Вечерний круг. Час ночи
Шрифт:
Он был, однако, слишком суетлив, эта суетливость выдавала его состояние.
– Постараемся управиться побыстрее, - охотно откликнулся Лосев.
– Многое будет зависеть от вас самого, Вадим Александрович. Присаживайтесь.
– О, за меня не беспокойтесь, не беспокойтесь, - замахал обеими руками Левицкий, опускаясь на стул и свободно закидывая ногу на ногу.
– Сделаю всё возможное. А что, - голос его чуть заметно дрогнул, - предстоит серьёзный разговор?
– Как всегда у нас, - ответил Лосев миролюбиво.
– Но сначала разрешите представиться. Инспектор уголовного розыска Лосев. А это - старший инспектор управления БХСС Албанян.
– Очень, очень
– Вообще-то, - он снисходительно улыбнулся, - я привык встречаться здесь на более высоком уровне. И не только здесь, разумеется, но и в домашней обстановке. Скажем, с генералом… - Он с дружеской небрежностью назвал фамилию одного из руководителей главного управления.
– Но ничего, ничего. Давайте, друзья мои, приступим к делу. Советская милиция своей почётной, трудной, иной раз опасной работой заслужила уважение и любовь советских людей-тружеников. Я даже писал однажды об этом в газете. Минуточку! Я, кажется, случайно захватил вырезку. Да, конечно!
Он похлопал зачем-то себя по карманам, как бы создавая эдакую напряжённую паузу, затем точным и эффектным движением вынул из внутреннего кармана пиджака заготовленную заранее газетную вырезку и протянул её Лосеву.
– Прекрасно, прекрасно, - сказал тот, принимая статью, - мы с нею, конечно, ознакомимся. А пока, если не возражаете, мы действительно приступим к делу.
– Ради бога, - прижал руку к груди Левицкий.
– Что вас интересует?
– Нас интересует коллектив, - сказал Виталий, - который вы, Вадим Александрович, возглавляете.
– Временно.
– То есть как временно?
– удивился Виталий.
– Я - человек театра, друзья мои, - патетически провозгласил Левицкий.
– Я вышел из него и вернусь туда. Меня там ждут.
– С театром, кажется, связана, и ваша судимость?
– осведомился Эдик.
– О, это величайшее недоразумение. Величайшее, - горестно покачал головой Левицкий.
– Если угодно, спросите моих друзей… - Он назвал нескольких известнейших актёров, прибавляя к фамилиям уменьшительные имена и тем как бы подчёркивая свою близость к этим людям.
– Они вам скажут, как было дело. Фемида на этот раз совершила ошибку. Напрасно ей завязали глаза, ах, как напрасно!
– Ей дана повязка на глаза во имя беспристрастия, - возразил Лосев.
– Возможно, возможно, - снисходительно согласился Левицкий.
– Так вот, вернёмся к вашему коллективу, - сказал Виталий.
– Три человека у вас арестовано за хулиганство и драки. Это Коротков, Сёмкин…
– Да-да, подонки!
– брезгливо поморщился Левицкий.
– Случайные люди.
– …и Горохов. Это уже механик, человек, казалось бы, не случайный. Но тоже уже имеет одну судимость, кстати, отбывал наказание вместе с вами, в одно время, в одной колонии. Не там ли познакомились?
– Нет-нет. Я там ни с кем не знакомился. Ровно ни с кем. Я там руководил самодеятельностью.
– Левицкий заволновался.
– А этот… Горохов… пришёл к нам недавно. Я даже не знал о его прошлом. Он его скрыл. Уверяю вас, скрыл!
– А судимость у него, между прочим, за грабёж.
– Очень похоже. Очень! Я его узнал. К сожалению, поздно. Бандит! Сущий бандит! Уверяю вас. Отца родного зарежет. И мать тоже. Шекспировский злодей. Ах, как такого играл Лёвушка Дуров, помните? Боже, какой он
создал образ!– Как насчёт отца или матери, не знаю. А вот убийство Николая Гавриловича Егорова, видимо, на его совести, - сказал Лосев, невольно вздохнув.
– Ну вот! Я же говорю! Кошмар какой-то! А за что, вы думаете, он его убил?
– А вы как думаете?
– Нет, я вас спрашиваю.
– Нас спрашивать не положено, Вадим Александрович, - усмехнулся Лосев.
– Здесь мы спрашиваем. Ну а теперь охарактеризуйте нам, пожалуйста, вашего главного инженера Потехина.
– Негодяй, - решительно объявил Левицкий, начиная нервничать всё больше.
– Обманщик, аферист, жулик!
– Голос его креп и наливался гневом.
– Не поручусь, что они там с этим Гороховым, понимаете, за моей, так сказать, спиной, чёрт знает что проделывали. Я вам сказал, я в этой области не специалист. А они способны. О, они на всё способны, уверяю вас. Боже, как я в них ошибся, кого я, так сказать, пригрел, вы подумайте только!
– Он театрально схватился за голову, голос его дрожал.
– За кого приходится отвечать! За кого!
– Успокойтесь, Вадим Александрович, вам придётся отвечать только за себя, - многозначительно сказал Эдик.
Левицкий, как ужаленный, повернулся к нему.
– Что вы сказали? Отвечать за себя? Да как… Да как вы посмели! Что это за гнусный намёк, я вас спрашиваю? Донос получили? «Донос на гетмана-злодея»? Я не потерплю, понятно вам? И если вы поверили хоть одному слову там… Я не желаю с вами разговаривать! Именно с вами! С вами, с вами!
Он демонстративно отвернулся от Эдика, его всего трясло. Реакция была явно несоразмерна с тем, что сказал Эдик. Она выдавала внутреннее состояние Левицкого, его нервное напряжение, страх, опасения, наконец, панику, которая его сейчас охватила. Да, реакция была слишком сильной. И пока Левицкий находился в таком состоянии, с ним нельзя было продолжать разговор.
– Ну зачем вы так, Вадим Александрович?
– примирительно сказал Виталий.
– Успокойтесь, пожалуйста. Товарищ Албанян ничего особенного ведь не сказал. Каждый отвечает за себя. Вы не исключение.
– Но как так можно? Как так можно? Этот тон!..
– продолжал кипеть Левицкий.
– Я не допущу! Я не желаю! У меня есть нервы! Я артист!
– Вы администратор, - сухо поправил его Эдик.
– Не ваше дело, кто я. Нет, что он от меня хочет?
– Левицкий повернулся к Виталию, голос его предательски дрожал.
– У меня начинает болеть сердце.
Он демонстративно стал тереть грудь под пиджаком.
– Я вас прошу успокоиться, Вадим Александрович, - решительно произнёс Виталий.
– Мы даже не подошли ещё к главным вопросам. Вы нам пока лишь охарактеризовали некоторых из ваших сотрудников, отрицательно охарактеризовали, и высказали предположение, что они за вашей спиной могли совершать какие-то махинации. Так?
– Абсолютно верно. Абсолютно, - закивал Левицкий. Губы его дрожали, и он не сводил с Виталия преданных глаз.
– Махинации эти могут быть связаны с утаиванием каких-то денег, видимо. Не так ли?
– А что же ещё? Конечно, их интересуют только деньги.
– Тогда в этом должны быть замешаны и кассиры. Через них идут деньги.
– Конечно, замешаны. Одна из них, кстати, жена этого Горохова. Чудовищная женщина. Жадность непомерная, уродлива, ка… как кикимора, и коварна, как колдунья. Шекспировский образ!
– А другая кассирша?
– Майка? Потаскуха. Любовница этого Горохова, оказывается.
– Ничего себе квартет!
– усмехнулся Эдик.
– Интересно, кто дирижёр?