку вспомнил из того бумажника, - ответил Виталий.
– Там Левицкий сам распределил доходы. И себе отвалил двадцать пять процентов. Больше всех, между прочим. Больше даже Потехина. Значит, он в курсе всех дел.

– Гм… Вполне резонно, по-моему, - подумав, сказал Цветков и посмотрел на Углова.

– Да, - ответил тот.
– Пожалуй, он в курсе.

– Дайте нам этого Левицкого на двоих с Лосёвым, - азартно предложил Эдик.
– Для беседы. Никуда он от нас не денется. Все выходы закроем, точно говорю.

На том и порешили.

Если бы только Эдик знал, какой выход найдёт Левицкий!

Он явился необычайно импозантный, в щегольском, каком-то сверхмодном, бежевом костюме, тёмно-коричневой, заграничного покроя рубашке, с полосатым галстуком, бритый, тщательно подстриженный и слегка даже надушённый. Высокий, статный ещё, лишь недавно начавший полнеть. Породистое, мужественное лицо с орлиным носом, огненные, карие глаза, над ними вразлёт, с красивым изломом соболиные, густые брови, надменный поворот головы, перстень-печатка на большой холёной руке, необыкновенные какие-то часы на толстом дорогом браслете. Словом, такой мужчина мог только присниться в стыдливых девичьих снах, о таком могла мечтать и сходить с ума не одна женщина. Он как будто был специально для этого создан природой. Это подтверждали и какие-то естественно-обольстительные манеры Левицкого, его обаятельная белозубая улыбка, горячий, чуть затуманенный взгляд, какой-то завораживающий, обволакивающий, наконец, его плавные широкие жесты, словно он вот-вот готов был дружески обнять своего собеседника. Виталий почему-то без труда представил, как уверенно и победно ведёт себя Левицкий с женщинами.

Однако на этот раз, возможно, в связи с малоприятной обстановкой, в которую он попал, и ещё менее приятным, кажется, поводом для такой встречи, Левицкий был заметно взвинчен и даже чуточку, самую малость, напуган. Впрочем, это можно было угадать только по его глазам. На лице сияла самая дружеская улыбка, и движения, когда он вошёл в комнату, были свободны и даже несколько развязны.

– Приветствую вас, дорогие товарищи, - произнёс он, глядя на Лосева и Албаняна прямо-таки с братской, хотя и несколько снисходительной, нежностью.
– Чем могу быть полезен героям с Петровки, тридцать восемь?
– Он посмотрел на свои необыкновенные часы и небрежно осведомился: - Надеюсь, за час управимся? Сегодня генеральная во МХАТе. Кстати, не желаете ли посмотреть? Прелестная вещица. Героиня там бесподобна.