Вечно ты

Она жила от письма до письма, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Ведь в трубке мог послышаться любимый голос, но могла оказаться и Варя – с известием… Люда запрещала себе додумывать, с каким именно. В редкие и короткие телефонные разговоры Лев уверял, что жизни его ничего не угрожает, обстановка спокойная, как в любой другой воинской части на территории СССР, но Люда понимала, что это, скорее всего, ложь.

Ожидание казалось вечностью, но вот миновало лето, с дождями и туманами пришел новый учебный год, листва, казалось только вчера проклюнувшаяся из почек, пожелтела и опала, дети в парке плели венки из кленовых листьев и собирали желуди. Время летело.

Лев вернулся в конце октября, похудевший, загорелый, но Люде казалось, что изменился он не только внешне. Что-то появилось в глазах темное, печальное, и это что-то, кажется, не имело к ней отношения. Ее задача была простая – любить, обнимать и не задавать лишних вопросов.

Люда думала, что ему дали отпуск, но оказалось, Лев поступил в какое-то загадочное «распоряжение». Видно, это было не очень хорошо, потому что Лев ходил задумчивый и тихий, и Люда на всякий случай не напоминала, что они собирались подавать заявление в загс.

Они виделись почти каждый день, Лев, как и в прошлый отпуск, встречал ее после работы, они гуляли по темным осенним улицам или шли к нему. Когда Варя пропадала на дежурстве, удавалось побыть вместе, а когда была дома – подолгу пили чай и слушали ее медицинские рассказики, казавшиеся Варе смешными, а Люде – ужасными.

Однажды Лев спросил, почему она не зовет его к себе, знакомиться с родителями, пришлось в общих чертах обрисовать обстановку, опустив часть, касающуюся Люды как падшей женщины.

– Да… – Лев почесал в затылке, – мне это непонятно, но что есть, то есть. Получается, благословения родителей мы не получим?

– Получается так.

– Плохо. Слушай, Люда, тут такое дело… Ты согласилась выйти замуж за генерала, но очень может статься, что тебе придется выходить за не пойми кого.

– То есть не за тебя, что ли? – встрепенулась она.

– За меня, но не за генерала, – терпеливо пояснил он, – у меня по службе появились серьезные проблемы, из-за которых могут уволить или даже разжаловать. Ты как?

– Мне главное, что с тобой, – сказала она.

– Да? Тогда пойдем подадим заявление. Правда, сейчас у меня командировки нет, придется ждать месяц, как обычным людям.

В тот же день они заполнили бумаги в районном загсе, и Люда официально стала невестой. Как было бы здорово, если бы можно было поделиться этой радостью с родными, посмеяться, поплакать, а потом всем вместе планировать свадьбу… Бабушка бы помогала шить платье, папа с мамой составляли список гостей и прикидывали, получится ли всех разместить в квартире или придется снимать зал. Она бы взяла Веру свидетельницей и заставила Льва взять себе неженатого свидетеля, и вообще пригласить побольше свободных друзей, чтобы Вера обязательно нашла свое счастье, потому что есть примета, когда люди знакомятся на чужих свадьбах, то после своей живут потом долго и счастливо.

Теперь всего этого не будет из-за ее глупого и беспечного поведения. Если бы она тогда не забыла сразу извиниться перед бабушкой, если бы сразу спросила у родителей, можно ли идти на свидание со Львом… Они бы спокойно все обсудили, придумали, как обойти скользкий момент, что знакомили его с одной сестрой, а он выбрал другую, и не было бы этого многомесячного изнурительного бойкота. Нет, права была бабушка, когда с детства вдалбливала им с Верой «только не делайте ничего потихоньку!». Все тайное становится явным, азбучная, казалось бы, истина, но как тяжело она доходит! Как хочется в нее не верить, особенно когда точно уверен, что попадет, а ты не сильно-то и считаешь себя виноватым. Или когда собираешься сделать что-то, по твоему мнению, хорошее, но знаешь, что тебе это запретят. Очень трудно тогда удержаться от соблазна все скрыть, и небольшая оплошность, помноженная на грех лжи и подросшая во времени, превращается в настоящее преступление.

Нет, Люда с себя вины не снимала. Больше того, ей показалось бы странным, если бы семья отреагировала на ее выкрутасы как-то иначе. В прошлом веке, в реалиях которого до сих пор живут мама и бабушка, потерявших невинность благородных девиц с позором выгоняли на панель или ссылали в монастырь, а то и убивали, так что она еще легко отделалась. С ней просто не разговаривают.

И все-таки она сделала последнюю попытку примириться. Специально пришла домой пораньше, чтобы не опоздать к семейному ужину, и, когда подали чай, выкрикнула, как утонувший в проруби пытается пробить ледяную кору над головой:

– Хочу сообщить, что у нас со Львом двадцать шестого ноября свадьба!

За столом воцарилось молчание.

– Что ж, поздравляю, – наконец процедила бабушка, – хотя бы прикроешь свой грех.

– Да, не так я хотела выдать замуж свою дочь, – вздохнула мама, – совсем не так.

Вера, оттолкнув тарелку, выскочила из-за стола и убежала в свою комнату, хлопнув дверью так, что хрусталь в буфете зазвенел.

– Надеюсь, ты понимаешь, Людмила, что после того, как ты устроила нам настоящий ад, ни о каком нашем участии в твоей свадьбе и речи быть не может? – Бабушка положила в чай одну ложечку сахара и размешала его нарочито медленно.

– Я просто сообщила, а вы сами решайте.

– Устраивать тебе торжество, после того как ты, гм-гм, уже совершила то, ради чего это торжество устраивается, было бы настоящим лицемерием, профанацией самого обряда. Надеюсь, Людмила, у тебя еще остались какие-то зачатки совести, которые не позволят тебе чувствовать себя уютно в белом платье и фате, одеянии, на которое ты больше не имеешь права.

Бабушка отпила маленький глоточек через презрительно поджатые губы, бог знает, как это у нее вышло.

– Мы просто распишемся, и все.

– А потом? Где вы будете жить? – спросил папа.

Люда пожала плечами:

– Пока у него, а там куда пошлют. Лев сейчас ждет новое назначение.

Папа вдруг улыбнулся:

– А девочка его? Дщерь? Как она отнеслась?

Люда не стала говорить, что все это время «девочка» была единственным близким ей человеком, единственным, кто подбадривал ее и помогал переносить муку ожидания, хотя этот человек сам сходил с ума от тревоги за отца. И человеку этому, кстати, Люда, может быть, не очень даже и нравилась, но Варя приняла отцовский выбор и поддерживала его невесту, как могла.

– Нормально отнеслась. Она уже взрослая, у нее своя жизнь.

– Во всяком случае, Людмила, ты твердо должна дать понять своему избраннику и его отпрыскам, что в нашей семье они нежелательные гости. Я вынуждена согласиться на этот брак, потому что это, увы, единственный способ смыть с тебя позор, но никто не заставит меня принимать в моем доме хама, обесчестившего мою внучку!

Папа кашлянул:

– Простите, Вера Андреевна, но это и мой дом тоже, и Люда мне, как сказал бы Фамусов, «несколько сродни».