Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)
Шрифт:
Другими словами, Леви считает, что «поляки» — это «суки», отколовшиеся от «сук», которые, в свою очередь, до этого откололись от «воров». Помимо того, что эта версия не соответствует действительности, она также не объясняет происхождения термина «польский вор».
Такую попытку делает в одном из очерков цикла «Воровской орден» журналист Виталий Ерёмин. Он вообще стирает всякую грань между «поляками» и «ссученными» (причём не сам, а устами якобы «прошляка» — бывшего «законника», порвавшего с воровским миром). Вот как разъясняется возникновение прозвища «поляков»:
Давайте вспомним, как власть поступила с военщиной — теми, кто пошёл воевать. В составе штрафбатов их посылали в самое пекло. Но кое-кому и там удавалось уцелеть, а значит,
Но это были уже другие люди…Стремились либо к хорошо оплачиваемой, либо к руководящей работе. А это значит — сотрудничество с ментами. Вот с чем не могли смириться «честные воры». Они прозвали военщину «польскими ворами». Все они воевали в основном в армии Рокоссовского, прошли через территорию Польши и решили держаться отдельно. («Письмо прошляка»)
Объяснение красивое. Изящное. Допускаем даже, что некоторые уголовники где-нибудь вдали от «горячих точек» воровской резни могли принять его на веру и смешивать «сук» с «поляками». Однако, к сожалению, и эта стройная теория не соответствует истине, поскольку впервые «польские воры» (хотя и в небольшом количестве) появились в советских лагерях вначале 40-х годов…
Так кто же они, «польские воры»? Откуда появились они в ГУЛАГе и что проповедовали? И почему прозвали их именно «поляками»?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, освежим в памяти читателя некоторые события довоенной истории. Прежде всего те, которые касаются оккупации советскими войсками прибалтийских государств в 1939 году.
23 августа 1939 года прибывший в Москву посол Германии Риббентроп подписал вместе с Молотовым Пакт о ненападении и ставший ныне достоянием общественности секретный дополнительный протокол о «сферах интересов в Восточной Европе». Согласно Пакту, Гитлеру отходила Польша, а Сталину — Финляндия, Бессарабия, Западная Украина, Западная Белоруссия, часть Польши, Эстония и Латвия (Литву «отец народов» получил несколько позже, в обмен на польские земли по новому договору с Германией от 29 сентября «о дружбе и границах» с двумя секретными дополнительными протоколами).
Свой «кусок» Гитлер проглотил быстро: уже 1 сентября германские войска вторглись в Польшу. У Сталина же вышла небольшая заминка. Сходу присоединить Прибалтику не вышло. Сначала в сентябре — октябре все три государства подписали с СССР пакт о взаимопомощи. Согласно этому документу, они обязались содержать на своей территории советские воздушные базы и гарнизоны по 20–30 тысяч человек; СССР, со своей стороны, гарантировал полное невмешательство во внутренние дела прибалтов.
В апреле — мае 1940 года войска фашистского рейха лихо расправились с Данией, Норвегией, Люксембургом, Голландией и частью Бельгии. Тогда Красная Армия 17 июня вторгается в Прибалтику. Жданов, Вышинский и Деканозов вместе с тамошними посольствами СССР формируют марионеточные правительства.
Полномасштабная оккупация состоялась, Прибалтика была присоединена к СССР. А вместе с ней также и территории Западной Украины и Западной Белоруссии, до этого являвшиеся частью Польши.
На присоединённых территориях находилось немало мест заключения, где содержались уголовные преступники — в том числе профессиональные.
6 ноября 1940 года Президиум Верховного Совета СССР принимает Указ, которым предусматривается пересмотр приговоров и решений, вынесенных судами Латвии, Литвы и Эстонии до установления Советской власти в отношении тех заключённых, которые осуждены за бандитизм, убийства и систематические кражи.
Пересмотр этот не сулил прибалтийским уголовникам ничего хорошего, поскольку предполагал только ухудшение их положения.
Например, если осуждённый находился в местах заключения больший срок, чем предусматривался соответствующей статьёй Уголовного кодекса РСФСР, но его освобождение являлось «нежелательным» из-за «особой опасности» преступника, дело не пересматривали: пусть зэк сидит дальше… В других случаях, если даже срок наказания арестанта заканчивался, следовало опять-таки руководствоваться не законом, а «оперативным чутьём». Если в силу
связи осуждённого с преступной средой его освобождение оказывалось нежелательным, необходимо было назначить дополнительную меру наказания согласно статье 35 УК РСФСР. Как нам уже известно из очерка «Сталинская перековка воровского братства», статья 35 предусматривала «удаление из пределов РСФСР или из пределов отдельной местности с обязательным поселением или запрещением проживать в других местностях или без этих ограничений, в соединении с исправительно-трудовыми работами или без исправительно-трудовых работ» и применялась к осуждённым, «оставление которых в данной местности признаётся судом общественно опасным». Мера эта назначалась на срок от трёх до десяти лет.Причиной массового этапирования местного уголовного элемента в Сибирь было, впрочем, нежелание советских властей нормализовать криминальную обстановку в Прибалтике (она и без того была лучше, чем в Союзе). Просто здешние тюрьмы понадобились оккупационным властям для борьбы со своими политическими противниками из числа местного населения. Как мило формулирует это начальник кафедры Академии МВД РФ С. Кузьмин, «местные тюрьмы на этих территориях потребовались для обуздания антисоветски настроенных сил националистического подполья» («Организованные группировки в местах лишения свободы»).
Значительная часть новичков попала непосредственно в лагеря; даже многие из тех, кто получил «удаление из пределов», вскоре, говоря по-блатному, «подзасеклись», попались на совершении уголовных преступлений. Ведь как-никак они были профессиональными преступниками, они привыкли жить воровством…
Оказавшись в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа, воры-профессионалы из Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии пытались адаптироваться в новых для них условиях. В то время арестанты и стали впервые называть их «поляками», поскольку запад Украины и Белоруссии действительно были аннексированы Советским Союзом у Польши, а в массовом сознании и присоединение Прибалтики тоже связывалось с разделом Польского государства: оно произошло в то же время и в том же регионе — на Западе.
С первых же дней пребывания «польских воров» в советских исправительно-трудовых лагерях у них возникли серьёзные проблемы с местными «блатными». Не зная всех тонкостей воровского «кодекса чести», которого придерживались воровские «авторитеты» СССР, «поляки» грубо нарушали основные нормы этого «кодекса», в отдельных случаях даже пытаясь подчинить своему влиянию заключённых, лидеров преступных групп. Этим они, разумеется, настраивали против себя «союзных» воров.
Что же это за «идейные расхождения»? Каковы были «нормы морали» «польских воров»?
Их неплохо сформулировал Михаил Дёмин:
По российским законам преступник не имеет права где-либо служить или работать. Он не должен входить в контакт с властями — это строжайше запрещено! Зарабатывать себе на хлеб он может только с помощью своей специальности, с помощью воровского ремесла…
На Западе, в Европе, всё обстояло иначе.
Даже в таких истинно воровских странах, как Польша и Италия, никогда не существовало подобных запретов. Человек там мог вполне совмещать несовместимое; мог быть одновременно чиновником и взломщиком касс, исправно служить в магазине или в кафе и параллельно с этим шерстить ночные квартиры.
И тот же принцип существовал у них в заключении. Попав за решётку, блатной устраивался там, как умел. И если появлялась возможность заделаться «придурком», присосаться к начальству, — он присасывался, не задумываясь. Он мог безбоязненно входить в контакт с администрацией — упрекнуть его было некому.
… Несхожесть обнаружилась довольно быстро. Поведение иностранцев в тюремных камерах и лагерях России было двусмысленным и недопустимым. Оно противоречило общепринятым нормам и вызывало резкий протест со стороны отечественного ворья. («Блатной»)