Великий перелом
Шрифт:
— Как же не слышать? Конечно слышал. Сбежал контра.
— Не стоит его осуждать. В годы Гражданской разное творилось. И лично он бежал от внесудебной расправы. Из-за чего испытывает к Союзу самые негативные чувства. Не каждый человек может легко принять тот факт, что какие-то бандиты, прикрываясь именем Советской власти, пытались тебя ни за что, ни про что ограбить и убить. Я уже полгода с ним переписываюсь. И пока подвижек мало. Он оттаивает. Хоть и медленно. Не верит нам. Боится нас.
— Так чего же нас боятся?
— Повторяю, Николай Иванович, вы никогда не попадали под паровой каток таких вот преследований. Если хотите я могу попрошу Феликса
— Так это что же, все беглецы беленькие?
— Почему все? Отнюдь, нет. Огульно только судить не стоит. Вы ведь слышали — в «органах» идет чистка. Дела изучаются. Массу всяких перегибов на местах находят. И так далее. Люди просто так с насиженного места не срываются.
— Понимаю, — после долгой паузы произнес Камов, кивнув.
— Так вот. Сикорский свой геликоптер разработал где-то в районе 1909 года. Вроде бы даже собрал образец, и он оторвался от земли. Но это не точно. В любом случае, ни чертежей, ни иных материалов у нас нет. Да и он сам хоть и согласился на дистанционное сотрудничество, но предоставить чертежи не может. Их у него попросту нет. Бежал второпях. И вам предстоит, опираясь на голую теорию и идею, сконструировать по сути принципиально новый тип летательного аппарата.
— Ох… — выдохнул Камов каким-то диким взглядом уставившись на наркома.
— Возьметесь?
— Возьмусь! — излишне решительно воскликнул Николай Иванович.
«Кто бы сомневался» — мысленно фыркнул Фрунзе.
Горячий и решительный Камов, склонный к инициативе не мог отказаться. Получится у него этот проект или нет — бог весть. В любом случае попробовать он должен был…
В принципе в СССР имелся и Юрьев Борис Николаевич, который аж в 1911 году изобрел автомат перекоса. Но его Фрунзе поставил на куда более важную работу. Он руководил разработкой воздушного винта с переменным шагом. Вертолет — это, конечно, очень важно и нужно. Но не так уж и к спеху. А вот винт переменного шага мог кардинально повысить летные качества советских самолетов. Даже самых поганых и примитивный. И этот level-upв условиях вероятных военных конфликтов, преимущественно локальных, хотелось бы получить. Не «кровь из носу», конечно, но намного более желательно, чем вертолеты.
Часть 2. Глава 3
1927 год, июль. 1. Ленинград
Летний Питер традиционно хорош. То есть, Ленинград.
Даже образца 1927 года.
Угрюмые люди, как и в XXI веке, брели по своим делам среди прекрасной архитектуры. Недовольно поглядывая на окружающую их суету. Из отличий в глаза бросалась только чистота. Так как мусор своевременно вывозился. Да и вообще все выглядело очень чистенько. Хотя конных повозок на улицах Союза хватало. И в Москве, и в Ленинграде. А конные повозки генерируют навоз. Много навоза. Но он если где и встречался, то эпизодически.
В прошлой жизни Михаил Васильевич прошел этот город вдоль и поперек. Во всяком случае историческую его часть. Посетил все более-менее значимые музеи. А многие по нескольку раз. И стал воспринимать Санкт-Петербург как город особый, в чем-то даже романтичный. Особенно после того, как на выходе из Московского вокзала все оказалось заклеено объявлениями об оказании интимных услуг. Его это не раздражало.
Скорее казалось чем-то в роде перчинки. Изюминки. Он даже в шутку стал называть северную столицу «городом любви». И это было всяко лучше, чем путаться с обезьянками, как в те же годы практиковали в более «развитых» странах[1]…Впрочем, и в этих «обезьяньих» делах «прогрессивный» Советский Союз сумел обойти своих «примитивных» соседей. Потому что еще в 1925 году профессор Иванов Илья Иванович, на деньги, выделенные управляющими делами СНК СССР, занялся опытами по скрещиванию людей и обезьян.
Самые первые он провел на станции Конкари во французской Гвинее. Но пробыл там недолго. Прихватив с собой партию половозрелых шимпанзе он в феврале 1927 года вернулся в СССР. Где, создав научно-исследовательскую станцию в Сухуми, развернулся во всю ширь. Аккуратно до того момента, как в 1930 году был снят с должности его покровитель, а его самого сослали в Алма-Ату, сняв с должности. Причем сняли не за свои «веселые» опыты, а за политическую связь с опальным Горбуновым…
Но Фрунзе пока этой темы не касался.
Не время еще. Не время…
Он вновь окинул взглядом улицы Ленинграда. Сейчас, конечно, в 1927 году, ему многого не хватало. Столетие развития не прошли для города бесследно. Но в целом — глаз радовался.
И Фрунзе катился по городу в своем кортеже очень не спеша.
Наслаждаясь видами.
В первый раз за все свои посещения северной столицы в этой жизни. Стараясь, как и во время поездок по Москве, вглядываться в лица прохожих. Пытаясь понять их настроения.
Так и доехали до хозяйства Григоровича. Который намедни связался с наркомом и доложился — есть результаты. И он готов их продемонстрировать.
— Ну, здравствуйте Дмитрий Павлович. Чем порадуете?
— Доброго дня, Михаил Васильевич. — Крепко и энергично пожал протянутую руку конструктор. — Пойдемте. Только вас и ждем.
Фрунзе от этих слов несколько напрягся, но вида не подал.
В конце концов зайти на него в такой камерной обстановке и ликвидировать — задача не сложная. Внедри в такое КБ какого-нибудь лаборанта. И задействуй в нужный момент. Даже не ставя в известность остальных «аборигенов». Поэтому он подал знак своей охране быть наготове. И с максимально дружелюбным выражением лица отправился вслед за Григоровичем.
Бойцы все поняли правильно. Рассредоточились. И стали плотно контролировать территорию. Не хватаясь за оружие, чтобы лишний раз не провоцировать людей. Оно у них и так висело на груди на плечевом ремне. Достаточно удобно для того, чтобы максимально быстро быть использовано. Да и пистолеты находились в новых кобурах, куда более удобных для быстрого выхватывания.
Прошли в ангар.
Открыли его.
При этом Фрунзе отошел с просвета.
И… перед ним предстал большой airboat. Ну или аэроглиссер, как его в русской традиции принято называть. Даже в тех случаях, когда он совсем не глиссер.
— Как вы и заказывали, Михаил Васильевич. Двигатель воздушного охлаждения. Днище двухслойное. Сварное. С водонепроницаемыми секциями между слоями. Легкие борта. По нашим расчетам должен идти и по открытой воде, и по болоту, и по снегу, и по льду, если он более-менее ровный.
— Скорость?
— До шестидесяти пяти километров в час груженый. Крейсерская порядка сорока — сорока пяти. Не бог весть что. Но вы больше и не просили.
— Все так. Верно. Аппарат готов?
— Конечно. Он полностью заправлен и готов к использованию. Повторюсь — мы только вас и ждали.