Ведьмы.Ру
Шрифт:
Ульяна закрыла и открыла тотчас, потому что вода оказалась у неё на макушке.
— Стой. Я, конечно, не ведьма, но вода — это моё… вот сейчас умоемся и заботы уйдут, и тревоги, — голос Ляли стал ниже, он проникал словно в голову, а вода больше не раздражала.
Вода…
Подумаешь.
Мелочь, если так-то… и теплая она. И пахнет вовсе даже не болотом, а наоборот, звенящей свежестью, которую тянуло нюхать и нюхать.
— И набрала же ты, — раздалось рядом. — Ишь, сколько всего… ошмётки какие-то… ну кто ж так колдует? Потом, небось, маешься с головной болью…
— Я не колдую…
—
— Что это?
— Это? Это то, что ты не колдуешь…
— У меня дар нестабильный, — призналась Ульяна и впервые, кажется, произнесла это без обиды и стыда. — Раньше ещё, после школы, был просто слабым, но как-то управлялась. И поступить даже поступила…
На бытовую магию.
Платно.
Это, конечно, не высокий практикум, как у Данилы, но… но ведь неплохо.
— Училась вот… чем дальше, тем хуже. Я пыталась. Честно… последний год вообще по старой памяти отметки ставили. Сила вообще ни в какую… я её чувствую, а вот работать… элементарный конструкт создать не могу.
— Это потому что ты ведьма, — Ляля плеснула водой в лицо. — А ведьмам эти костыли не нужны… ну, это как если бы мне плавники обрезать и ласты всучить, чтоб плавала. Понимаешь?
— Нет.
— М-да… ладно… пошли на берег, что ли? Там договорим.
Глава 5
Где речь идет о скоропостижных последствиях недавних событий
Глава 5 Где речь идёт о скоропостижных последствиях недавних событий
Сидя на куче мусора и жуя яблоко, ворона смотрела на пейзаж городской свалки.
Один очень современный роман молодого и, безусловно, до крайности талантливого автора.
Данила открыл глаза.
Белое.
Красивое.
Кто бы знал, до чего красив и многообразен белый цвет. Какой он… насыщенный. Впечатляющий. И оттенков… раз-два-три…
— Четыре и пять, — произнёс Данила вслух и почему-то хихикнул. — Вышел зайчик погулять…
Смех вырвался из горла клокочущими шариками. Разноцветными. Вот как в детстве, когда он с няней в парке гулял, и там шарики продавали. Данила помнит. Пусть говорят, что детские воспоминания — это ерунда, что до трёх или четырёх лет вовсе на них рассчитывать смысла нет, но он помнит.
И человека.
И шарики у него на ниточке. И что няня отказалась покупать, а он расплакался. Теперь вот и у него шарики есть.
Бум.
Надо рот открыть и шарик выпустить.
Бам.
И второй.
Бум-бам…
— Доктор, что с ним? — обеспокоенный голос матушки заставил закрыть рот и замереть. Данила и руки вытянул, уставившись в потолок.
Где он вообще?
Какая разница. На потолке трещинки смешные. Вон те на рожицу похожи, а в углу группа целая, будто живопись наскальная. Только мало, надо бы добавить, чтоб уж целое полотно.
— Как бы вам сказать…
А это Савельев. Целитель? И лично? Стало быть, всё плохо. Данила попытался заставить себя думать, но как это сделать, когда рот полон разноцветных шариков и те норовят выбраться на свободу. Ему же приходится
стискивать зубы и не выпускать. Шарики стукались о зубы и уходили в голову, где вязли в мозгах. А мозги были как кисель.И ещё вон трещинки не отпускали.
Они есть.
Но если Данила отвернётся, то их не останется.
— Он… он умрёт?! — нервная нота спугнула трещинки и те поспешили спрятаться под толстый слой побелки.
— Нет-нет, Мария Игнатьевна, что вы. Его жизни ничего не угрожает… это просто… последствия.
— Чего?
— Отравления… — Савельев явно мялся.
— Его отравили? Тоша! Тоша, ты это слышал?!
И отец тут?
Плохо.
Ругаться станет. Всегда недоволен. С детства прямо. Данила хотел, чтобы отец был доволен. И рисунки рисовал. Стишки учил тоже. Но почему-то забывал. Вот в детской — помнил, а стоило няньке в кабинет отца его проводить, как всё, все слова из головы вылетали.
С шариками.
Точно.
Он тогда, раньше, про шарики не знал. Вот и не удерживал. А теперь стиснул зубы. Щеки же сами собой надулись.
— Тоша, мы должны привлечь… твоя служба безопасности… почему твоя служба безопасности это пропустила! Как ты позволил, чтобы наш сын…
— Это не то отравление, — выдохнул Савельев. — Которое опасно для жизни. Не думаю, что его травили целенаправленно… скорее уж… полагаю, он сам.
— Отравился?! Тоша… я говорила, что ты слишком давишь на мальчика! У него нервный срыв!
— Он обдолбался, — прогудел голос отца и шарики во рту затаились. — Маша, угомонись. Я ведь правильно всё понял?
— Боюсь… да.
— Нет, — в голосе матушки слышалось сомнение. — Это… этого не может быть.
— Но это есть, — отец был сух. — Ты посмотри на него. Лежит. Улыбается. И пузыри из слюны пускает. Тоже мне… наследник и надежда рода.
Ой.
А Даниле казалось, что шарики. Это пузыри? Он вытянул губы и скосил глаза, пытаясь разглядеть. Но получалось не очень. Палата большая, отец с матерью далеко и разглядеть получается только тени. Но они тоже смешные. Особенно отцовская. Длинная такая и кривобокая.
— Это ошибка какая-то…
— Ошибкой было не вмешиваться, — голос отца раздался ближе и лицо его, мрачное, округлое, нависло над Данилой. — Слышишь меня?
— Слы-ы-ышу, — отозвался Данила. Получилось как-то растянуто.
Растянуто-натянута.
Рифма.
Смешная.
Смешок сдержать не получилось.
— Что ты принял?
— Н-не знаю, — надо сосредоточиться, потому что то, что происходит, это нехорошо. Очень-очень нехорошо… а рисунок был с шариками. Красивый. Отец же не взял, велел секретарю отдать… а Данила хотел отцу. Секретарь потом выкинул. Смял и выкинул.
Данила видел. В урне.
Так. Надо не о том.
— Это… случайно… получилось.
— Видишь, мальчик ни в чём не виноват! Это всё Стас! Я уверена, что именно он виноват! А я говорила, что он на Данечку дурно влияет…
— Ему не пять лет, чтобы на друга всё сваливать. В его возрасте пора уже головой думать, а не… — Данилу рывком приподняли.
— Тоша, ему дурно…
— Судя по роже, ему как раз хорошо. Ты понимаешь, что ты натворил, полудурок?
Нет.
Не очень.