Великий князь Николай Николаевич

Вотъ казалось удобный былъ моментъ для захвата власти узурпаторомъ! Но Великій Князь, оцнивъ настроеніе не только въ ар-

міи, которая все же за нимъ вроятно бы пошла, но всего народа, предпочелъ удалиться въ Крымъ, унося въ своемъ сердц несомннно очень глубокую рану. Пролитіе крови, о которомъ говорилъ князь Львовъ, было избгнуто и Временному Правительству очищено было поле для развертыванія собственныхъ силъ.

Къ сожалнію для Россіи, он оказались ничтожными!

Черезъ нсколько мсяцевъ утвердился большевизмъ, покрывшій интернаціональнымъ налетомъ ослабвшее тло Россіи.

Началась гражданская воина. Возглавлявшій Добровольческую армію генералъ Алексевъ, въ періодъ этой воины, довелъ до свднія Великаго Князя о томъ, что армія мечтаетъ видть его въ извстный моментъ у себя во глав. Великій Князь отвтилъ, что борьбу противъ большевиковъ, какъ интернаціоналистовъ, онъ принципіально считаетъ допустимой, но что на предложеніе генерала Алексева стать во глав войскъ онъ можетъ отвтить утвердительно лишь въ томъ случа, если это предложеніе будетъ отвчать желаніямъ широкаго національнаго объединенія, а не какой либо отдльной партіи.

— Если меня призоветъ Добровольческая армія, — поручилъ онъ передать посланцу генерала Алексева, — но противъ меня будетъ Сибирская армія, то на братоубійственную борьбу изъ-за своей личности я не пойду.

Какъ читателю уже извстно, Великій Князь Николай Николаевичъ, будучи вынужденъ къ эмиграціи, вначал сторонился отъ всякой дятельности и если принялъ въ ней нкоторое участіе, то почти противъ своей воли.

— Я лично для себя ничего не ищу, — сказалъ онъ при свиданіи уже помянутому князю Гр. Трубецкому¹⁹). Но ко мн постоянно обращаются съ разныхъ сторонъ. Если я могу оказаться полезенъ для цлей объединенія, то моя совсть требуетъ, чтобы я выполнилъ свой долгъ. Но я не могу связывать этого дла съ какой либо партіей, классовыми или личными интересами. Я могу служить Россіи, только въ ея цломъ.

Конечно, Великій Князь, по своему внутреннему облику, былъ монархистомъ. Но не къ монархіи призывалъ онъ, не въ ея пользу онъ взывалъ къ объединенію. Его лозунгомъ былъ Россія, его паролемъ — «непредршенство» государственнаго устройства.

— Пройдетъ время — Россія сама свободно выскажется о

томъ, какую форму правленія на будущее время она предпочитаетъ, — говорилъ онъ.

Другой, всмъ извстный русскій общественный дятель и ученый П. В. Струве²⁰) приблизительно такъ охарактеризовалъ позицію Великаго Князя въ зарубежномъ разсяніи:

«Великаго Князя выдвинули какъ объединяющую силу, какъ центръ національныхъ упованій, какъ выразителя русскихъ чувствъ и русской идеи. Въ этомъ не было никакой политической доктрины, никакой партійности. Однимъ Великій Князь внушалъ уваженіе, какъ членъ царствующаго дома, подъ водительствомъ котораго укрпилась Россія съ ея великой культурой. Другимъ онъ былъ дорогъ, какъ вождь доблестной и самоотверженной Россійской арміи, наконецъ — третьимъ — какъ лицо, вознесенное надъ всми мелкими и жалкими счетами самолюбій и лично чуждое какихъ либо домогательствъ».

Я уже отмтилъ въ особой глав насколько несправедливо и предвзято считать Великаго Князя Николая Николаевича активнымъ дятелемъ въ вопрос объ установленіи недоврчивыхъ взаимныхъ отношеній между Россіей и Германіей и о, якобы, слпой ненависти его къ нмецкой національности. Исповдывать это — значитъ умышленно упрощать сложную проблему европейскихъ довоенныхъ международныхъ отношеній до предла, скажу, наивнаго пониманія, что величайшую міровую катаклизму могли вызвать личныя симпатіи или антипатіи отдльныхъ людей. На самомъ дл причины, приведшія въ конц концовъ къ вооруженному столкновенію народовъ, много сложне. На одной сторон уже много лтъ тому назадъ зародившагося спора стоялъ — 70-ти милліонный нмецкій народъ, сильный избыткомъ населенія, крпкій духомъ, общей культурой и народнымъ трудомъ. Народъ этотъ почувствовалъ себя сдавленнымъ собственными границами, и вооруженный до зубовъ, выразилъ настойчивую волю къ выходу на міровую политическую арену. Это былъ его новый курсъ. .

На другой сторон — три ближайшія сосдки Германіи _

Англія, Россія и Франція, имвшія существенные интересы вн европейскаго материка²⁰). Новая нмецкая 'еН.роІііік несомннно грозила каждой изъ названныхъ странъ опасными послдствіями, которыя естественно и вынуждали ихъ защищать свои политическія

и экономическія позиціи. Всякій, вроятно, былъ нравъ по своему. При отсутствіи возможности примиряющихъ соглашеній, вооруженное столкновеніе являлось въ существовавшихъ условіяхъ неизбжнымъ.

Въ частности проведеніе германцами желзнодорожной линіи Берлинъ-Багдадъ, являвшейся однимъ изъ звеньевъ новой міровой политики Германіи, включало въ себ зародышъ неизбжнаго столкновенія съ Россіей, вслдствіе соединеннаго съ этимъ шагомъ, стремленія къ подчиненію, черезъ Австрію, нмецкому вліянію западныхъ и балканскихъ славянъ п къ непосредственному установленію политическаго вліянія Германіи въ район Константинополя и проливовъ. Я уже не говорю объ экономическомъ вндреніи Германіи въ Персію, гд Россія была принуждена сдлать Германіи серьезныя уступки!

Россія, уже принесшая огромныя жертвы во пмя освобожденія родственныхъ ей по крови западныхъ и южныхъ славянъ, не могла конечно, по своимъ историческимъ и политическимъ традиціямъ, молчаливо присутствовать при постепенномъ поглощеніи этихъ славянъ лоскутной Имперіей Габсбурговъ, которая въ своей славянской политик, опиралась на слишкомъ очевидную поддержку Германіи. Грубые и дерзкіе пріемы внскихъ дипломатовъ лишь вызывали ускореніе конфликта. Въ русской исторіи дипломатическихъ отношеній съ Австро-Венгріей никогда не забудется некорректное поведеніе Эренталя по отношенію къ Россіи и бывшему у насъ Министру Иностранныхъ Длъ А. П. Извольскому, въ дл присоединенія Босніи и Герцоговпны. Въ этомъ инцидент, несмотря на тяжесть полученной раны, Россія принуждена была къ молчанію, ибо то были годы ея военной безпомощности, явившейся результатомъ неудачной русско-японской войны и послдовавшихъ за ней безпорядковъ. Но этотъ же инцидентъ ясно показалъ Россіи, что въ ея недоразумніяхъ съ Австріей, германская вооруженная сила всегда будетъ на сторон послдней. Безоговорочно поощряемая Германіей, Австро-Венгрія уже мало задумывалась надъ своими шагами, зная, что ея политическую агонію можетъ продлить лишь успхъ вншней политики, или побдоносно законченная война.

Что касается затмъ утвержденія германскаго вліянія въ Константинопол, то оно грозило такими серьезными измненіями въ режим проливовъ, которыя нр могли не вывести Россію изъ ея миролюбивыхъ настреній. Начало этой печальной политики для взаимоотношеній двухъ сосвднихъ государствъ было положено извс'о-нымъ посщеніемъ Германскаго Императора Вильгельма ІІ-го ту-

рецкоп столицы. Посл такового, собственно, и началось быстрое осуществленіе идеи «Берлинскаго Халифата», во глав котораго пожелалъ стать молодой Германскій Императоръ, ооъявившін сеоя покровителемъ Ислама. Затмъ въ 1913-мъ году была осуществлена посылка па новыхъ основаніяхъ нмецкой миссіи генерала Лиманъ-фонъ-Сандерса, который долженъ былъ стать во глав 1-го (Константинопольскаго) турецкаго корпуса. Это отдавало окончательно Турцію и особо интересовавшіе насъ по историческимъ и кономическимъ причинамъ проливы въ руки нмцевъ. Лишь по особому настоянію русскаго Министра Иностранныхъ Длъ, генералъ Лиманъ получилъ назначеніе не командира столичнаго корпуса, а верховнаго инструктора турецкихъ войскъ, что, впрочемъ, мало мняло положеніе Германіи въ Турціп.

Традиціонная дружба между Германіей и Россіей, при такихъ крупныхъ расхожденіяхъ, могла поддерживаться лишь искусственно: родствомъ царствовавшихъ Домовъ и общностью ихъ династическихъ интересовъ. Политико-экономическіе пути этихъ государствъ съ каждымъ годомъ расходились все боле. Вотъ почему, несмотря иа рзкое различіе между государственнымъ устройствомъ Россіи и Франціи, союзъ былъ естественъ и соотвтственно упрочивался изъ года въ годъ. Что касается Англіи, то ея недружелюбное отношеніе къ Россіи было обосновано всего боле на историческихъ недоразумніяхъ и непріязни, искусственно разжигавшихся въ личныхъ интересахъ Германіи Гогенцоллернами. Со времени заключенія Персидскаго соглашенія ледъ между Англіей и Россіей 'сталъ растаивать, и кто знаетъ, до какихъ предловъ дошло бы дальнйшее сближеніе двухъ народовъ, по существу не имвшихъ серьезныхъ точекъ соприкосновенія для взаимной вражды.