Вечный шах

пятидесяти граммов. Сценарист в этом деле знал толк: доза была определена

точно, как по мензурке. Серега вздохнул и взял стакан. Глянул в него одним

глазом, сморщился от отвращения, легким движением раскрутил коричневую

жидкость и отправил ее себе в рот, глотку, далее везде. Виктор свои

семьдесят принял не торопясь, с чувством. Хрупая яблоком, спросил:

– Ты кого боишься, Серега?

Не отрываясь от горла бутылочки с "пепси", Серега скосил на него

правый глаз, выпученный и нехороший, и промолчал.

– Я тебя спрашиваю, козел, - надавил Виктор. Имел на это право,

потому что благодетельствовал, изводил дефицитный продукт на совсем не

нужного ему запившего люмпена. Надо было отвечать.

– Тебя, - признался Серега.
– Возьмешь и больше не нальешь.

Оклемался после дозы трюкач: все шипящие произнес отчетливо.

– Ты помнишь, что ночью говорил?
– сдавая себе, задал еще один вопрос

Виктор.

– Чего с пьяну не скажешь! - Серега неназойливо пододвигал свой

пустой стакан поближе к бутылке. Подумав, Виктор налил и в этот стакан.

Самую малость. Чтобы не прекращать расспросов.

– А от кого ты прятался у осветителей?

– Я у них водяры хотел взять взаимообразно.

– Не ври. До зарплаты два дня, и ежу понятно, что они пустые.

Серега хватанул свою самую малость и осмелел:

– Кончай меня мотать, Витя. Лучше споем. - Предложил он, но,

поморгав, ни одной песни не вспомнил и изменил решение: - Налей, а?

– Частишь, - укорил его Виктор и принял восемьдесят.
– А зря темнишь,

Серега. Если это твои старые рэкетирские хвосты вылезают, я бы тебе смог

помочь. Раз и навсегда.

– Мне теперь до конца жизни никто помочь не сможет. - Абсолютно

трезвым голосом признался Серега и опять попросил: - Налей, а?

Запланированные опохмелочные сто пятьдесят всосались, увели тяжесть

из башки, расслабили руки-ноги и окрасили Викторову жизнь в розовые и

нежно-зеленые тона. И стал Виктор противоестественно добр и

непредусмотрителен: щедрой рукой ливанул Сереге без замера. Получилось на

полную сотку. И уже не допрашивал. Любопытствовал:

– А что случилось бы, если подсечку делал ты?

– Не знаю. Но что-нибудь случилось. - Серега, спеша отключиться,

высосал сотку, и, наконец вспомнив песню, запел, - "Ночное такси, ночное

такси, меня сбереги и спаси!"

Кроме этой строчки, он слов песни не помнил, и поэтому повторял ее

довольно долго, с каждым разом все косноязычнее. Разговор накрылся. Виктор

понял свою промашку и сказал в безнадеге:

– Сейчас у меня поспишь, а потом решим, что с тобой делать.

– "Ночное такси, ночное такси!" - пел Серега.

Виктор вынул его из кресла, и, придерживая за фирменный ремень, повел

в спальню. Усадил трюкача на кровать, злобно сорвал с него кроссовки и

завалил прямо на цветастое покрывало - гордость гостиницы. Серега

свернулся на покрывале калачиком, положил обе руки под щеку и закрыл

глаза.

– Спи спокойно, дорогой товарищ!
– раздраженно посоветовал Виктор.

Серега на миг открыл глаза, грустно сообщил:

– Меня скоро убьют, Витя, - и обрушился в алкоголическое небытие.

Виктор вернулся в гостиную, сел в кресло, размышлял о важном: пить

или не пить следующие сто. Решил выпить. Двести пятьдесят - рабочая норма,

еще не требующая завтрашней опохмелки. Выпил, и, чтобы уйти от соблазна,

все быстренько прибрал по положенным местам. Ликвидировав пьянственное

свинство, вышел вон.

На длинной скамейке у входа в гостиницу сидели три артиста: главные

герои - поручик и комиссар, а также эпизодник - белый полковник.

– Виктор Ильич, к нам!
– позвал поручик.

И сейчас, и вообще делать ничего не хотелось. Виктор молча уселся на

скамью. Середина дня, солнышко пекло, птички чирикали, листва над головой

нежно шелестела под легким ветерком. Подремать бы...

– Я в трясину не полезу, Виктор Ильич!
– трагическим голосом заявил

поручик.

– Ну и не лезь, - межа веки, разрешил Виктор.

– Этот садист, - имея в виду под садистом режиссера-постановщика,

сообщил поручик, - настоящую гиблую топь выбрал, мне художник рассказал.

Это трюковая съемка, и я имею полное право отказаться!

– Иди и откажись, - посоветовал комиссар.

– Тебе хорошо, - вдруг обиделся на комиссара поручик.
– Ты на твердом

берегу стоять будешь, только руку мне протянешь. Мне же в самую трясину

лезть. Вдруг засосет?

С обеда в гостиницу возвращались поодиночке командировочные научные

московские дамочки, все, как на подбор, хороших лет, в хорошей форме,

прибранные, привлекательные. Провожая бессмысленным взором очередную

чаровницу, белый полковник изрек:

– Вот эту я трахнул бы.

Прошествовала следующая.

– А эту?
– полюбопытствовал комиссар.

– И эту бы, - согласился белый полковник.

Поток дамочек иссякал. Придирчиво осмотрев последнюю, полковник

подождал немного, встал, с зевом потянулся.

– Поспать, что ли?
– сказал он и направился в гостиницу.

– Натрахался до изнеможения и спать пошел, - резюмировал комиссар.

Поручик и сценарист хихикнули. Замечательно было так сидеть.