Ведьмина сила

Я молча кивнула. И решилась спросить, сформулировав вопрос, но…

— Остальные найдутся сами. Ты поймешь. Вы повязаны. Они у тебя в памяти. И в крови. Нет случайности в ваших встречах, — ответила она на мой молчаливый вопрос. — Все, кто был на ритуале, давно в тебе. Ей не хватало силы для сотворения оков, — и сухая рука легко коснулась ожога, — и она тянула ее из своих последователей. Крупицы их силы — здесь, — и сжала мой локоть. — Тебе надо лишь научиться понимать. Оковы чувствуют своих создателей. И ты научишься их чувствовать.

— Спасибо, — поблагодарила тихо.

— Не трогай Пламя, — ведьма встала. — Не пытай. Сейчас повезло — докричалась, а в другой раз мы можем не услышать. Я буду помогать иногда, — и улыбнулась. — Ты — мое продолжение, а ведьмы всегда защитят своих. Даже после смерти. В этом наша сила. Ради этого, — пришелица прикрыла глаза, — когда-то я сделала… то, что сделала. Из-за права на жизнь. Тебе тяжело, но ты будешь жить. И твои дети. И дети твоих детей. И однажды род наберет такую силу, что его уже никто не сможет уничтожить или посадить на цепь.

Я кивнула. Да, я сразу поняла, кто пришел. И — да, тем силен род, но…

— Есть ли смысл помогать, если… — я запнулась. — Я уже не последняя?

— Есть, — ведьма улыбнулась. — Ты — наша. И ты — мать юного палача, а кто еще передаст потомкам опыт? И у тебя будет еще одна девочка. Природная Верховная. Будет, не сомневайся. Ты все делаешь правильно. Горжусь. А ты верь. Ради детей.

Я снова кивнула. В горле застрял сухой комок. О детях я тоже старалась не вспоминать, но прародительница права. Наш род — и прошлый, и настоящий, и будущий — наша сила. Истинная сила.

Пришелица отступила, прячась во мраке, ее Пламя потухло, но сквозь густую тьму я услышала последнее:

— Символ на пряжке — это ключ. Ключ к твоим оковам. Пойми, как он работает, и сможешь освободиться.

И ушла. Я тряхнула головой и заморгала от резанувшего по глазам света. Весеннее солнце приветливо заглядывало в открытое окно, а на полу, среди горы помятых и обгорелых вещей, лежало восемь готовых амулетов. И отвратительно несло паленым. И соседи на балконах опять голосили про «сколько ж можно, Маргарита Владимировна!..». Мир обретал знакомые черты и становился прежним.

Я с трудом встала и поприседала, разминая затекшие мышцы ног. Прищурилась на солнце, оправила халат и снова полезла в походный сундук. Там, на самом дне, хранилось то, чего мне с собой брать было нельзя, но я не удержалась. Цветная фотография, две улыбчивые мордашки — сын и дочка, здесь, на снимке, еще маленькие. Мы с начальством сделали все возможное и невозможное, чтобы, в случае моего провала, до них не добрались. И даже думать о них мне нельзя. Доступ к моему сознанию и памяти перекрыли хорошо, но прихвостни Ехидны и не такое ломали.

Снова спрятав фотографию, я села на ковер и с головой ушла в медитацию. Прочь ненужные мысли и опасные воспоминания, и только дело, и я — городской экстрасенс, который строит из себя темную ведьму, причем весьма слабую, молодую, глупую и неопытную… А после — еще одно дело. Но сначала — поесть, да.

За перекусом я построила графики работы организмов вообще и сердца в частности для бабы Зины и ее «сердечка». Точно родственники. И вряд ли будут прятаться в анабиозе, а значит, для их поиска подойдут и обычные маяки. Выйдя на балкон и убедившись в отсутствии соседей, я сдула с ладони пригоршню черных шаров. Подхваченные ветром, они разлетелись по городу. И — еще одно дело.

Бес вернулся, когда я заканчивала собирать амулеты в пояс. Скользнул с балкона в гостиную, довольный, разжиревший и медлительный, лениво доковылял до меня и плюхнулся на ковер. Посмотрел на амулеты, принюхался и сипло заметил:

— Давно не видывал. Забытое уменье.

— Нашел что-нибудь интересное? — я проигнорировала намек.

— Смотря что считать интересным, — он зачем-то начал вылизывать переднюю лапу.

— Цену набиваешь?

Нечисть оскалилась, показав желтые зубы:

— Сходи ближе к ночи на первое городское кладбище.

Я напряглась. Конечно, ведь до выплеска — всего ничего. Еще день-другой предвестники точно будут появляться.

— Спасибо за наводку.

— Спасибо за прогулку, — бес сел. — Я готов.

Я закрыла крышку его «камеры» и спрятала бутылек в походный сундук. Посмотрела на часы и решила, что до «ближе к ночи» поброжу у больницы. Попробую провернуть одно важное дело. И вернусь в обычный мир. К жизни, к людям… к своим планам на будущее, которые робко, но напоминали о себе. И о том, что я не труп. Пока. Прародительница же заметила… а мертвым виднее.

Переодевшись и застегнув на талии пояс, я еще с полчаса проверяла настройку всех необходимых амулетов. Когда выходишь из образа и напряженно размышляешь о постороннем и болезненном, они расстраиваются и фонят, рассказывая всем и каждому, какая у меня защита, где находится и что скрывает. Но два часа медитаций — и всё в норме. И я невольно подумала, что если Сфинкс где-то рядом, то и моя личность, несмотря на защиту, перестала быть секретом, и прятаться остается только от Круга да излишне любопытной нечисти…

Но — может, и к лучшему. Меньше будет соплей при встрече и больше сведений. Даже двухсотлетние — не железные, и если знают, что за ними вот-вот придет палач, если знают, что палач в городе, а их — тех, кто без амулетов защитников — сольют или принесут в жертву… Картина получается интересной.

…а если Сфинкс где-то рядом, то ближе к ночи и ночью заниматься я буду не только предвестниками. Но и соседями. А пока — больница. И ее персонал с пациентами. Мало ли. Мне так крупно не повезло на заре жизни — подвернуться под руку Ехидне, — что должно повезти по мелочи сейчас, когда появился шанс от нее избавиться. А в долги судьбы и прочие бумеранги я всегда верила. Фактически я ими работала.

Моя наставница однажды заметила: когда ты начинаешь верить в то, что с тобой ничего не случится, ты пропал — оно уже случилось. Хорошее или плохое — зависит от поступка, бумеранг породившего. Я старалась верить в хорошее. Ибо без силы веры мое предприятие не имело никакого смысла. Как и борьба за собственную жизнь.

Вечер полз по тенистым улицам сиреневыми сумерками, город нежился в майской прохладе. Я неспешно шла в знакомом направлении и интуитивно прислушивалась к своему состоянию. Есть не хочу. Спать — тоже. Обычно пытки изматывали, и морально, и физически, а вот «разговор» с Пламенем, наоборот, придал сил. Я ощущала себя бодрой… отдохнувшей. Готовой к подвигам. Наставница говорила, что обычно Верховные после беседы с Пламенем лежат пластом, выжатыми лимонами, а я… Похоже, выжала его скрытую силу и забрала себе. Теоретически палачи умели проделывать такое и с «клиентами», но это знание запретное, потерянное… И, кажется, освоенное. И не лишнее.