Ведомые

Сегодня ночью Софи не пришла домой. Дом. Я так долго не называл этим словом ни одно место, и удивлен, что даже помню суть. Мои дома — это жилища, в которых я отдыхаю, когда не работаю. Учитывая, что работаю я всегда, едва ли провожу время хоть в одном из них. Однако в первый же вечер, когда Софи сложила свои вещи рядом с моими и заполнила эти тихие, упорядоченные пространства своей экспансивной натурой, где бы она ни находилась, это место ощущается как дом.

Прошлую ночь в одиночестве лежа на кровати, я провел, будто в аду. И не мог усмирить свою гордость настолько, чтобы спросить у персонала, где Софи. Но был близок к этому. Меня так и подмывало начать умолять. И это тоже бесит.

В конце концов, тур подойдет к концу. Она перейдет в другие проекты, а моя жизнь вернется в нормальное русло. Почему эта мысль заставляет мой желудок сжиматься, словно я не хочу останавливаться на этом?

Зная Киллиана, я не удивляюсь, что он не может слишком долго оставаться тихим. Он издает нетерпеливый звук.

— Серьезно, чувак, из-за чего твой член завязался в узел? — Краем глаза я могу видеть его широкую самодовольную улыбку. — Я был уверен, что твой автобус будет качаться несколько часов.

— Не будь омерзительным, — огрызаюсь, оставляя чертовы рукава в покое.

— Занятие горячим сексом не бывает омерзительным. — Он слегка толкает меня локтем.

— Я могу получить психологическую травму на всю жизнь, услышав, как ты произносишь «занятие горячим сексом». И занимайся своим делом.

— Ох, пожалуйста. Ты вроде как ничего не скрываешь.

Наконец посмотрев на него, вижу, что самодовольная улыбка никуда не делась.

— Ты запал на Софи, — счастливо провозглашает он. — И был таким с тех пор, как выбрался из того самолета.

Она была счастлива, танцевала, как секс-бомба и читала рэп. Слова слетали с ее губ слаженно, без запинки и смущения. Зрелище показалось неожиданным и прекрасным. Мне хотелось смеяться от радости. Хотелось перекинуть ее через плечо, затащить в постель, чтобы Софи покачнулась и прижалась своими бедрами к моему рту. Мой член шевелится от одной мысли об этом, и я вспоминаю, что Киллиан стоит, глядя на меня, будто впервые видит.

— Почему ты лыбишься как идиот? Тебе она даже не нравится.

— Эх. — Он пожимает плечами. — Я злился из-за старого дерьма. Она крутая. Просто мне понадобилось немного времени, чтобы рассмотреть это.

Несмотря на желание содрать с себя кожу и броситься под колеса машины, признание Киллиана немного смягчает это чувство. Для меня оно много значит, и это тоже раздражает.

— Она всем нравится, — добавляет он, словно пытается убедить меня.

— Сложно удержаться, — бормочу я. Ошибка. Это дает Киллиану зеленый свет.

— Так... — начинает он, махнув рукой. — Почему прямо сейчас ты не совокупляешься с Софи? Абсолютно ясно, что вы оба умираете от желания трахаться, словно озабоченные кролики...

— Один хороший удар, Киллиан. Это все, что нужно, чтобы заставить тебя замолчать до конца ночи.

— Чувствительный. Деликатный.

Он явно наслаждается. Броситься под колеса с каждой минутой кажется все привлекательнее.

— Просто говорю, — продолжает он. — Никогда не видел человека, настолько нуждающегося в хорошем, жестком сексе, как...

— Захлопни свою ебаную пасть.

— Ты, — грубо заканчивает он, отодвигаясь на расстояние, слишком большое для удара. — Но приятно знать, что ты защищаешь репутацию Софи. Это значит, что ты заботишься.

Моя рука сжимается в кулак. Киллиан отходит еще на несколько футов, одаривая меня дерзкой улыбкой.

— Я закончил. Больше не буду дразнить медведя. Я ухожу.

— В последнее время в песне Distractify ты нарушал время. Опаздывал с риффом на пару секунд.

Киллиан смеется.

— Подъебал, мужик. Но в тему. Не знаю, почему сбиваюсь, но работаю над этим. — Он замолкает, готовый развернуться. — Что бы ты ни сделал, заставив Софи ворваться в автобус Бренны, просто скажи, что сожалеешь.

На душе разлилось облегчение. Я пытаюсь дышать. Наконец знаю, где она. В безопасности с Бренной.

— Женщинам нужно знать, что мы признаем нанесенную им обиду, — говорит Киллиан, вонзая нож глубже.

— Думаешь, я не знаю?

Его темные глаза внезапно становятся серьезными, и я понимаю, что он собирается выпотрошить меня.

— Она скучала по тебе. Софи видит тебя насквозь и все равно волнуется. Не просри это, мужик. Поверь мне.

Я не киваю. Мне нечего сказать. Я уже все просрал.

Софи

— Возьми свободный вечер, — говорит Бренна не терпящим возражений тоном.

Это не значит, что я не буду пытаться.

— Это абсурд, — говорю, слегка промокая под глазами одолженный у нее тональный крем.

Ни за что на свете не позволю Габриэлю увидеть меня с опухшими, воспаленными глазами. Я плакала не из-за него, но провела большую часть прошлой ночи, попивая водку с тоником и проклиная его имя. Бренна и Джулс сочувствовали и соглашались, что мужчине следует отвалить нахер.

— Я в порядке.

Бренна подкрашивает губы темно-сливовой помадой и протягивает мне тюбик розовато-красной.

— Знаю. Это не значит, что ты не можешь насладиться свободным вечером.

Мы таращимся друг на друга в отражении зеркала ее ванной, у обеих на лице написана непреклонность.

Джулс просовывает голову внутрь.

— Ага, почитать книгу и посмотреть низкопробные фильмы.

Упоминание низкопробных фильмов заставляет меня думать о Габриэле. И его угрозе заставить меня участвовать в марафоне по «Стар треку». Прошло меньше суток, а я уже скучаю по нему как по потерянной конечности.

— Если останусь здесь, — говорю им, — сойду с ума.

Бренна собирает волосы в свой фирменный хвост.

— Тогда иди на концерт и насладись им в качестве фанатки.

Мне эта идея не нравится. Я должна выполнять работу, а не малодушничать из-за того, мои чувства задеты.

К сожалению, если хочу трудиться, нужно вернуться в автобус и забрать свое оборудование. Не могу. Может, я и слабачка, потому что мне нужно еще немного зализать раны.

— Мне нечего надеть.

Бренна меньше меня, по меньшей мере, на три размера, а Джулс — ниже на четыре дюйма.