Великие Игры
Шрифт:
В ответ я тоже, абсолютно серьезно признался, что целиком и полностью разделяю его радость по этому поводу и не перестаю восхищаться его, Стуна, предусмотрительностью!
Эта добродушная орясина, по какой-то насмешке судьбы ставшая мастером убийцей, не почувствовала даже намека на сарказм и расплылась в такой широкой улыбке, что мне даже стало немного стыдно за свою с ним манеру общения.
Вскоре Стун ушел, уминая на ходу головку сыра, расследовать свалившееся ему на голову убийство по уже порядком остывшим следам, а мы с Флином остались в доме. Он был голоден из-за не слишком удавшегося урока рукопашного боя, я же в принципе уже хронически зверски хотел есть. На двоих мы уговорили заднюю свиную
Если не утолив, то обманув первый голод, я, чисто из природного любопытства, начал выспрашивать паренька за его житье-бытье. Поначалу выходило не очень, но вовремя и правильно заданные наводящие и уточняющие вопросы вкупе с интенсивно выказываемыми признаками интереса к его повествованию сделали свое дело.
Парень рассказал, что родился в глухой приграничной деревне третьим неразрешенным ребенком в семье. Поэтому и вышло так, что мать его не ходила на прием к изредка заезжающим к ним акушерам, а Флин случился хромым. Ведь исправить подобное увечье можно было бы только в утробе. Спрос за подобное по закону всегда с женщин, поскольку именно они могут в этом мире решать: забеременеть в результате пикантного процесса или нет. Да и вообще, почти все местные женщины могут физически отказывать мужчине во внимании.
Тут я не совсем понял, если честно, как работает механизм, а Флин не смог объяснить, поскольку это как-то связано с женской магией, в коей он никогда по понятным причинам не разбирался и разбираться не собирается.
Не знаю почему, но меня это слегка шокировало. Как так? Почему здесь женщинам дано право гасить низменные мужские позывы? Может, это и хорошо по очень многим причинам, но, все равно, как-то это… это сексизм, вот! И я возмущен таким его проявлением!
Ну, да ладно, в чужой монастырь со своими уставами не ходят, а в насильники или там недобропорядочные семьянины я здесь записываться не планировал, так что меня подобная досадная мелочь волновать и не должна.
Меня должны волновать предельно эгоистичные вопросы, такие как: почему я здесь, для чего я здесь, с какого перепугу я вообще болтаюсь по разным мирам?!
Но пока что мне все это интересно. Я точно знаю, что дома у меня все хорошо: я там на месте и в полном порядке, значит тут у меня своя жизнь. Можно сказать, что я получил шанс на альтернативную нескучную реальность. И, должен признаться, очень этому рад!
Что там, кстати, рассказывает мой новый товарищ Флин?
Мать его должна была отработать штраф, а его отдать в город. Потому что в городе нужны люди, выполняющие не самые почетные и легкие работы. К тяжелому труду мальчишка оказался неспособен в силу врожденного недуга, в обучение его никто не взял, поскольку платить за мальца было некому.
Так он и стал посыльным просто, чтобы не умереть с голоду и иметь хоть какую-то крышу над головой. С талантом своим он толком не разобрался. Знал только, что умеет легко сходиться с людьми. Причем не на почве того, что его жалели, как калеку, а как-то мог незаметно для себя и их самих расположить человека к горе-посыльному.
Мать его тоже не забывала, и каждый раз передавала с земляками продукты или одежду. Сама она из-за отработки долга не могла выбираться в город.
Оба брата подались с отцом в дозорные к неприступной горе, чтобы вернуть семье прежний уровень социального рейтинга. Работа там несложная – знай, патрулируй себе, разъезжая из конца отмерянного тебе участка в конец, да следи, чтобы из какой-нибудь незамеченной ранее пещеры не
повалили в этот мир людоеды. А если увидел, что валят, пускай в небо стрелу. Дальше ее уже увидят те, кто должен и снова все города, как один станут плечом к плечу для борьбы с ужасным врагом.Сам же Флин частью своей семьи официально не считался и имел собственный довольно высокий для своих лет и положения рейтинг.
Именно за его способность общаться с людьми ему и поручили работать напоминальщиком для нашей дружной тройки. Ребята были на уважаемых должностях, но их изначально сторонились, не понимали и от того слегка побаивались. Да и таланты у ребят были странные. Не то, чтобы полностью бесполезные, но и прожить без них город мог очень даже легко. Причем, как без талантов, так и без их носителей.
Я слушал его, делая себе заметки о том, что можно было бы еще узнать уже потом, промежду прочим. Да и картина мира, описываемая одним человеком, который видит ее под своим конкретным углом, вряд ли может быть полной. Поэтому на тот момент я просто понемногу втирался пареньку в доверие и пополнял свой словарный запас. А те вопросы, что уже были нами подняты, но исчерпывающие ответы на них получены не были, я оставил на потом и, возможно, для других собеседников.
Артефакт, кстати, работал лучше прежнего. Видимо, в этом мире действительно есть эффект веры в то, что твоя магия просто не имеет права не сработать, чтобы волшебство увенчалось успехом.
Как бы то ни было, а наедался за просветительной беседой я быстрее, чем терял в весе и прямо таки чувствовал, как становлюсь умнее и сильнее. А даже половина подобных ощущений на меня всегда действовала успокаивающе.
Не знаю, что случилось раньше: в комнате стало темнеть, или мы начали мучительно зевать. В любом случае, за этот насыщенный, если не событиями, то информацией день, подходил к концу и мы с Флином были без сил.
Мне в этом доме подходила только кровать Стуна. Паренек явно выбрал простую и незатейливую койку Гарра. Кровать с резной спинкой и с какими-то небольшими картинами на стене над ней осталась нетронутой.
В сон я провалился мгновенно, едва успев снять с головы артефакт и коснуться ею подушки. И этот самый сон оказался оч-ч-чень даже необычным.
Глава 11
Глава 11. Во сне и наяву
Говорят, что многим людям снятся черно-белые сны. Ну, не знаю. Для разнообразия, возможно, интересно было бы раз в месяц-другой глянуть эдакую кинохронику, но ведь гораздо интереснее смотреть кино в цвете! Я уже не говорю о правдоподобности!
А мой сон был на удивление реалистичен. Во всяком случае, пока я не взглянул себе под ноги.
Однако, думаю, стоит рассказать все по прядку.
Я стоял на перекрестке сразу не менее десяти дорог. В точке их пересечения был какой-то монументальный, но очень несуразный замок с целой кучей разнокалиберных башенок. Между мной и ним на уровне глаз – щит на столбе с надписью на только что выученном языке. Причем она не предостерегает, а уведомляет о том, что, проходя дальше, я снимаю с Блестящего всю ответственность за свою жизнь, а так же здоровье и даже благополучие.
Выглядит это как-то странно и не слишком впечатляюще. Погода во сне стоит чудесная: солнышко светит, птички поют, не жарко и не холодно. Однако, по спине, нет-нет, да и пробежится какой-то предательский холодок…
Первый шаг было бы проще сделать, будь на щите угрозы, череп с костями: тогда я был бы храбрецом и героем в собственных глазах, презревшим страх и наплевавшим на угрозы. А тут все серьезно и по-взрослому…
Но откуда-то я точно знаю, что назад пути нет, так что делаю шаг в единственно нужном направлении.