Почти что не было крыльев и колёс у первого года в Тысяча Девятьсот; а сейчас, когда век состарился, когда ноги его одряхлели и залиты кровью глаза — колёс у него не счесть, а крылья всё небо закрыли. «Полетим!» — он нас приглашает, взвалив за закорки сердце, волоча в безвоздушном пространстве мешок своих преступлений: мы видим, как он взлетает, наделав дыр в стратосфере, обгоняя собственный звук. Но слышно не только нам, как нож ударяет в небо и нарезает планеты: на проклятых островах всё это слышно закованным афинским поэтам, а в тюрьмах кровавого Парагвая ракетам рады глаза людей, подвергнутых пытке. Наверное, мы полагаем, что счастье — на прочих планетах, что лучше всего отвести глаза от земной агонии. Календарь нам советует не строить особых иллюзий, всё будет идти, как шло, на земле не найти выхода — надо искать приют в иных областях неба.