Вечный шах

С прогулки возвращались девицы, привезенные из Москвы для деревенской

групповки. Впереди шла ядреная, заводная, веселая девушка Лиза. Проходя

мимо скамейки, зыркнула отчаянным глазом на Виктора. Комиссар и поручик

украдкой глянули на сценариста: проверяли, адекватна ли его реакция.

Адекватна: сценарист поднялся, потянулся, как полковник, и рванул в

вестибюль.

Лиза была одна - тактичные подружки удалились. Неунывающей девушке

нравилось спать со сценаристом: и просто так, и престижно, и кое-какое в

связи с этим привилегированное положение.

Виктор подошел и поведал малоприятную новость:

– У меня в номере пьяный Серега спит.

– Тогда ко мне, - решительно предложила она.
– Моя соседка в Москву

уехала.

В номере он обнял ее и положил подбородок на ее плечо. Она тихонько

расстегнула его рубашку, ладошкой провела по волосатой груди, куснула за

мочку ближайшего уха и шепотом сообщила в то же ухо:

– Я соскучилась по тебе, Витя.

В дверь постучали, и ласковый детский голосок позвал:

– Лизочка, можно тебя на минутку?

– Инка-ассистентка, змея, - почти беззвучно прошипела Лиза,

выпросталась из-под простыни, натянула халат, открыла дверь на малую щель

и в щель выскользнула в коридор.

Поспать по-настоящему перед ночной съемкой не удалось. Виктор глянул

на часы (было без двадцати семь), вздохнул, спустил ноги с кровати, и,

сидя, стал одеваться. Вернулась Лиза, села рядом, сказала:

– Тебя режиссер ищет.

Он встал, натянул портки, застегнул их, наклонился и поцеловал Лизу в

щеку. Извинительно поцеловал.

Режиссер обитал в апартаментах, предназначенных для знатных

иностранных гостей. И коврик афганский, и телевизор японский, и креслица

финские. Режиссер и оператор возлежали в ожидании Виктора в кожаных

креслах. Дождались.

– Чего надо?
– грубо спросил сценарист.

– Я соскучился по тебе, Витя, - повторил Лизины слова режиссер.

– А я - нет, - признался Виктор и бухнулся на диван.

– Как отдохнул?
– невинно поинтересовался оператор. Проигнорировав

этот провокационный вопрос, Виктор сходу, чтобы не опомнились, сделал

заявление:

– Никаких существенных изменений в сцене на болоте не будет.

Перелопачивать ее - значит, перелопачивать весь замысел. Этого вы от меня

никогда не дождетесь, - высказавшись, Виктор победоносно глянул на

собеседников. Те скалились, чем его сильно рассердили:

– Развеселились тут! Хотите снимать авторское кино - снимайте по

своим сценариям!

– Чего он орет?
– недоуменно спросил режиссер у оператора. - Ты

спросил его переделывать сцену?
– Оператор отрицательно помотал лохматой

головой.
– Я просил его переделывать сцену?

– Просил, - перебил вопросительный монолог Виктор.

– Виктор, ты не прав, - с лигачевскими, умело воспроизведенными

интонациями возразил режиссер.
– Я просил тебя подумать над ней. Ты

подумал?

– Буду я еще думать!

– Я понимаю, тебе некогда было, - мягко вошел в сложное сценаристово

положение режиссер. Не сдержавшись, оператор восторженно хрюкнул. В

отличие от оператора, Виктор сдержался. Только подышал некоторое время

достаточно бурно. Отдышавшись, спросил:

– Тогда зачем я вам?

– Легкая корректировка диалогов в связи с натурой, Витя, - объяснил

режиссер.

– На съемке. По мизансцене, - решил Виктор. - Тем более, что

доблестный поручик, носитель, так сказать, идеалов столь любимого тобой,

Андрюша, белого движения, лезть в болото категорически отказывается.

Бунт на корабле, бунт на корабле! Глаза режиссера округлились, как у

Петра Первого, он встал, прошелся саженьими (как на картине у Серова)

шагами по афганскому ковру, подумал, подумал и рявкнул:

– Он у меня в дерьмо полезет, охламон трусливый!

– Я про дерьмо не писал, - скромно напомнил Виктор.

– А ты напиши, напиши, чтоб я его туда загнал!

– Ну, режиссерский норов показал, и будя!
– прервал идиотский монолог

оператор.
– Я так понимаю, что с творческими вопросами покончено? Тогда

давайте чай пить. Чаю хочешь, Витя?

– Твоего - хочу, - ответил Виктор.

Оператор понимал себя великим докой по заварке чая, и действительно

был им. Он приступил к священнодействию. Все свои многочисленные -

индийский, цейлонский, китайский, краснодарский, черт-те какой чаи, ведро

с родниковой, каждодневно обновляемой водой, электрический чайник, два

заварных он хранил в режиссерских апартаментах, потому что в его люксе,

выбитом у администрации в связи с необходимостью надежно хранить пленку (в

холодильнике) и камеру (в спальне на отдельной кровати) на законных

основаниях толклись безответственные ассистенты, которые по легкомыслию

могли использовать все эти предметы варварски и не по назначению.

Счифирить, допустим.

Оператор кипятил, смешивал, засыпал, заливал, накрывал, доливал,

ждал. Виктор и Андрей сидели, как в театре.

– Чашки готовьте!
– приказал оператор. Виктор и Андрей послушно

перенесли из буфета на столик замечательные казенные чашки.

Маэстро разлил по чашкам золотисто-темный и тем не менее замечательно