Великий тес

Выспросив путь, казаки и охочие потребовали от тунгусов вожа. Посовещавшись между собой, мужики указали на беззубого старика с седым пучком волос на затылке. Одарить их было нечем, кроме горсти бисера. Похабов вытряс его остатки из патронной сумки.

Отряд двинулся дальше. Старого тунгуса посадили на коня без седла. Вместе с ним выслали вперед трех ертаулов.

Хлеб давно кончился. Ночью ловили рыбу и пекли ее на весь следующий день. Едва рассветало, седлали лошадей, шли по тропе, выбитой сотнями копыт.

К полудню ертаулы вернулись. Куржума они не догнали, но нашли пять балаганских тел, положенных в прибрежном лесу.

— Один возле другого, среди камней! — весело пищал Струна, показывая обломок стрелы. — Травой и прутьями присыпаны. По всему видать, киргизы напали! Я их знаю, — весело скалил зубы.

Похабов перевел взгляд на хмурого Илейку Ермолина, ходившего ертаулом.

— Говори! — приказал ему.

— По следам выходит, будто ждал их небольшой отряд. Напали неожиданно и ушли. Если и угнали скот, то немного. Балаганцы преследовать не стали.

— Почем знаешь, что это были киргизы, а не мунгалы? — Иван снова обратился к Струне. Тот опять показал обломанную стрелу.

— Да я среди них жил! В плену был! — ударил себя кулаком в грудь. — Киргизская стрела, не мунгальская.

— Ты что, и среди мунгал жил? — строго спросил Похабов, не доверяя охочему.

Тот на миг смутился и раскричался, как ворона на падали, что мунгалы таких стрел не держат. Слушать его Иван не стал. Начал выспрашивать вожа. Как только вернулись ертаулы и отряд перестал двигаться, старик слез с лошади, молча сидел на корточках.

— Или киргизы, или мунгалы! — ответил, шамкая беззубым ртом. — Может быть, тубинцы!

Похабов выслушал его, переспросил несколько раз, вздохнул, объявил со строгим видом:

— Мунгал воевать нельзя! Атаман Никола не велел, а ему воевода наказ дал! Ослушаемся, государь нас не помилует!

По лицам охочих и служилых он понял, что про долг возмездия за сожженный острог люди не думают. У всех на уме добыча: скот, ясыри, меха, камчатые халаты и оружие.

— Это когда было? — отмахнулся Васька Бугор. — Нынче, может, киргизы опять шертовали, а мунгалы отложились!

— Кто со скотом, за тем и надо идти! — неуверенно поддержали его несколько голосов.

— Этыркэн! — обратился Иван к тунгусскому вожу. — Через реку. — помотал головой и сплюнул от бессилия вспомнить, как спросить про брод. — Гарса⁷⁷, — вспомнил по-бурятски.

Вож поднял на него красные равнодушные глаза. Илейка Ермолин повторил вопрос. Старик махнул рукой в верховья реки. Сказал, что до ближайшего брода два дня идти пешим, день ехать на оленях.

— Вот тебе и далеко! — Похабов торжествующе обвел взглядом свое войско. — Спешить надо. Если переправится Куржум — его не догнать! Считай, упустили!

Тунгус снова вскарабкался на хребет лошади. Казаки и охочие поддали пятками под бока своим коням и двинулись вперед без ертаулов, всем скопом. Через день, до полудня они услышали шум боя: крики, ржание лошадей и лязг сабель.

Иван стал торопливо расспрашивать полусонного вожа, где брод. Тот указывал рукой вперед. Понять, сколько езды до того места, никто не мог. И вдруг он показал открывшуюся песчаную отмель, косо рябившую мелководьем едва ли не до середины реки.

— Успели, слава богу! — перекрестился Похабов. Взглянул на Струну насмешливо и строго: — Похвалялся, что многоопытен в коварствах. Бери двух ертаулов, высмотри, что там и кто? — кивнул в сторону, откуда доносились звуки боя.

Тот окликнул товарищей и ускакал к лесу. Вскоре все трое вернулись.

— Браты дерутся с киргизами и с тубинцами, — приглушенно просипел Ивашка. Лицо его было красным. Пот тек по щекам. Видно, не поленился, сбегал пешим на край леса. — Скот разбрелся. С нашей стороны голов сто.

— По десять соболей за быка! — завистливо напомнил Якунька Сорокин и подернул повод.

— Выше по реке еще есть броды? — спросил Похабов у вожа.

Старый тунгус равнодушно отвечал, что дальше по реке много переправ.

Усталость, желчно въевшаяся в лица людей, прошла. Блестели их глаза. Возбужденно переговариваясь, они уставились на сына боярского.

— Здесь ждать надо! — неуверенно сказал он. — Если балаганцы отобьются, сюда и погонят свои стада.

— Жди ветра в поле, у моря погоды! — непокорно взревел Бугор, воровски зыркая по сторонам.

— Скот отбивать надо, пока они дерутся! — яростно поддержал его Струна.

— На конях нас побьют! — заспорил Михейка Сорокин. — Они у нас плохонькие, и людишек мало.

Все три брата Сорокины держались вместе. Михей соображал медленно, но верно. Оба брата почитали его не только за старшего, но и за умного. Но этот совет Михея вздорному Якуньке не понравился. Он выругался, метнув на брата злой взгляд, засопел хищным носом.

— На кой нам их воевать? Пусть воюют с кем хотят! Нам скот угнать надо!

Иван окинул оценивающим взглядом своих людей и понял, что удержать их он уже не сможет. Михейка тоже сник, поддавшись всем.

— Полдюжины в засаду, — брызгая слюной, визгливо распоряжался Струна. — Четверо скот отгонять. Остальным после залпа выскочить, постучать топорами, саблями — и обратно, к засаде.

— Дело говорит! — непокорно загалдели казаки и охочие, глядя на сына боярского. — Что мир решил, то Бог положил!

Старый тунгус сполз с лошади, сел на корточки под деревом. Иван безнадежно махнул рукой, смиряясь с общим решением. Захотелось и ему прилечь рядом с вожем, но, с кривой усмешкой в бороде, он только пожал широкими плечами и покачал головой. Его люди тут же сгрудились возле Ивашки Струны. А тот торопливо указывал, кому куда идти, откуда нападать и где делать засаду.

Старого тунгуса оставили возле переправы. Остальные люди отряда начали продираться верхами сквозь чащу прибрежного леса. Они выехали на опушку, остановились, скрываясь за деревьями. На широком, пологом, открытом склоне холма сотня балаганцев яростно отбивалась от наседавших на них разномастно одетых всадников, вооруженных дубинами. Но махали они ими яростно и умело. Среди балаганцев выделялись трое в блестящих доспехах и шлемах.

— Браво дерутся те, что в куяках! — стремя в стремя приткнулся к Ивану Похабову Илейка Ермолин. Его большие руки суетливо перебирали повод ременной узды, а он то и дело выскальзывал из толстых пальцев.

Скот балаганцев разбрелся по сторонам и мирно жевал траву, поглядывая на бившихся людей. Коровы паслись возле леса, мешая засаде.

— Гони! — приказал Ивашка Струна.

Четверо енисейских гулящих, воровски пригибаясь к седлам, стали сбивать коров в стадо. Они шарахались от всадников в поле, но охочие, размахивая батогами, сумели завернуть их к реке. В запале боя балаганцы заметили эту кражу. От бившихся отделился десяток воинов. Они пустили лошадей к лесу. Казакам и охочим ничего не оставалось, как спешиться и дать залп.