Вечный слушатель

Другой божок, не менее разгневан,

По-деревенски груб и неучен,

Его любовный стон

Гремел, как если бы во страхе диком

Сатир проснулся с исступленным криком.

О том, сколь ужас был его велик,

Ты знаешь, горный пик,

И ведаете вы, лесные дали,

Поскольку вы внимали этот клик.

Второй сатир:

Хотя людьми вы кажетесь подчас,

Но вам неведом вкус людского млека.

Как видно, зверь питал гирканский вас,

И принесла плоды его опека:

Отчизна ваша - ледяной Кавказ,

Вам ненавистны чувства человека,

Вы - чудища, и только внешний вид

Вас с человечьим родом единит.

Коль ваш родимый дом - в зеленой чаще,

Где птицы, дерева, цветы, вода

И даже камень, в слое дерна спящий,

Все чрез любовь проходят здесь, когда

Приходит срок ее благотворящий,

Сама природа - страсти не чужда,

Коль так, то чем бы вы не героини

Для эпосов любви, творимых ныне?

Взгляните в Аркадийскую страну:

В Сицилию тропа ведет Алфея,

Ступающего по морскому дну,

Любовью к нежной нимфе пламенея,

Об Асиде я тоже вспомяну,

О том, кого сгубила Галатея,

Когда циклоп, томящийся тоской,

Его убил - он сделался рекой.

Еще узрите в арицинской пуще,

Эгерию, что облик приняла

Струи хрустальной, из-под камня бьющей,

Ей жизнь без Пумы стала не мила;

И Библис, не стерпев тоски гнетущей,

Истаяла, слезами изошла,

Покров земли зеленый умножая,

И тем не вас ли, нимфы, устыжая?

Когда любовью пронзены ручьи,

То ведом и скалам огонь любовный,

Два тяжких камня дремлют в забытьи

На склоне Иды, в гущине дубровной,

Она - за заблуждении свои,

Он - вместе с ней, хотя и невиновный,

Приявший искупление вины

В утесы навсегда обращены.

На дальнем Кипре также нимфа есть,

Что к Ифису была неблагосклонна,

Узрите ту, кого, свершая месть,

Безмолвным камнем сделала Юнона:

Кто, вздумав песню скорбную вознесть,

Один лишь стон возносит удрученно.

И ты, о Дафнис, кто средь пастухов

Был первым сочинителем стихов!

К нему подруга страстью пламенела,

Но злобою проникнулась, прознав

О том, что сердцем друга завладела

Другая, - при посредстве тайных трав

Содеяла чудовищное дело

И превратила, страсть свою поправ,

Его в скалу. Любовь карает грозно!

Потом она раскаялась - но поздно.

Взгляните на деревья, в чьей сени

Цветы, столь вам любезные, нередки,

Любви причастны были и они,

Доселе боль испытывают ветки,

На тутовнике теплятся огни:

Что, как не страсть, сказалось и их расцветке?

Могилу Фисбы видите ли вы,

Встречая кровь влюбленных средь листвы?

В Сабее, зрите вы, томится в плаче

Та, что с отцом слиянна навсегда,

От слез ее становятся богаче

Аравии блаженной города.

О лавре вспомяните вы тем паче,

Что нимфой был и далекие года;

О кипарисе, - к их зеленым кронам

Льнут слезы, что излиты Аполлоном.

Фригийца, обращенного в сосну,

Узрите.
– обреченного недаром

На муки, - за великую вину

Терзаться ветром, ледяным и ярым:

Кибелу призванный любить одну,

Он к нимфе воспылал любовным жаром,

Тогда богиня, помрачась умом,

Убить решила разум в нем самом.

Был непомерно страшен гнев богини,

Пронесся вихрь по долам и горам,

Презрев натуру, данную мужчине,

Несчастный Аттис вырвал свой же срам,

На холм рванулся он, к нагой вершине,

И там застыл, открытый всем ветрам:

Так Аттис в довершение увечий

Утратил даже облик человечий.

Воспомните, с охотою какой

На праздник Вакха дружно шла Эллада,

Красу девичью с доблестью мужской

Соединяла страстная услада,

Совсем не скоро в отдых и покой

Клонила их вечерняя прохлада,

Но ни на миг в пылу заснуть не мог

Геллеспонтийский шаловливый бог.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но вот и ей черед раскинуть длани,

Для них ветвями стать пришла пора.

И на ногах, и на прекрасном стане

Уже возникла грубая кора;

Одумайтесь, бегущие, заране

Жестокость не доводит до добра.

Растеньем можно стать благоуханным,

Не пожелав побыть с великим Паном!

Еще Филлиду я в пример возьму,

Погибшую от страшного недуга,

По милому тоскуя своему,

Она отчаялась дождаться друга,

На талии носимую тесьму

У подбородка затянула туго,

Но Демофонт, измученный в пылу,

Еще и днесь к нагому льнет стволу.

В цветке прекрасном Аполлон смятенно

Зрит Гиацинтовы черты лица.

Погиб, истерзан, стал добычей тлена

Брат матери, и он же - внук отца,

О ком рыдает Анадиомена

И в скорби проклинает без конца

Земное неразверзшееся лоно,

Равно как и бездушье небосклона.

О Клития, - ты, что почти мертва,

Познав разлуки тягостное горе,

С возлюбленным рассталась ты едва,

Как ночь настала у тебя во взоре.

Ведь радость ни одна не такова,

Чтоб нам не принесла печали вскоре,

Но вновь и вновь, разлуке вопреки,

Ты к солнцу обращаешь лепестки.

Перечисляю эти судьбы ныне,

Лия на злобу вашу новый свет:

Ни в ярости безумной, ни в гордыне

Скрыть истину у вас надежды нет.

Клянусь, что неизвестно и в помине

Предмета, что не сберегал бы след

Любви, - явить такого не способен