Велес и Компания

Вскоре Вовка-Архитектор полностью обуркался, и близко познакомился с такими грандами дедовского корпуса, как Ионов, Макс и Оскар. Он приободрился, понимая, что его положение намного выгоднее нежели положение его товарищей по службе.

В конце ноября Вовка и его товарищи по призыву приняли присягу и были распределены по взводам. Шурик получил себе помощника.

В ноябре в части произошло событие, которое серьезно пошатнуло казавшиеся было незыблемыми воинские неуставные традиции.

Все дело было в том, что у командира части собственный сын с весны тоже служил в армии. Первые полгода он провел в сержантской учебке, где-то в амурской области. Очевидно, там-то он и хватанул всех армейских премудростей характерных именно для учебных частей. Теперь, после полугодичного срока, командир посодействовал тому, чтобы его сынка перевели в соседнюю часть, расположенную всего в двадцати километрах от самой "Кроны". На субботу и воскресенье командир забирал сыночка домой. В первый же уикенд сыночек поведал своему папе-командиру о тяготах и лишениях воинской службы, которые ему приходилось переносить находясь в учебке, и о которых он, естественно, не мог упоминать в письмах. Командир, по понятным причинам любивший единственного сына, пришел в ярость. В понедельник он приехал в часть с твердым решением искоренить дедовщину.

Начал командир круто. На послеобеденном разводе на работы он официально объявил, что с сегодняшнего дня на "Кроне" дедовщине пришел конец. Новое пополнение смотрело на командира влюбленными глазами. Прослужившие полгода отнеслись к программному заявлению командира с изрядной долей скепсиса. Деды и фазаны пребывали в недоумении. После развода на работы Шурик прошагал в кинобудку. В то же время командир завел новое пополнение в полном составе в маленький казарменный кинозал. Там, побеседовав с ними, выслушав их жалобы и пожелания, командир горячо их заверил в том, что он всецело на их стороне в борьбе против дедовщины. Пополнение с явной охотой делилось с командиром теми невзгодами, которые им приходится переживать. Командир с отеческим вниманием выслушал все, и еще раз заверил молодежь, что в обиду не даст.

После этой беседы Вовка-Архитектор нашел Шурика в кинобудке. Шурик весело насвистывал, размешивая краску для большой доски-вывески на воротах части. Доска должна была стать венцом творения Шурика. Она должна была быть выполнена в лучших традициях: на стекле, в две краски, то есть так, как это делают в художественных мастерских. Такого еще Шурику рисовать не приходилось, и сейчас он то и дело заглядывал в учебник для профтехучилищ, в котором описывались альфрейно-живописные работы.

Вовка зашел в кинобудку и сел на стул, глядя как Шурик деловито помешивает краску в банке.

–  Шура, чем ты занимаешься? Могу помочь?

Шурик хитро и весело посмотрел на Вовку.

–  Чем занимаюсь? Подслушиваю, как вы стучите командиру о своей тяжелой жизни. Но, чтобы не ставить тебя в неловкое положение, скажу, что ты вел себя достойно. Твоего голоса в хоре жалобщиков и борцов за справедливость я не слышал. Так что - тебе плюс.

Вовка рассеянно кивнул:

–  За плюс - спасибо. Мне грех жаловаться на жизнь под твоим прикрытием. А что ты думаешь об этой кампании?

Шурик усмехнулся:

–  Ну, будь я молодым солдатом, я бы кричал в душе "ура" этим командирским поползновениям. Но поскольку я сам в "дедах", то, как ты считаешь, что я могу думать по поводу кампании, которая направлена против меня?

–  Но ведь не конкретно против тебя, а против "дедовщины".

Шурик помотал головой и погрозил Вовке пальцем:

–  Пардон, сэр. Там, в кинозале, вы жаловались на конкретных людей, а не на проблему как таковую. Чтоб убрать проблему, надо попросту убрать дедов. И что поимеем? Тут же из ваших хлопцев сформируются фракции, землячества. Появятся "деды" из своего же призыва. Дедовщина - это следствие армейского быта. Чем страшнее быт - тем страшнее дедовщина. Кстати, знаешь, кто в части самый крутой дед?

–  Кто?

–  Папа Камский, наш разлюбезный старшина, вот кто. Вот попомни мои слова, по нему вся эта антидедовская кампания ударит больнее всего. И всем ясно, что акция эта - следствие того, что у командира сынок - "молодой". Вот офазанеет он - и все: командир больше и не заикнется никогда ни про какую дедовщину. Вот помяни мое слово через полгода.

К вечеру командир собрал в том же кинозале всех дедов и фазанов и пригрозил им отчислением из части и переводом в войска, если, мол, кто будет уличен в рукоприкладстве по отношению к молодым. После окончания своей речи командир грозно спросил:

–  Какие у вас вопросы ко мне?

Шурик тотчас же встал:

–  Можно вопрос, товарищ подполковник? Вот ведь как получается, Валерий Иванович, мы все тут дружно считаем, что борьба с дедовщиной запоздала минимум на год. Почему же вот именно сейчас вы перешли к активным действиям? Ведь и раньше все это было, и, может быть, даже в худшей форме. Ведь вон что рассказывают о том страшном времени, когда ребята жили под землей. А историю о том, как самого большого интеллектуала части, Оскара Осауленко подвесили за ноги, знали все, от последнего солдата до главного инженера части. Он как то сам со смехом ее рассказывал. И всем до вчерашнего дня было все равно. А почему именно теперь? И как надолго?

Шурика перебил Оскар:

–  Нам обидно чуть. Нас никто не защищал, почему от нас должны кого-то защищать?

Командир попытался оправдаться:

–  Но ведь надо же когда-то начинать жить по человечески…

В разговор встрял Ионов:

–  Точно! С сегодняшнего дня и начнем! Товарищ подполковник! Мне лично - пофиг то, как они будут у вас служить. Я уволюсь через полгода, и хоть трава тут у вас не расти. Но, есть люди, которые попросту не хотят сами по себе постигать ту науку, которую в нас вгоняли через тумаки, да через работу. Я не хвастаюсь, но я на своей дизельной знаю все - до последнего винта. И это не потому, что мне это очень интересно, или потому, что я такой сознательный. Нет. Меня заставили все это выучить, пусть я и не очень хотел. Я знал - не буду этого знать, значит узнаю много чего другого, гораздо худшего. Это было достаточно хорошим стимулом. Теперь такого стимула не будет. Вы его только что официально и неофициально запретили. И я с вами спорить не собираюсь. И знаете почему? Потому что не я буду расхлебывать ту кашу, которую вы сейчас заварите.

Командир поднял руку:

–  Не надо меня пугать. То что вы говорите - это хорошо и понятно. Но жить будем так как я сказал, то есть - по человечески. У вас, кстати, у большинства, уже кой-какие звания есть. Это значит, что какие никакие, а вы уже начальники. Значит, имеете право командовать. А уставом можно кого угодно заставить делать все что угодно. В общем, подумайте над тем, что я сказал.

Командир вышел из кинозала оставив старослужащих одних. Старики начали совещаться.

–  Что будем делать, братва?

–  Вот чертов сыночек, настучал папочке, а расхлебывать приходится нам…

–  Ой, не нравится мне эта борьба за свободу "щеглов"…

Ионов произнес:

–  Вообще-то фуцман прав. Уставом можно так им жизнь закоротить, что хуже всего им самим и придется. Уже можно прямо сейчас выйти с линейкой и всех их притянуть, скажем, за неправильно пришитые погоны и петлицы… А ты, Шур, что скажешь по этому поводу? Ты у нас особа приближенная к начальству, ежедневно рискуешь жизнью, находясь в непосредственной близости от замполита… Что присоветуешь?

Шурик хмыкнул:

–  Мне то что? У меня один свой молодой - Архитектор и все… По мне что война, что мир с дедами - все едино. Но я бы посоветовал так делать: давайте спустим вожжи. Не надо их ничего заставлять - пусть что хотят то и делают. Только не нельзя им позволять прятаться по щелям. Выгонять их надо отовсюду. Из сушилки, из туалета, отовсюду. Пусть они потолкутся в казарме, на глазах у офицеров, у того же фуцмана, у папы. Пусть наши командиры столкнутся лицом к лицу с молодыми солдатами. Пусть сами их воспитывают. Руб за сто - они к этому не готовы.