Вековые тайны живописи. Ключи к великим шедеврам
Шрифт:
Так время или глухота повлияли на темный романтизм Гойи? Была бы его живопись столь же мрачна и экспрессивна, обладай он слухом? Была бы она более светлой, окажись его родина в стороне от большой европейской войны?
Все это, разумеется, риторические вопросы, ответы на которые мы не получим, но про которые следует помнить всегда, когда речь заходит о второй половине творческого пути Гойи.
Именно к этому второму периоду относится картина «Колосс», героиня этой главы. «Колосс» не имеет точной датировки, но музей Прадо, с 1931 года владеющий картиной, называет расплывчатое «после 1808 года», даты воцарения французов в Испании.
Не имеет «Колосс» и однозначной интерпретации. Кто-то видит в великане дух испанского народа, идущего вдоль Пиренеев и угрожающего поддавшимся панике французам. Кто-то говорит о нем как о слепом духе войны, сеющем ужас перед разрушительной силой опустошений и смертей.
Первая версия не выдерживает критики: нет ни малейшего намека на то, что перед нами французы.
Вторая интерпретация картины, таким образом, находит поддержку. Испуганные люди, скорее всего, испанцы. Но откуда возникла необходимость бегства? Разве Колосс нападает, угрожает людям? Обратите внимание на направления его движения и движения бегущих людей: они почти параллельны! Прочь несется лишь стадо быков.
Жесты играют огромную роль для глухого человека: они помогают ему понять, что происходит вокруг. Картины глухого Гойи крайне экспрессивны, а жесты его персонажей красноречивы и выразительны: они действительно «говорят» со зрителем.
Жест Колосса, шагающего среди облаков, словно по волнующемуся морю, можно интерпретировать двояко: он выставил вперед кулак, приготовившись то ли к нападению, то ли к обороне. На кого он собирается нападать и против кого обороняться? Кто его невидимый враг? Вряд ли это люди, копошащиеся внизу, точно букашки. В действительности ему нет дела до людей. Да он просто не замечает их! А замечают ли они его? Есть на картине хоть один человек, чье лицо обращено к Колоссу?
Мой ответ: нет.
Люди и Колосс существуют в разных мирах. Они не видят друг друга и потому не могут взаимодействовать между собой. Другая, не исходящая от Колосса опасность, вызвала панику. Он же выставил вперед сжатую в кулаке руку, набычил шею, глядит исподлобья на того, кто приближается к его владению. Тьма спускается на него сверху, готовая вот-вот поглотить и его, и землю у его ног. Что несет с собой эта тьма?
Атмосферой Последних Времен веет от этой апокалиптической сцены.
Одной из главных тем романтизма является тема одинокого героя, противостоящего непреодолимым и трагическим обстоятельствам, будь то стихия природная или человеческая. Чаще всего герой будет раздавлен ими.
Таким одиноким героем, готовым сразиться с неизбежным, предстает перед нами Колосс Гойи.
Очень скоро его, а вместе с ним и всю землю, накроет мрак, предчувствуемый и осязаемый лишенным слуха художником, чье обостренное восприятие мира и необузданное воображение породили образ, волнующий и не отпускающий зрителей столетия спустя.
Неочевидная красота у Энгра
https://images.eksmo.ru/images/vekovye-tayny-zhivopisi/museum.jpg
Жан Огюст Доминик Энгр
Большая Одалиска
1814, Лувр, Париж
Среди ярких шедевров мирового искусства особое место занимают прекрасные обнаженные (иначе называемые «ню» [177] ), горделиво украшающие своей ослепительной красотой стены самых знаменитых музеев мира и неоднократно становящиеся «звездами» этих музеев. Так, Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге гордится «Данаей» Рембрандта, Национальная галерея в Лондоне – «Венерой перед зеркалом» Веласкеса, Галерея Уффици во Флоренции – «Рождением Венеры» Боттичелли [178] , музей Орсэ в Париже – «Олимпией» Мане [179] , Музей Каподимонте в Неаполе – «Данаей» Тициана.
177
Ню (от фр. nu – «обнаженный») – художественный жанр в скульптуре, живописи и фотографии, изображающий красоту и эстетику обнаженного человеческого (чаще всего женского) тела.
178
Сандро Боттичелли (1445–1510) – итальянский живописец, один из наиболее ярких мастеров итальянского Возрождения, представитель флорентийской школы живописи.
179
Эдуард Мане (1832–1883) – французский живописец и график, один из революционеров в живописи и родоначальников «нового искусства» середины XIX века.
Парижский же Лувр считает своей безусловной жемчужиной «Большую Одалиску» Доминика Энгра [180] , одну из самых прекрасных и в то же время отталкивающих ню в живописи.
Жан Огюст Доминик Энгр – последний и самый преданный певец классицизма в XIX веке во Франции, не только не желавший следовать за гордо вздымавшим голову романтизмом, но и всячески клеймивший новые поветрия, которые он считал опасными для «чистого» искусства. «Человек страстно любит
перемены, а перемены в искусстве часто являются причиной упадка» [181] , – категорично заявлял он. И бросал роковые для развития искусства слова: «Все уже сделано, все уже найдено. Наша цель – не изобретать, а продолжать» [182] . Он откровенно открещивался от своего века, смотря исключительно назад, в эпоху Возрождения, вознося хвалы Рафаэлю и призывая собратьев по цеху слепо следовать стилю великого итальянца. Так что нет ничего удивительного, что в картине, о которой сейчас пойдет речь, настолько много эстетики Рафаэля, что при беглом взгляде она превалирует над индивидуальным почерком самого Энгра.180
Жан Огюст Доминик Энгр (1780–1867) – французский живописец и график, ученик Жака-Луи Давида, величайший представитель французского неоклассицизма и европейского академизма XIX века.
181
Цит. по: Мастера искусства об искусстве: В 7 т. М.: Искусство, 1967. Т. 4. С. 65.
182
Там же. С. 64.
Но этот почерк у него имелся. И как бы сильно ему ни хотелось скрыть его за совершенным подражанием совершенному идеалу, уникальный и неповторимый стиль большого мастера, каким являлся Энгр, виден в каждом его произведении.
Виден он и в небесной красоте «Большой Одалиски», настолько удачно расположившейся в луврском зале монументальной живописи, что мимо нее невозможно пройти, не задержавшись перед этим изящным телом.
Одалисками называли прислужниц в гареме [183] Османской империи, и участь их была незавидна, а жизнь крайне прозаична. Однако в Европе и, в частности, во Франции, романтизировавшей Восток с легкой руки Наполеона после его Египетского похода, одалисками считали наложниц в гареме султана и всячески облагораживали их образ. На картинах художников-ориенталистов [184] изображались молодые, прекрасные, изнеженные и непременно обнаженные женщины, окруженные восточной роскошью и предающиеся сладкой праздности. Единственным их занятием на европейских живописных полотнах было ублажение похотливых султанов. А главной задачей изображавших их мастеров было удовлетворить запрос западного общества на открытую эротичность, не дозволенную на Западе, зато позволительную в том, что имело отношение к Востоку.
183
Гарем – закрытая и охраняемая жилая часть дворца султана, в которой жили жены султана и их прислужницы.
184
Ориентализм (от лат. orientalis – «восточный») – направление в западноевропейской культуре конца XVIII – начала XX века. Одним из проявлений ориентализма в живописи были картины, на которых изображались идеализированные, вымышленные сцены из жизни Востока, бывшие полностью на совести художников и их зрителей, на чьи вкусы они ориентировались.
Так что нет смысла обсуждать, насколько образ Одалиски Энгра соответствовал своему прототипу. Ответом тут будет короткое: совсем не соответствовал. Зато он прекрасно вписывался в ту ориенталистскую иконографию, что была крайне популярна в Европе, завоеванной Наполеоном к 1812 году.
Обратите внимание на атрибуты роскоши, окружающие красавицу с томно-равнодушным взглядом: горностай, шелк, драгоценная пряжка пояса, павлинье опахало. О праздном удовольствии, которому она предается, свидетельствует опиумная трубка у ее ног, приготовленная для раскуривания. Несметные богатства и пребывание в постоянном ленивом наслаждении – таково идеализированное представление современного Энгру человека Запада об образе жизни человека Востока.
Картина создана по заказу королевы Неаполя Каролины Мюрат, сестры Наполеона и жены неистового маршала Империи, что брал для французов Испанию. Прекрасная и чувственная тридцатидвухлетняя королева хотела украсить красивой восточной наложницей свой будуар. Однако к тому времени, как работа над «Большой Одалиской» была закончена, Наполеона успели свергнуть с престола Франции, а вслед за ним европейские троны потеряли и члены его семьи. Умная и коварная Каролина ценой предательства ее мужа Мюрата и перехода его на сторону врагов Франции рассчитывала удержать Неаполитанское королевство за собой. Призрачная надежда не оправдалась: своим предательством Мюраты приобрели лишь годовую отсрочку.
Свергнутой королеве, к тому же овдовевшей, картина была уже не нужна. Так полотно и осталось у Энгра, который затем продал его в частную коллекцию. Только в 1899 году, через 32 года после смерти художника, «Большую Одалиску» купил Лувр, который и дал ей название, под которым она известна в наши дни.
В начале своего рассказа я назвала Одалиску Энгра одной из самых прекрасных и одновременно самых отталкивающих ню в истории искусства. Почему она прекрасна, думаю, объяснять не надо: это понятно при первом взгляде на картину. Но для того, чтобы увидеть, что в ней отталкивающего, надо присмотреться к фигуре Одалиски повнимательнее.