Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
«Чего это она?» — полюбопытствовала у ведьмы.
«Увидишь. Высокомерно назови время и место, куда следует принести остальное. И не смущайся. За награду она ползком за тобой увяжется. Потом потребуй кольцо, она знает какое. Приложи его на мгновение к броши. На мгновение! И верни».
Так Анка и сделала. Как только женщина схватила кольцо дрожащими руками, ее губы скривились, а глаза заблестели от влаги.
— Все исполню! — обещала она, кланяясь, как болванчик.
«Запугали?» — вздохнула расстроенная Анка.
«Я счастье подарила!»
Смотреть на
«Благодарю за помощь», — обратилась к ведьме.
«Сплю. Отстань!»
«И как им предложить еды? Спалили их дом, лишили имущества, потом я приношу подачку… — раздумывала подавленная Анка, неуверенно шагая к хибарке. — Но если уйду, им есть нечего, а мне не поздоровится за непослушание. Авантюристы-интриганы хреновы, заварили кашу, а мне унижаться!»
Устало выдохнув, толкнула дверь и вошла.
— Нам от тебя ничего не надо! — раздалось сразу же за спиной. Оули стояла за дверью.
— Показываете гордыню, как положено высокородной фа?! — обернулась Юлиана на голос. — Только кому делаете хуже? Гордыня покрыла вас ледяной корой, сквозь которую не проходит даже материнская жалость?!
Ненавидящий взгляд черных глаз тетки Асаара, сузившиеся крылья носа, губы, желавшие выплюнуть гадость, боролись с гордостью и с состраданием к единственной дочери. Анка отчетливо видела, какое отвращение к ней испытывает эта женщина.
— Ненавидеть сможете меня и после, когда он вернется, но, вдруг, будет поздно? Когда видела его в прошлую встречу, у него была ранена рука… — слова о ранении Асаара лишили собеседницу надежды. Самообладание не позволяло ей заплакать, но дрогнувшие края губ выдали все, что творилось в душе хозяйки.
Юлиана сокрушенно вздохнула.
— У меня нет причин ни мстить вам, ни торжествовать. Если бы не воля случая, никогда бы не появилась в этом захолустье, не носилась бы с сумами и не лезла бы в жизнь незнакомых людей. И я не виновата во всем этом! — выпалила и спрятала руки за спиной.
— А кто виноват? — спросил голос сверху.
— Вам виднее. Я жила спокойно и счастливо. Не богато и не бедно. Меня любили, жалели, и я ни к кому не лезла. А потом раз, все пошло наперекосяк, и теперь я стою перед вами, и оправдываюсь в том, чего не совершала.
— Сильно ранен?
Юлиана догадалась, кому принадлежит голос.
— Жить будет. Как хотите, но я не уйду! — рассерженная, плюхнулась на скамейку на тонких ножках и чуть не упала. Только размахивая руками, удалось удержать равновесие.
— Дом разнесешь.
— Не всем же быть то… — хотела сказать «тощими», но сдержалась, — тоненькими и изящными.
Это была наглая, грубая лесть, но решилась на нее от отчаяния.
«Невеста» рассмеялась высоким, чистым смехом. С каждой минутой Анка все больше понимала, что Улаура привлекало в этой Аоле.
— Хочешь стать как все?
— Нет, — отрезала Юлиана и, поежившись, обняла себя руками. — Холодно у вас.
— Дверь там.
— Я замерзла, как собака, вымокла, тащилась по непролазной грязище. Я не
фа, благородства во мне ни на монетку, так что не надо испепелять взглядом! Просто открою крышку и буду искушать запахом.— Ты похожа на кухарку, бегающую с плошками и думающую только о животе! — укусила Аола.
— Не к лицу фа нападать на несчастную, обездоленную кухарку и опускаться до ее уровня, — спокойно парировала Юлиана. В принципе, к этому Талаза ее и готовила.
— Мам! Да она еще и нахалка!
— Будете есть или гордыми помрете от голода? — не отставала Анка. Перед глазами то и дело представлялся разъяренный Асаар, обвинявший ее в страданиях близких.
— И что там?
— Аола, не смей! — отчеканила ледяным тоном тетушка. — Если из-за меня, я не притронусь!
— Когда он увидит, как вы голодали-страдали, придушит меня, а это покушение на чужую собственность и расплата. Этого хотите?
Спор прекратился тут же. Тетушка Оули плотнее затянула шаль на груди и выбежала из дома, хлопнув дверью.
— Она же простынет!
Аола не ответила.
— Придет Асаар, увидит бездыханные трупы гордых фа, свернет мне шею и попадет в кабалу. И не будет никакого счастливого конца, зато две заносчивые особы умрут счастливыми…
— Замолчи, кухарка!
Анка едва увернулась от куска доски, полетевшего сверху. Подхватила упавшую щепку и швырнула обратно. Подумав, осторожно ступила на лестницу, ведущую на второй этаж.
Каждый шаг сопровождался скрипом, иногда пугающим треском. Она боялась, что ступенька проломится, но любопытство подталкивало. Поднявшись, заметила ветхий косяк. Наклонила голову и встретилась глазами с той самой «невестой» — соперницей, которой на вид можно было дать не больше пятнадцати лет. Наверно, ее лицо было очень удивленным, потому что Аола сузила раскосые глаза и гордо вскинула болезненно-бледное лицо, будто бы лежала не в ворохе тряпья среди рухляди, а на резной кровати под балдахином.
Аола ожидала, что великанша начнет насмехаться над ней или хвастаться успехами в покорении Асаара, но та лишь тяжко вздохнула и печалью произнесла:
— Пошли есть, идеальная дева Асаара, — с жалость и оттенком стольких чувств, что Аола впервые растерялась.
— Да, я его идеал! — с вызовом отчеканила она, задирая выше голову.
— Ага, и еще невеста. Хорошая пара, — поддела Анка.
— Вы с ним только ростом похожи.
— Да, а душой он тянется к тебе. Уже поняла.
— Ты его не получишь!
— Ой, ли?
Они смерили друг друга взглядом.
Аола с трудом скрывала тягостную подавленность. С болью в груди приходило осознание, что враг Сара — великанша — имела то, чего никогда не было и не будет у нее: сила, здоровье и красивое тело под стать ему.
— Убирайся!
— Пойдем есть.
По горечи, отразившейся на лице девочки, Юлиана чувствовала подвох.
— Можешь идти?
— Неужели не все разнюхала?
— Сдались вы мне! Жила замечательно без вас и вашего Асаара, беды не знала! — заводилась Анка, но взгляд упал на отрепья, и она спохватилась: — Одеяла же есть!