Вечный шах

поужинать по-человечески.

В цветочном магазине у Октябрьской площади: за чудовищную сумму

по-европейски упакованную орхидею для редакторши будущей книги, поскромнее

и подешевле - разноцветные гвоздики - для деловых дамочек из гильдии. И

немедленно приступил к выполнению плана.

Выполнив план, Виктор в семь часов вечера уселся за столик у стены в

ресторане Дома кино. Заказал, принесли, приступил было, но уже шел к нему,

приветственно помахивая ручкой, известный режиссер, активный общественный

деятель, художественный руководитель студии, в которой снимался фильм по

сценарию Виктора, и он же приятель с молодых веселых годков.

– Я за рулем, - предупредил подошедшего Виктор.
– А тебе заказать?

– Коньячка самую малость, - поморщившись, решил худрук и устало сел в

кресло.

Виктор ухватил за передник пробегавшую мимо официантку.

– Леночка, бутылку коньяка, закуску повтори, а о горячем он подумает.

Леночка продолжила свой бег, а худрук вяло запротестовал:

– Ну зачем бутылку-то?

– Выпьешь, - успокоил Виктор, знал его вечернюю норму.

Обслуживание постоянного и руководящего клиента было молниеносным.

Леночка водрузила посредине стола бутылку коньяка, открыла "пепси" и

нарзан, красиво расставила закуски и сказала:

– Приятного аппетита.

Худрук налил себе одному первую, смакуя, выпил, пожевал хорошей

рыбки, ловко орудуя ножом и вилкой, отведал натуральных огурцов-помидоров,

хрупая поджаренной формочкой, сожрал канапе с печеночным паштетом и, налив

вторую (и не выпив), требовательно и громко приказал:

– Рассказывай, что там у вас на съемках, в этом вонючем Серпухове

произошло.

На рык худрука многие оборачивались.

– Не в Серпухове, - поправил его Виктор.

– Неважно, - перебил худрук.
– Рассказывай.

Неизвестно откуда объявились две полузнакомые гражданки, молодые еще

и нахальные.

– Ой, как интересно!
– сказала одна из них.
– Можно и нам послушать?

– Я этого Сергея знала, - сообщила другая.
– Можно и нам послушать?

Артистки, что с них взять. Худрук налил и им.

– Ну, Виктор, Виктор же...
– страстно требовала рассказа первая.

Слаб человек, нестоек мужчина. Вдохновленный обещающими женскими

взглядами Виктор зашелся соловьем. Повышая и понижая в нужных местах

голос, описывал пейзажи, резкими штрихами рисовал ситуацию, подробно и в

лицах воспроизводил диалоги. И про неудачную подсечку, и про смерть

лошади, и про черный запой Сергея, и про выезд на съемку, и про трусливого

героя, и про страшный крик, и про желтое пятно на зеленой поверхности

болота, и про каскетку режиссера. Только про установку фанерного памятника

не рассказал. Не хотел.

Помолчали для приличия. Но худрук терпел недолго: не мог он

допустить, что кто-то позволил себе держать площадку столь длительное

время.

– А вот у меня на съемках в восемьдесят третьем году...
– начал он.

И пошли кинематографические байки, запас которых неиссякаем. Заказали

вторую бутылочку. Ля, ля, тополя, - и не заметили, как стало

полдвенадцатого. Одну из слушательниц, которая посимпатичнее, Виктор

прихватил с собой.

На кухоньке устроили дополнительный ужин, в основном, для того, чтобы

изнемогший от алкогольного воздержания Виктор смог приложиться к

запотевшей в холодильнике бутылочке. Основательно приложиться.

Потом легли в койку.

Среди ночи он проснулся попить водички. Сел, резко спустил ноги с

тахты. Сильно расшатанная эта мебель довольно громко заскрипела.

Слушательница зашевелилась под простыней, собралась в клубочек, в полусне

закапризничала:

– Замерзла что-то, Витя. Накрой меня.

Вспомнил: Ларисой зовут. В ящике нашел верблюжье одеяло, накрыл им

поверх простыни Ларису, вскользь поцеловал в щеку, сказал, стараясь, чтобы

ласково:

– Спи, Лара.

Она притихла, а он пошел на кухню. Открыл холодильник, достал бутылку

"пепси", долго и трудно пил из горла круто газированное пойло. Напился и

глянул в окно. Вниз, на землю. За окном - внизу и вверху - отвратительная

тусклая московская ночь. Просматривались в далекой глубине убогая улица и

зеленая замысловатая крыша дома-музея Васнецова.

Дрожь пробила Виктора. В ста верстах от дома-музея Васнецова в тухлой

жиже на неизведанной глубине лежал Серега.

– Клавочка, лапочка, ну, покажи!
– молил Виктор монтажера. Лапочка

Клавочка, неотрывно глядя в живое окошко на монтажном столе, отвечала

раздраженно:

– Виктор Ильич, мне еще пять коробок разбирать, чтобы отобранные

дубли вырезать и подложить, а в четыре электричка. У них там зал на семь

заказан.

– Клавочка, я тебя в щечку поцелую.

Прошедшая за многие годы работы на киностудии огонь, воду и

университеты фантастических и непредсказуемых киношных приключений,

Клавочка вдруг застеснялась и только в последний момент нашлась:

– Вот уж подарок так подарок!
– обернулась, улыбнулась, предложила.
–

Если хотите, можете взять эту коробку и сами посмотреть.

– Хочу, хочу, - тотчас же согласился Виктор.

– Тогда пойдемте. Я с девочками договорюсь, и вас в зал на десять