Ведьма, пришедшая с холода (сборник)

Джордан потащила его по лестнице. Ему немного легчало по мере удаления от силовой линии. Она вытянула этого вопящего безумца на залитые солнцем улицы Каира.

3.

Жижков, Прага

Гейб забился в судорогах. Прикосновение голема превратило искру в голове в полномасштабный электрический шторм. Привкус металла наполнил рот, запах озона — ноздри. Из-за судорог он не мог говорить. Голем и безбилетник будто бы оказались противоположными магнитными полюсами, отчаянно стремящимися слиться друг с другом, а Гейб был их единственным препятствием. Что-то невидимое все глубже впивалось в его мозг, продвигаясь к голему.

Крик Гейба разнесся по всему кладбищу. Полицейские орали друг на друга, свистели. К Джордан и Гейбу приближался свет фонарей.

Джордан взяла его за свободную руку и потянула. Но с тем же успехом новорожденный котенок мог толкать валун.

Слова наполнили голову Гейба. Слова непонятного ему языка, однако он знал, что язык этот древнее всего живого. Чужая речь выливалась из его рта. Смысл фраз, их осознание, необходимость скрываться — все это не имело значения. Важно было только произносить древние истины. Он стал их сосудом. Его губы, язык, зубы, глотка, легкие работали сами по себе. Слова нельзя было шептать — их надо было вопить. Они оставляли после себя привкус пепла.

Джордан отшатнулась и залепила ему пощечину так сильно, что голова мотнулась в сторону. Должно быть, больно, но все, что он мог ощутить, — это острые, как бритва, слоги, разрезающие его голосовые связки. Он произносил заклятие и чувствовал кровь.

— Заткнись, — прошипела она, — и помоги мне тебя освободить.

Он пытался сказать:

— Я пытаюсь, — но выходило лишь «гларг-х-г-х-г-х-гханг».

Скрип шагов по гравию, приближавшихся из тумана. Джордан отпустила Гейба и выкарабкалась из могилы. Сжалась за надгробием и подняла лопату, как бейсбольную биту. Размахнулась, как Бейб Рут [37] .

37

Американский бейсболист-профессионал, выступал в начале XX века.

Из клубов тумана появился Алистер. Стальной наконечник его зонта тихонько звякнул о гравий, когда он остановился, чтобы оценить ситуацию. Приподнял шляпу, приветствуя Джордан.

— Мисс Римз. Как всегда, рад встрече.

Алистер нагнулся над краем могилы. Крики и свист приближались, как и лучи фонарей, освещавшие туман. Алистер взглянул на Гейба, потом на нечеловеческую руку, которая крепко сжимала его запястье. Прищелкнул языком.

— О, мой милый, должен сказать, вы ужасающе предсказуемы.

Гейб ответил: «Бвлегх пликсч джтклфвиск!»

Алистер поднял бровь.

— Разумеется. — Достал из нагрудного кармана флягу.

Когда он открыл ее, Джордан сказала:

— О, да брось. Сейчас не время...

Но вместо того чтобы сделать глоток, Алистер брызнул содержимым на глиняную руку, сжимавшую запястье Гейба. Пальцы разжались, Гейб качнулся назад. Существо в его голове еще дрожало, как костная пила, готовая распилить его череп, но хотя бы мысли вновь стали его.

— Какого черта это было? Святая вода?

— Не нужно богохульствовать, Гэбриел. Всего лишь капля воды из Влтавы. — Алистер закрутил фляжку и сунул обратно в карман. — Боюсь, это вряд ли задержит нашего друга дольше, чем на несколько мгновений.

Глиняные пальцы снова зашевелились. Раздались скрежет и хруст — будто хозяин руки выбирался из могилы. Вместе Джордан и Алистер вытянули Гейба из ямы.

— Ну что ж. Мисс Римз, мистер Причард, — Алистер махнул зонтиком в противоположную сторону от фонарей и криков полицейских, готовых обрушиться на них. — Сюда, если изволите. Советую поспешить.

***

Таня вздохнула, когда увидела свой дом. Или вздохнула бы, если бы не дрожь, охватившая все тело. Путь от реки был долог и жалок. Ее ботинки хлюпали, она оставляла грязный след и едва дышала.

В реке было холодно. Очень, очень холодно.

Она помедлила на углу, чтобы пропустить шумную троицу студентов. Лучше дать им пройти вперед: наверное, она похожа на речную ведьму — все волосы в тине. Юноша и две девушки пересекли улицу, он обнимал их за плечи. Одна из студенток взглянула в Танину сторону, когда они проходили мимо. Такая юная.

«О Андула. Что я с тобой сделала? — Таня начала задыхаться. — Что Лед с тобой сделал? Что они сделали со мной? Какой лжи я служила?»

Она дождалась, пока ребята завернут за угол и исчезнут из виду, дотянула последние несколько метров до дома. Сначала она сорвет с себя промокшую одежду и завернется во все одеяла, которые есть в квартире. А потом нальет себе выпить. Может, дважды. А потом они с дедушкой поговорят начистоту. Если нужно, она не будет спать всю ночь, допрашивая конструкт.

Таня потащилась вверх по лестнице. Чтобы не умереть от переохлаждения, она задействовала все талисманы, которые при ней были. А это опасно. Дома в Волгограде она видела мужчин и женщин, которые проводили дни в оцепенении, пытаясь навеки забыть Сталинградскую битву. Она видела, что случалось, когда кого-то, кто заливает за воротник, лишали алкоголя. Танины руки так же дрожали, когда она пыталась вставить ключ в замок.

Наконец она справилась, но только как следует позвенев связкой и добавив к паутине царапин новые следы. Войдя внутрь, заперлась и прислонилась к обитой дерматином и ватой двери. Ее обмороженное сердце билось часто, кровь пульсировала в ушах, как турецкий барабан. Она стояла так долго — переводя дыхание, прежде чем начать сражение с ботинками. Бросила их как попало. Изможденная, напуганная, замерзшая до костей, рванула в спальню, оставляя след из промокшей одежды.

Только стянув одеяла с постели и завернувшись в них наподобие бедуинки, она поняла, что, несмотря на поздний час, ей не пришлось включать свет. Ни в коридоре, ни в спальне. Она ведь не оставила лампы включенными, когда уходила? Такими транжирами бывают только дети и люди на Западе. Таня на цыпочках вышла из спальни и заглянула за угол, в коридор.

Свет горел во всех комнатах ее квартиры. В туалете. В ванной. И в конце коридора, на кухне... Оттуда же доносились слабые высокие трели и шипение — будто кто-то настраивал радио.

«О нет».

Треск помех на кухне кристаллизовался в голос дедушки, как если бы человек, настраивавший частоту конструкта, забросил в эфир сеть и тянул его душу на землю, словно раненую птицу.

— Какие вопросы мы должны обсудить? — произнес конструкт.

Смешок незваного гостя был до ужаса узнаваем.

«Нет-нет-нет-нет-нет».

Задержавшись только чтобы накинуть приличный халат, она босиком прошлепала в кухню в безумной надежде, что ослышалась. Она ослышалась, недопоняла — этому есть невинное объяснение. Но нет. За кухонным столом, играя с верньерами на дедушкином радио, сидел Александр Вадимович Кометский, начальник пражского штаба КГБ. Ее кастрюли и сковородки были свалены на полу возле шкафа.