Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни

– Тогда что?

– Пожалуйста…

Она не договорила, но дедушка понял, и, когда он мягко обнял её, девушка по привычке подвинулась к нему, и уткнулась лицом в одежду пропитанную дымом. Её сердце забилось сильнее, настолько сильно, что маг отвёл забытый на горизонте взгляд от дали и посмотрел на внучку. Но с ней всё было в порядке, девушка просто вгляделась в чёрно-фиолетовое небо, и увидела в нём, как в зеркале, себя, Глафнега, а позади Ланса с отцом. Странное и непонятное сердце начинало биться ещё сильнее с каждым шагом эльфа. Его фисташково-синие глаза смотрели на неё, и Алма знала это только потому, что по спине пробежал холодок, а мысли словно затопил он сам, и как всегда девушка начала тонуть в нём. Все молча сели в ряд, Глафнег и Алма, дальше сел Ланс, Неметон остался стоять за магом.

– Алма? – тихо позвал Ланс, на чей голос она была готова откликнуться когда угодно.

– Мм..?

– Возможно этот вопрос не к месту, но просто хочу знать, та песня, «Shape of my heart», когда ты пела её, понимала слова?

– Неужели ты её с тех пор запомнил? – холодно спросила она, но в голове летал фейерверк восторга и эмоций, который она сейчас старалась погасить, – Да. Я всегда знаю, что пою.

– Это всё, что я хотел узнать, – ласково закончил он, и, притянув к себе одну ногу, другую свесив в пропасть, стал куда-то смотреть. Алма, закатив рукав, медленно начинала царапать себя ногтями, сперва немного, потом сильнее. Она больше не хотела быть здесь, и не собиралась скрывать это…

– Алма, – добавил он тихо, – можешь спеть песню, и как-то одновременно показывая перевод.

– Могу… – из воздуха взялась вода из неё красивые буквы (пока просто набор букв), – они будут меняться в зависимости от слов.

Она аккуратно отодвинула полу своего плаща и достала из внутреннего кармана золотую ракушку. Медленно зазвучала музыка. Воздух вокруг утонул в звуках пианино…

– I’m so tired of being here

Suppressed by all of my childish fears

And if you have to leave

I wish that you would just leave

Because your presence still lingers here

And it won’t leave me alone

These wounds won’t seem to heal

This pain is just too real

There’s just too much

That time cannot erase

When you cried

I’d wipe away all of your tears

When you’d scream

I’d fight away all of your fears

And I’ve held your hand

Through all of these years

But you still

Have all of me

You used to captivate me by your resonating light

But now I’m bound by the life you left behind

Your face it haunts my once pleasant dreams

Your voice it chased away all the sanity in me

These wounds won’t seem to heal

This pain is just too real

There’s just too much

That time cannot erase

When you cried

I’d wipe away all of your tears

When you’d scream

I’d fight away all of your fears

And i’ve held your hand

Through all of these years

But you still

Have all of me

I’ve tried so hard to tell myself that you’re gone

And though you’re still with me

I’ve been alone all along…

Она спустила ноги вниз, наклонилась вперёд и как всегда началась настоящая музыка идущая из сердца, и заболела ключица, будто её развернуло наизнанку, но не так сильно, как обычно, Алма пыталась сдержать свою боль. Ничего не вырвалось из неё, и девушка глубоко и истерически подрагивала дыханием, успокаивая его, как после большой боли.

When you cried

I’d wipe away all of your tears

When you’d scream

I’d fight away all of your fears

And i’ve held your hand

Through all of these years

But you still

Have all of me

All of me…

Evanescence – My Immortal

Можно много говорить о том, что терпела сейчас Алма, но всё можно обобщить одним словом «БОЛЬ», а дальше, это можно понимать по-разному, и очень глубоко.

– Если хочешь, то лучше отправляйся и растрать энергию, иначе будет хуже, сорвёшься на людей, – прошептал Глафнег так, что слышала только девушка.

– Я не пойду, – ответила она не громче, – не хочу.

Она посмотрела на Ланса, и в таком милом ей лице, уже белом, девушка увидела что-то похожее на скрытую злость от догадки, и искажение в ненависти, как в кривом зеркале, и проявлялась она только во взгляде, и до боли спокойное лицо, от чего становилось только страшнее. Алма смотрела на это и замирала с остановленным дыханием, молча сидела, а мысли носились, бились в голове о её пределы и колыхались, как пойманная в узкий плен возможностей бабочка. Теперь она чувствовала себя беспомощно повисшей на пределе непонимания и путаницы. «Что это? Что творится сейчас в нём? Почему мне страшно смотреть на его тихую бурю внутри? Она там, она есть, я не сомневаюсь в этом!». Девушка не знала, и по-настоящему не догадывалась о сути этого метания в глазах искорок чего-то злостного. Снова, что бывало так редко, – это страх перед неизвестным. Так нечасто случалось подобное, но если доводилось развиться данному чувству, то оно парализовало всё её тонкое тело. Руки судорожно тряслись, а если это относилось к Нему, то в горле вставал огромный ком застрявшего крика и несказанных слов, которые своим присутствием поднимались старый, выросший осадок, побуждающий на вечную, тупую улыбку при взгляде на Ланса, впрочем, хватало и одной мысли о нём. Как глупо и странно надрывать и ломать себе голову пытаясь понять его чувства, но, подумав, Алма ответила себе, что готова ломаться целиком и без остатка ради него. Всё, что угодно. Повисла пауза в которой девушка жадно ловила дыхание, вслушивалась в любую мелочь, происходившую рядом с ним. «Как быстро меняются люди! Из уравновешенного, адекватного человека, как быстро я стала идиотом!» закрыв глаза, и ещё сильнее прижавшись к дедушке, Алма не заметила, как погрузилась в сон. Позже она его не запомнила, но ей и не хотелось этого, он был слишком чутким, страшным, неспокойным. Её глаза распахнулись с невероятной скоростью. Влажные от сонного испуга и такой же истерики, она посмотрела на светлеющее небо.

– Глафнег, – он поднялась с плеча дедушки, и удивилась тому, что сколько она, казалось, не дёргалась во сне, наяву оставалась в том же положении, – ты сидел здесь всю ночь?

– Да, милая. Была время подумать, а тебе снилось что-то плохое?

– Почему ты так решил?

Рука мага поднялась, и на раскрытой ладони лежали прекрасные, огранённые алмазы.

– Их так много? Не думала, что всё зашло настолько далеко. Извини.

– За что? За слёзы?

– За эти противные камни, а когда вспоминаю из чего же они сделаны, так и вовсе разбить их хочется.

– Это редко удаётся, Алма. Боль – слизкая, тягучая и вязкая вещь, засасывающая тебя в самый свой очаг, ты её, пока, не разобьёшь.

– Фу… какая гадость! – сказала девушка беря в ладонь свои окаменевшие слёзы, и откидывая их как можно дальше, вниз, в обрыв. – Глафнег, почему они так блестят, и даже кажутся такими красивыми?

– Людям чужая боль всегда кажется прекрасной, хотя они сами об этом не знают.

– Где Ланс? – спустя паузу спросила девушка, но тут же осеклась и добавила. – И владыка Неметон?

– Спустились вниз, к своему народу. Пойдём тоже в лагерь.

Они тихо спустились, а пока шли до первых палаток, Алма решила отправиться назад в академию, но, как можно позже. День застал и покинул Алму в работе. Юная магиня вылечивала раны и помогала всему лагерю в делах быта, от еды до сооружения новых палаток из воздуха. Её не смущали вечные, слишком задержанные на ней взгляды, и просто живя, она не видела единственного взгляда, которого хотела. Воображение так прекрасно росло в ней, и так жёстко она обрубала его крылья и новые ростки одним, очередным, разочарованием в поисках Ланса. Что за новая мания? Просто очередная разновидности допинга… но вот, чем интересен человек – думая одно, он начинает себя в этом убеждать, уговаривать, и в конце концов добивается контракта с головой, но он так предательски забывает про сердце, что всё же мучается. Алма знала это, но всё же была человеком, просто отличием стало осознание провала уговоров, но действия все те же. Снова спустилась ночь. Девушка долго смотрела издалека на наспех сооружённые уличные наковальни, где весь день со звоном придавали железу форму стилетов, кинжалов (на мечи не хватало материала), сейчас создавались новые наконечники, и среди этого девушка снова не нашла кого-то. Не нашла никого.