Вечно ты

Лев ошибся. Никто ему на помощь не пришел.

До свадьбы оставалась неделя. Родители и Лев вдруг загорелись идеей отметить, из генеральского бумажника были извлечены талоны в магазин для новобрачных, по которым решили приобрести все-таки белое платье, на которое Люда не имела морального права, а главное, приличные туфли-лодочки, хорошо, если в продаже будут не совсем белые, а кремовые или серые, чтобы потом спокойно их можно было носить. Ну и кольца тоже там в большем ассортименте, чем в обычном ювелирном.

Придерживаясь принципа «если делать, то делать хорошо», Лев решил заказать зал в «Метрополе». Пока он еще боевой генерал, может себе позволить торжество высокого уровня для родных и близких, включая Анютку, с ее бандитскими отпрысками, потому что без нее свадьба не состоялась бы.

Люда слушала все эти планы про белое платье, «Метрополь», небольшое свадебное путешествие в Крым на положенные новобрачным три дня отпуска, и сердце наполнялось ужасом, настолько все это не подходило к ее жизни.

Рестораны, перелеты, гостиницы на берегу моря, особая прелесть Крыма не в сезон – все это было настолько чуждое, что, казалось, никогда, ни при каких обстоятельствах не могло с ней произойти.

Кроме того, шумиха была несправедлива по отношению к Вере, которая, как старшая сестра, должна была пройти через нее первой.

Бабушка сказала, что не желает участвовать в этом фарсе, ибо во времена ее молодости родители уж точно не стали бы прославлять гулящую дочь, и в принципе Люда была с этой позицией согласна. Была бы ее воля, Люда сделала бы так, как они хотели вначале: тихо расписались, сели в машину и поехали куда глаза глядят, но только ее никто больше ни о чем не спрашивал.

Договорились, что в субботу утром папа с мамой и Лев с Людой поедут вместе в салон для новобрачных. Молодые выберут кольца, а затем мужчины отправятся в ресторан, договариваться о меню и вносить аванс, а дамы останутся выбирать свадебное платье, в котором жених не должен заранее видеть невесту ни при каких обстоятельствах.

Люда не верила в предчувствия, но в тот день определенно проснулась с ощущением смутной тревоги. Она даже завтракать не стала.

Мама, напротив, пребывала в радостном воодушевлении, ее всегда привлекали внешние атрибуты и обряды, и сегодня она по дороге к салону вспоминала собственную свадьбу, как до последнего волновалась, что жених передумает и не придет, как чуть не упала с высоченных каблуков, пока слушала речь регистраторши, папа смеялся, мол, она так вцепилась в его руку, что он сам еле устоял на ногах, и они кидали друг другу взгляды, не предназначенные совсем для Люды, она отворачивалась и думала: «Вот бы мы со Львом через тридцать лет так же вспоминали свою свадьбу».

Лев всегда был по-военному пунктуален, и Люда удивилась, не найдя его возле салона, хотя часы на стене дома показывали одиннадцать – ровно назначенное время.

Они обошли дом кругом, чтобы не нарушать правило, что девушка должна приходить на свидание второй, в полной уверенности, что, когда выйдут из-за угла, Лев окажется уже на месте. Но его не было.

Папа предположил, что они перепутали и встреча была назначена возле метро.

Что ж, осторожно ступая между черными лужами на черном асфальте и внимательно глядя по сторонам, чтобы не разминуться со Львом, они вернулись к метро, хотя Люда точно помнила, что договаривались у магазина. Ну да мало ли что вытворяет человеческая память… Люда даже проскользнула внутрь дышащего теплым солоноватым воздухом павильона метро через выход, вдруг Лев у эскалатора. Нет, там ждали своих девушек другие женихи.

В полном недоумении она позвонила ему домой. Телефон не отвечал.

– Что ж, если он передумал, надо сказать спасибо, что не в загсе, а всего лишь в салоне для новобрачных, – усмехнулась мама.

– Нет, он не мог так поступить. Наверное, что-то случилось.

– Или он просто опаздывает. Машина сломалась, например.

Тут Люда вспомнила, что вчера Лев возил Варю в аэроклуб, а она не смогла к ним присоединиться из-за работы. Вечером Лев не позвонил, но Люда не удивилась, решила, что он, как всегда, переволновался за дочь и рано лег спать.

А вдруг… Нет, эту мысль додумывать было кощунственно.

Простившись с родителями, Люда поспешила ко Льву домой, запрещая себе гадать, что ее там ждет.

Как она ни давила кнопку звонка, никто не открыл.

Люда без сил опустилась на низкий широкий подоконник. Как все-таки внезапно в жизнь человека врывается горе… Пусть ты запрещаешь себе радоваться, пусть тревожишься, пусть воображаешь себе все самое плохое, что только может произойти, горе всегда приходит с той стороны, где ты его не видел, и оказывается совершенно не таким, как ты его представлял.

Безрезультатно подождав около часа, Люда вспомнила, что в соседнем подъезде живет Анютка, и поднялась к ней.

Та напоила ее чаем и, зачем-то озираясь по сторонам, хотя кроме них в квартире никого не было, рассказала, что Льва вчера вечером забрали.

– Что? – не поняла Люда.

– ЗАБРАЛИ, – отчеканила Анюта шепотом, – ну? Понимаешь?

– В смысле, в милицию?

– Может быть… А то и куда повыше. Марина Петровна со второго этажа видела, как они с дочкой вчера вечером приехали, только из машины вышли, как к нему трое в штатском подвалили. Дождались, пока девчонка зашла в парадную, его и забрали. В «Волгу» посадили и увезли.

Люде казалось, она или видит дурной сон, или Анютка сошла с ума. Просто так взяли и забрали боевого генерала? Разве это возможно?

– Его, наверное, просто на службу вызвали, – она попыталась беззаботно рассмеяться, развеять морок бреда, – а твоей Марине Петровне померещилось по старой памяти.

Анютка не стала спорить:

– Может, и так, но девчонку его зачем тогда в квартиру отправлять? Наоборот, надо было дать проститься…

Люда заняла пост возле окна, чтобы не пропустить Варино возвращение, но вскоре поняла, что Анютку тяготит ее присутствие, и вернулась на лестницу под дверь Льва.

Там она впала в какое-то забытье, потому что вдруг оказалось, что на улице совсем темно, значит, наступил вечер. Голова кружилась то ли от голода, то ли от волнения, надо было сбегать в булочную, но Люда понимала, что не сможет проглотить ни кусочка, поэтому просто сидела на подоконнике, прислоняясь затылком к темному стеклу.

Варя появилась в седьмом часу вечера, такая заплаканная, что Люда еле ее узнала.

Бедняга шла почти на ощупь, едва держась на ногах, так что у Люды духу не хватило мучить ее вопросами.

Варя еле открыла дверь и сразу упала на диван, не снимая куртки и ботинок.

Люда поставила чайник и, пока тот закипал, разула девушку, как маленького ребенка. Куртку она снимать с Вари не стала, потому что ту колотил озноб.

Спрашивать что-то было попросту страшно.

Наконец Варя села, взяла кружку в обе ладони и, стуча зубами о фарфоровый край, сказала, что папу положили в психиатрическую больницу.

Люда покачнулась. За время сидения под дверью она, кажется, вообразила себе все, что только возможно, но только не это.