Великое единство

результаты их были весьма скромными, так как у каждой женщины, как правило, было свое хозяйство, дом, семья. Словом, пришлось много поработать с людьми.

Особенно трудно пришлось парторгу Мосалову, когда директор откомандировал Белянского и

Шашенкова на новое место, а затем и сам туда уехал. Остался Николай Иванович и за главного

администратора, и за парторга.

Заместитель директора М. П. Трегубов был до предела занят обеспечением завода транспортом. На завод

ежесуточно подавалось около сотни вагонов и железнодорожных платформ под погрузку.

Л. Н. Ефремов и Б. М. Данилов круглосуточно работали на демонтаже и погрузке оборудования.

Заводские бригады под их руководством четко загружали поданный транспорт цеховым имуществом, не

допуская простоя вагонов. Потарапливали и налеты немецких бомбардировщиков, хотя до завода им

стало добираться [62] труднее, так как усилилась противовоздушная оборона города, да и звено

дежурных «илов», поднимавшихся по тревоге, отпугивало налетчиков.

Заместители секретаря парткома Трусенко и Пестов обеспечивали эвакуацию людей. Для вывозки

работников завода и их семей на завод подавались товарные двухосные вагоны, которые здесь же, на

подъездных путях переоборудовались под теплушки. В каждом вагоне, по обе стороны от дверей, устраивались нары. Одна дверь закрывалась наглухо, и в этой зоне устанавливалась чугунная печка, труба от которой выводилась через крышу. Тут же сколачивались из досок общий стол со скамейками и

ящик для угля и дров.

Первый заводской эшелон, с которым, как уже говорилось, на новое место отправили конструкторский, технологический и другие отделы, а также часть службы подготовки производства, отошел от заводской

платформы 11 октября 1941 года.

Никто, кроме узкого круга людей, не знал, куда перебазируется завод. Одно было ясно — куда-то на

восток, может быть, в Сибирь или на Урал. Построены ли там заводские корпуса? Где будут жить люди

— ведь надвигается зима, а там она, наверное, пожестче, чем в Воронеже? Десятки подобных вопросов

оставались пока без ответа.

На заводе все делалось с таким расчетом, чтобы на новом месте в кратчайшие сроки можно было

развернуть производство. «Как бы чего не забыть», — эта мысль, пожалуй, была наиболее

распространенной в ту пору.

Эшелоны грузились круглосуточно, так же работали и люди. Работали, не считаясь со временем, со своей

специальностью, должностью. Делали то, что было необходимо.

Добрым словом надо помянуть специалистов службы главного механика и энергетика. Многие из них не

так давно любовно оснащали заводские цехи первоклассным оборудованием, а вот теперь, в тяжкий час

годины горькой, им же пришлось разорять плоды своих трудов... Хотя слово «разорять» сюда не

подходит, оно слишком грубо. Оно просто несовместимо с работой, например, бригады уникального

мастера-монтажника Андрея Ивановича Талтынова. Под его руководством люди демонтировали станки

так аккуратно, так заботливо консервировали и защищали от повреждений все уязвимые места

дорогостоящих машин, что вызывали искреннее уважение.

Так же с большой ответственностью за сохранность ценного оборудования работала на погрузке бригада

такелажников во главе с Константином Константиновичем Ломовских. Этот изумительный мастер

обладал редким талантом обращения с большими грузами. Он каким-то особым чутьем безошибочно

определял, [63] куда требуется подложить, где приподнять, как захватить тросом или канатом груз, чтобы

с минимальными усилиями, без ударов и поломок водрузить его на железнодорожную платформу или в

вагон.

И вот путь на восток. Забитые составами станции. Томительные стоянки эшелона в пути, толчея около

вагонной «буржуйки», которая должна была всех накормить. Холодные ночи и первый снег где-то под

Пензой. А над всем этим — сознание гнетущей неизвестности...

Утром 19 октября первый эшелон эвакуированного завода № 18 остановился на очередной станции или

разъезде с небольшой будочкой, заменявшей вокзал.

Недалеко от станции начиналась площадка огромного строительства, обнесенная изгородью из колючей

проволоки. Размеры строительства были столь велики, что определить его границы от эшелона было

невозможно — они не просматривались.

Прошло не менее двух часов со времени остановки эшелона. Эвакуированные уже успели запастись

топливом для вагонных буржуек. Был приготовлен и съеден немудреный завтрак, а положение не

менялось. Наконец появились начальник эшелона И. Т. Измалков и главный инженер Н. Д. Востров.

Собрали старших по вагонам и объявили: «Приехали...»

Для начала прибывшим дали довольно простую задачу — выгрузить из вагонов привезенное имущество.

В основном это были ящики с чертежами и деталями, а также сейфы, столы, шкафы и другая мебель

конструкторского и технологического отделов. Вскоре длинную эстакаду покрыли горой вещей, порожние вагоны были отодвинуты, а им на смену поданы груженые. И здесь обнаружилась неопытность

новичков в разгрузочных делах. Они умудрились так забить эстакаду беспорядочно расставленными

грузами из первых вагонов, что разгружать последующие было уже некуда. Пришлось срочно делать из

бревен и досок, лежащих рядом, помосты-спуски и по ним спускать грузы с эстакады на землю. Отряд

разбился на две группы. Одни продолжали разгружать вагоны. Вторые занялись перетаскиванием

имущества в бытовки соседнего с эстакадой корпуса, строительство которых было почти закончено, даже

стекла вставлены в окна.

Со столами и другими некрупными грузами было просто — взяли два человека и понесли до места. Но

когда дело дошло до тяжестей, непосильных двоим, стало хуже. Требовались какие-то транспортные

средства, но их не было. Лева Соколов первым обратил внимание на брошенные строителями деревянные

салазки.

— Братцы, транспорт есть, давайте ко мне!

Попробовали погрузить на эти салазки ящики с чертежами [64] и потащить их по грязи — получилось.