Ведьмы отряда Огненный Феникс

Секунду Ната колебалась, затем опустила веки и плотнее сжала руки чародея, стараясь уловить биение пульса, слиться с ним.

— Что ты слышишь, Ната-ниэль? — он произнёс имя нараспев, с двойным ударением, устанавливая пока непонятный Нате ритм.

Ведьма прислушалась.

— Песню птицы в лесу. Шелест ветра. Капли дождя, — она пыталась попасть в тот же ритм, но чувствовала, что у неё не получается.

— Какого цвета голос птицы, Ната-ниэль?

— Серебро, звенящее в ветвях, ветер — прoзрачен, вода — зелена.

— Что там, под водой, Ната-ниэль?

— Дыхание рыб.

— А над ней?

— Шёпот цветов.

— Раскрой ладони, Ната-ниэль.

Ната повиновалась, переворачивая руки.

— В твоих ли ладонях этот цветок, Ната-ниэль?

Ната улыбнулась. Конечно, в её ладонях не было цветка. Но ей на секунду почудилось, что это нечто вроде проверки. Рэн, будь его руки свободны, легко получил бы сюда этот несчастный цветок. Он хотел доказать, что онa, ведьма, не способна на это, но…

— Да, — ответила Ната от одного лишь желания противоречить, — этот цветок — у меня.

— Его лепестки…

— Его лепестки белоснежы, а сердцевина золотится солнцем. Да. Этот цветок у меня.

Внезапно Ната почувствовала, что по её пальцам стекает вода. Резко открыла глаза и увидела на ладонях прекрасную золотисто-белую нимфею, еще влажную от недавнего соприкосновения с водой.

— Как… ты… — выронив цветок, Ната резко схватила Рэна за запястье и, не замечая, что причиняет магу боль, принялась поворачивать eго руки в разые стороны, проверяя, целы ли наручи.

Убедившись, что они на месте, Ната, наконец, отпустила руки чародея, и тот тут же прижал их к себе, баюкая одной другую.

— Как ты это сделал?

На лице Рэна отразилась почти детская обида.

— Я ничего не делал, ведьма, — он почти шипел, — если бы я мог что-то сделать, меня бы тут не было.

* * *

Ната не заметила, как выскочила с веранды и, миновав коридоры, пронеслась насквозь через дом. Размеренно, будто безмозглый каменный голем, размашистыми шагами двинулась по прямой. Она проскакивала аллею за аллеей, поворачивая интуитивно, и пришла в себя лишь тогда, когда дыхание сбилось, а кровь вовсю стучала в висках. Ната огляделась. Кругом царил полумрак. Клумбы давно остались позади, да и среди деревьев в этой части парка преобладали не ивы, а разлапистые ели. Разглядев вдалеке скамейку, она подошла к ней, уселась, по — мужски широко расставив ноги, и, упершись локтями в колени, опустила на раскрытые ладони лицо.

Что произошло только что?

Рэн не мог колдовать. Он сказал абсолютно верно: если б у него оставался хоть какой-то доступ к магии, он придумал бы что-то получше, чем кусаться и царапаться. Но кто-то же должен был наколдовать нимфею. Пыльца давно уже не давала Нате приличных сил. Раньше она спокойно вызывала огненные шары, иногда получались даже каменые ливни. Но — и здесь маг снова был прав — за всё надо платить. Теперь чистой иты хватало лишь на призыв небольших сгустков энергии. Например, для магических пут. Но сегодня она не принимала пыльцу — всего лишь слабый, сильно разбавленный эликсир.

Итак, она имела два факта: а) кто-то материализовал в её руках нимфею; б) сама она не материализовывала нимфею с помощью пыльцы.

Подумав, Ната добавила к списку третий пункт: Рэн тоже ничего не материализовывал. Если бы Нате в эту минуту не требовался весь её разум, чтобы понять суть произошедшего, она могла бы сообразить: все было очевидно еще на веранде. Был всего один вариант: нимфею создала она сама. Без воздействия иты. И именно это хотел показать ей эн. Он сделал ей поистине королевский подарок. В голове Наты мелькнула недобрая догадка.

— Лэт, — позвала она мысленно.

Мальчишка не отвечал, и Ната повторила вызов еще дважды.

— Чего… капитан? — Лэт явно не хотел лишаться хорошего сна.

— Лэт, мне нужно, чтоб ты завтра подвёз мне ещё одно досье.

— М-м?

— Собери всё, что у нас есть, на магистресс Арту.

Наступила тишина.

— Лэт, — позвала Ната еще раз, чувствуя, что молчание затягивается.

— Капитан, — осторожно произнёс Лэт. Вот теперь он, наконец, проснулся.

— Не спрашивай пока ни о чём. Я буду признательна, если ты не подведешь.

Ната прервала связь. А после некотoрое время сидела на скамье, припоминая, что делала в трансе. Затем повторила ту же последовательность действий, даже проговорила те же мантры. аскрыла ладони. Нимфеи не было. Она попробовала еще дважды, пока не почувствовала, что у неё начинается мигрень. К тому же в парке окончательно стемнело. Так и не добившись ничего, в полном разочаровании она поплелась обратно к особняку.

Глава 7. Отрицание

Он открыл глаза, но не увидел кругом ничего, кроме темноты. Она окружала. Давила. Проникала в нос, в рот и в уши. Она была осязаемой и густой. Первой мыслью стало: «де?» Он закрыл глаза, исследуя щупальцами разума пространство вокруг. Стены… Он напрягся… и уперся, словно лбом. То ли камень вокруг был таким толстым, что он не мог проникнуть через него, то ли ему отказали чувства. Снова открыл глаза. Опять закрыл. Никакой разницы — только бесонечная тьма и бескрайний монолит стен. Попытался ощупать себя и понял, что скован. На руках были тяжёлые браслеты, соединенные тонкой цепью. Пожалуй, с помощью магии он мог бы ее пoрвать. Но это потом. Не следует выдавать себя раньше времени. Сначала нужен план. Он коснулся стены. Она оказалась холодной и немного влажной. Провёл ладонями в сторону. В пяти шагах справа обнаружился угол. Вскоре стало понятно, что его клетка имеет семь шагов в длину и четыре в ширину. В одной из стен он обнаружил окованную железом дверь — слишком тяжёлую, чтобы можно было её выбить. Зато в ней обнаружилось небольшое решётчатое окно. Но и за ним плотной преградой стояла тьма.

Отошёл от двери и, усевшись на корточки, стал думать. Попытался мысленно позвать на помощь — без толку. Всё тот же вопрос: он потерял чутьё, или его никто не слышит? Ответа не было. Ещё раз ощупал наручники, но, подумав, оставил их в покое и стал ждать.

Темнота давила. Впервые он понял, что боится её. Темноты… и одиночества. А еще: оказаться заживо похороненным в запечатанном наглухо каменном склепе, где время течёт медленно, как воды заболоченной реки. Он уже думал, что это и станет его судьбой — вечная тьма — когда за решётчатым окошком мелькнул свет факела. Он поднялся на ноги, приготовившись ко всему. Огонёк поплясал и замер. Звякнули ключи, и заскрежетал замок. Дверь открылась.

На пороге стояла женщина в белом плаще. Это не значило ничего — или могло значить oчень много. Утомлённый отсутствием информации мозг пытался выскрести из увиденного всё возможное: высокая, статная, лицо в тени. Женщина сделала шаг вперёд. Ступает по-военному. Каратель? Или просто страж? Пламя факела трепыхнулось, закоптило. На секунду снова наступила темнота, и в ней обгорелыми углями блеснули красные зрачки.

Ведьма.

— Уважаемая сестра…

Тычок под рёбра. Он с трудом удерживается, чтобы не согнуться пополам, но продолжает:

— Сестра, это ошибка.

Снова удар. С другой руки. Этот переносится легче.

— Меня зовут….

Удар в солнечнoе сплетение. Не удержавшись, он всё же сгибается пополам — и тут же железная рука подхватывает его за волосы и заставляет посмотреть вверх.

— Тебя зовут — подзаборная подстилка, — он впервые слышит голос ведьмы. Он кажется знакомым… Но нет, такую он раньше не встречал. Голос этой женщины — будто скрежет стела о металл. — И сестра твоя — прибордельная шавка.

Ведьма хочет его разозлить. Но он не может злиться. Еcли он будет злиться — пропустит момент и не сможет вырваться.