Ведьма
Шрифт:
Уже ничему не удивляясь, мужчины молча вытащили люльку с ребенком, занесли в дом, сразу отметив идеальный порядок, наведённый, по-видимому, женщиной. Кстати, неплохо было бы узнать ее имя…
— Матвеевна. Можете называть меня Матвеевна.
— Вы что? Тоже… Ведьма? — оторопело интересуется Степан, поглаживая щечку малыша, который проснулся и завозился, недовольно кряхтя. Женщина, проигнорировав их вопрос, прошла в кухню, открывая навесной шкаф.
— Здесь искусственная смесь, которой необходимо кормить ребенка по первому требованию. Примерно раз в два-три часа…
И дальше следует долгая речь, с детальным описанием всего, что может понадобиться.
— Подержи его столбиком, — командует Степану, после того как малыш насытился.
— Чтобы отрыгнул воздух, — поясняет более
— Это как? Столбиком?
— Вертикально, прижимая к себе и поддерживая головку, — аккуратно забирает у Степана сына, наглядно демонстрируя требуемое положение ребенка. Нет, он сам боялся сделать что-нибудь не так, но времени рефлексировать не было. Их сыну требовался уход и внимание уже сейчас.
— Тут травы, заготовленные Ксенией. Сейчас покажу, как запаривать. А потом этот отвар в водичку лейте, в которой малыша купать будете.
И так весь вечер, к окончанию которого у обоих мужчин голова шла кругом.
— Вы пока раздевайте Ваню, а я водичку приготовлю. Первое купание у малыша, да, Ванечка?
Неумело, дрожащими руками Степан принимается выполнять указание Матвеевны. Маленький… Господи Боже, какой же он крохотный — их сын. Снимает шапочку и выдыхает резко:
— Он — черный! Слабый, посмотри какие у него волосы!
Игорь с интересом подходит к пеленальному столику:
— Вот ведьма, а!.. Ну, никогда не ошибается. Все-таки твой, — без сожаления, просто, как о факте.
— Может, в Ксению, темненький…
— Да у него даже форма черепа твоя, и залысины. И в целом на тебя очень похож, да, сына? — гладит нежную щечку. — Без шапочки это как-то особо в глаза бросается.
— Потом разберетесь, кто отец, а сейчас Ванюшу купать надо! — бесцеремонно влезает в разговор женщина, нарушая прекрасный момент более близкого знакомства отца и сына.
Так и жили… Или существовали в каком-то мареве, двигаясь по кругу. Дом, сын, больница, работа… То впадая в отчаяние, то выныривая из него. Они окончательно перебрались на хутор, постепенно приспосабливаясь к новым жизненным обстоятельствам, и вникая в абсолютно незнакомый им мир отцовства. Слава Богу, Ванька рос тихим, нетребовательным ребёнком, да и Матвеевна им очень помогла на первых порах. Спасибо ведьме за то, что все предусмотрела. Они часто раздумывали над тем, знала ли она о том, что с ней случится наверняка, или просто перестраховывалась. И склонялись к мысли, что все-таки знала, уж больно детальные инструкции дала Матвеевне. Но, в таком случае, возникал резонный вопрос, почему она ничего не сказала Игорю, не подготовила, не дала знаний, которые могли бы стать якорем в бушующем океане их переживаний и боли.
За эти страшные дни Игорь и Степан сблизились ещё сильнее, поддерживая друг друга, и не давая сорваться в пропасть. Это на самом деле страшно — понимать, что от тебя абсолютно ничего не зависит. Что ты в любой момент можешь потерять то, что стало всей твоей сутью, без чего в принципе жизнь не имеет смысла. Как-то в разговоре Игорь со Степаном вспомнили слова Ксении о том, что они связаны нитями жизни. Они, и ещё кто-то третий. Но кто это был? Ксения? Или все-таки их сын? И мужчины молили небо о том, чтобы этим человеком оказалась ОНА. Да, они всей душой полюбили Ванюшку, прикипели сердцем к маленькому, беззащитному комочку. Но, только без Ксении все теряло смысл, и даже собственная жизнь обесценивалась, умножаясь на ноль. Оставалось только одно: молиться, повторяя, как мантру: Боже, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — с трудом находя силы, чтобы сделать следующий вдох. Дни шли, и ничего не менялось. Только крепло чувство, что они барахтаются в каком-то вязком болоте, не понимая, зачем, и ради чего. Особенно напрягала когда-то любимая работа. Все проблемы, которые раньше воспринимались чуть ли не катастрофой, перешли в разряд абсолютно незначительных, но требующих, непонятно почему, каких-то дополнительных усилий для их решения, отвлекая тем самым от самого главного.
Единственной радостью в то ужасное время был Ванька. Прижимая к себе его крохотное тельце, мужчины будто бы становились ближе и к любимой. А сын тянулся к ним, засыпая исключительно на груди одного из пап. И будто
бы догадываясь о том, что мужчинам приходится очень нелегко, малыш вел себя просто идеально. Ел, спал или наблюдал за ними своими абсолютно не по-детски серьезными глазенками.Глава 24
— Игорь Николаевич.
— Да, — настороженно.
— Это Сергей Иванович Ларин, лечащий врач вашей же…
— Я в курсе! Что-то случилось? — спрашивает, в то время, как сердце опускается куда-то вниз. Степан тоже откладывает в сторону вилку, напряженно прислушиваясь к разговору. Игорь переключает телефон в режим громкой связи.
— Нам необходимо переговорить.
— Ксения… Она…
— Нет, вы не подумайте, ничего не случилось. Просто… Уже месяц прошел, и нужно что-то решать…
— Мы сейчас подъедем. Дайте нам час.
Она находилась в каком-то небытии. Бродила в молочном, вязком тумане, время от времени натыкаясь на картинки из прошлой тяжелой и мало радостной жизни. Эти сюжеты сюрреалистически, по одному Небу известному сценарию переплетались с картинами невиданных ведьмой совершенно сказочных в своей красоте мест. Нормандские фьорды, непроходимые джунгли Амазонии, нереальные розовые пляжи, омываемые кристально чистыми бирюзовыми водами океана, тихие улочки старинных городов… И, как вспышки среди всего этого — кадры переполненных счастьем дней, когда даже ведьма поверила в возможность счастья для себя. И холодный душ из острых, как иглы, слов Степана. И утешающие объятия Игоря, и снова Степан… Родители, бабка, для которой Ксения была скорее обузой. Война, искалеченные молодые мальчики-воины, больные дети… Вся боль Земли, средоточием которой поневоле становилось её хрупкое сердце. И снова водопады, горы, равнины. Она как будто летит над этим всем, наблюдая с высоты, как миллионы животных — зебр, газелей, антилоп перемещаются в поисках новых пастбищ, а за ними, в поисках лёгкой добычи, по пятам следуют львы, леопарды и гиены, замыкая круг жизни. Но вот снова Степан. Пистолет в её руке, и дыра в груди, которая образовалась в момент его ухода, и достигла поистине грандиозных размеров в тот день. Тотчас же ведьмин жизненный круг замкнулся. Вся жизненная сила попросту вышла сквозь образовавшуюся пробоину. Почему она не умерла ещё тогда? Все просто… Сын. Маленький, упёртый и сильный… очень-очень сильный ведун. Как так получилось? В роду ведьмы не было мужчин. Сила наследовалась исключительно по материнской линии. Ксения не знала, почему произошел сбой. Но она отчетливо понимала, что и сын не сможет питать её вечно, как бы ни затягивал процесс своего рождения. В момент родов ведьма лишилась источника энергии. Жизнь обнулилась. Но, отчего-то, не прервалась, как должна была. И вот теперь она бродит между мирами и пространствами, между прошлым и будущим, между жизнью и смертью.
Вдруг все вокруг закружилось в бешеном темпе, будто бы огромная воронка своей ненасытной глоткой принялась поглощать все, что ещё окружало ведьму. И не осталось ничего… Ксения испугалась, потеряв ориентиры, и даже поначалу не сразу услышала тоненький, едва слышный плач. Огляделась, но кроме белого цвета, в который было окрашено все кругом, ничего не увидела. Плач усиливался. Ксения сделала первый робкий шажок навстречу доносящимся звукам. Поначалу тихие, всхлипы переросли в настоящий рёв. И она побежала… Теперь уже саму Ксению подхватило потоком энергии сумасшедшей силы, втянуло в узкий сверкающий тоннель, по которому она понеслась с бешеной скоростью навстречу неизвестности. Резкий толчок, и Ксения возвращается в своё тело. Рёв не утихает, и этот звук заставляет ведьму открыть глаза.
Больничная палата. К руке подсоединена капельница, и целая куча проводов тянется к ней. Приподнимается на кровати, методично отсоединяет от себя всю аппаратуру, свешивает ноги вниз и встаёт. На журнальном столике, у окна, оставлена переносная люлька, в которой надрывается ребёнок. Её сын. Ксения подходит к нему, а сама задохнуться боится, потому что ком переполняющих душу эмоций подпер горло и перекрыл кислород. Дрожащими руками берет своё дитя, подносит к сердцу и пристально смотрит в мудрые глаза. Это она — младенец, в сравнении с ним.