Великая Перемена (и прочая ложь)

— Вы говорите так, будто дело не терпит отлагательств...

— Ещё бы не терпит, чтоб его! Вы что, не слышали?

— О чём?

— О короле!

— Что, новые запонки заказал?

— Он помер, твою мать!

Сонтис замер с приоткрытым ртом, ладони слегка покалывало.

— М-да, ужасные новости. — Он прочистил горло, покосившись на слегка запылённый флаг Союза в углу. — Как патриот... чудовищные новости.

— Чудовищные, — согласился Бронкхорст. — Просто чудовищные. — Нервная улыбка подёргивала уголки его губ, когда он подался вперёд и зашептал: — Но... думаю, мы с вами можем узреть в этом и приятную сторону.

— Вы имеете в виду... — Сонтис едва мог выговорить эти слова. — Новую корону?

От возбуждения голос Бронкхорста перешёл в писк:

— Новую корону, новую цепь, новые регалии — всё, чтоб его, новое!

— Всё новое?

— Сам лорд Байяз сделал заказ! Лично присутствовал при примерке. Он хочет современности. Новые стили, новые камни, новые огранки. Сказал, что деньги — не проблема.

— Не проблема? — пискнул Сонтис.

— Он сказал, и я цитирую самого, мать его, Первого из Магов, дословно: «Вставьте туда здоровенный алмазище».

Сонтис почувствовал, как расплывается улыбка по его лицу. Он всё сомневался насчёт того камня. Такой редкий, такой неподъёмный в продаже. Он проклинал свою глупость после того, как Брейер уломал его на сделку. Но теперь, о, счастливый случай, всего два дня спустя он узрел дьявольскую выгоду. Он запер дверь лавки, поманил Бронкхорста в заднюю комнату и, затаив дыхание, опустился на колени перед сейфом.

— У меня... — пробормотал он, крутя диск, — есть для вас именно то, что нужно...

***

— Ваше величество выглядит... поистине величественно, — заметил Бронкхорст, спускаясь со стремянки и подобострастно вглядываясь в зеркало.

Конечно, в короне любой выглядит хотя бы немного величественно. Если не обращать внимания на сверкающую громаду золота и драгоценностей у себя на голове, принц Орсо — теперь, разумеется, король Орсо — казался усталым, встревоженным и явно сомневающимся, разглядывая своё отражение.

— Вы слишком добры... — Он зажмурился, словно прилагая огромное усилие, затем его плечи поникли. — Простите, как вас зовут?

— Виллем дан Бронкхорст, ваше величество, — сказал Бронкхорст, отвешивая очередной поклон. Наверное, проще было бы ходить во дворце постоянно согнувшись вдвое. — Так вышло, что именно мой отец изготовил корону для вашего отца. Для него это было огромной честью, как и для меня сейчас. — И он снова поклонился. — Можно сказать, для ювелира это венец достижений.

Шутка оказалась явной ошибкой. Новый король погрузился в печальное созерцание своего коронованного отражения, а лорд Байяз слегка сузил глаза, будто уловил запах мочи. Бронкхорст ещё раз поклонился, прочистил горло и попятился через широкий салон, его шаги эхом отдавались под позолоченными сводами.

— Я думаю о смерти моего отца, — пробормотал король.

— Конечно, — сказал Байяз, подходя к зеркалу и по-отечески кладя руку на плечо короля. — Весь народ скорбит.

— Но... вам не кажется странным? Как это произошло?

Байяз приподнял бровь: — Архилектор Глокта провёл тщательное расследование. Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено.

— Но он был молод. Он был крепок. Да мы же всего пару недель назад фехтовали вместе!

— Ваше величество, когда умирает великий человек, появляется искушение думать, что причиной может быть только нечто грандиозное — заговор или чья-то злая воля. — Байяз слегка поправил складки плаща Орсо. — В каком-то смысле было бы утешением верить, что смерть следует таким осмысленным закономерностям. Но суровая правда в том, что великие люди умирают от тех же причин, что и простые смертные. Иногда они поскальзываются и ударяются головой, иногда давятся рыбной костью, а иногда мирно уходят во сне без особой причины. И это, пожалуй, милость. Нам всем повезло бы умереть такой неприметной смертью.

— Наверное, вы правы, — сказал принц, снимая корону и хмуро разглядывая её. — Но можем ли мы позволить себе коронацию? Я слышал, казна... немного оскудела.

— Банкирский дом Валинт и Балк согласился предоставить средства.

— Брать в долг деньги на новую корону — это какой-то слишком мрачный символизм...

— Но сейчас современная эпоха, и реликвии прошлого просто не годятся.

— Полагаю, вы правы. — Орсо тяжело вздохнул и положил корону на подушку. Несколько сотен бессонных часов работы Бронкхорста и его помощников. — Спасибо за все ваши усилия... — Он снова зажмурился, затем гневно выпалил: — Чтоб его, как вас там зовут?

— Бронкхорст, ваше величество, — сказал Бронкхорст, кланяясь ещё ниже обычного.

— Да-да. Простите, я сейчас совсем не в себе.

— Вашему величеству не нужно... извиняться... — Но его величество уже направлялся к двери.

Можно было подумать, что после ухода Верховного Короля Союза станет легче, но первый из магов умудрялся нагонять на Бронкхорста ещё больший страх, стоя со сложенными на груди руками и хмуря брови, разглядывая венец достижений карьеры Бронкхорста так, как королевский повар мог бы смотреть на испорченное мясо.

Тишина затянулась, пока Бронкхорст не смог больше её выносить: — Великолепно, не правда ли, мой лорд? Я говорил помощнику, что никогда не видел такого сияющего камня...

— Честно говоря, камень меня несколько... разочаровывает.

Бронкхорст сглотнул. Говорят, только алмаз может резать алмаз, но он начал думать, что неодобрение Первого из Магов тоже способно на такой подвиг.

— Это превосходная огранка, лорд Байяз, — пробормотал он. — Совершенно современная огранка и безупречная полировка, результат новых методов шлифовки... — Боги, он дрожал. Он чувствовал, как пот выступает на лбу. — Размер соответствует главным камням любой предыдущей короны...

— Люди ждут прогресса. — Байяз наклонился так близко, что Бронкхорст невольно отшатнулся, когда тот отчеканил каждое слово: — Найдите... камень побольше.

Остриё

— И вот мы здесь, — сказал Свифт, спрыгивая с подъёмника. Он совсем не походил на того, кого ожидаешь увидеть в шкуре инквизитора. Жизнерадостный человек, любитель похлопать по спине, обладатель румяных щёк и лёгкого смеха. В кабинете Джеспера в Остенгорме он казался чудаковатым, даже немного нелепым. Эти щёки были всё такими же румяными, а смех таким же лёгким здесь внизу в шахте, во тьме. Но в этой обстановке они почему-то тревожили больше, чем любые угрожающие взгляды.