Вендари. Книга третья

– Да что вы увидели, черт возьми?! – закричала Рада, теряя терпение.

Клодиу вздрогнул, очнулся и растерянно уставился на своего последнего слугу и друга.

– Прости меня, – сказал он безжизненно.

– Простить? – опешила Рада. – Простить за что?

– За то, что охотники причинили боль. За то, что создал тебя. За то, что создал тех, кто объединил охотников, направил их против таких, как ты…

Его боль была уже знакома Ясмин. Она видела ее, когда Клодиу подростком убил своего младшего брата и был изгнан родителями. Боль, которая никогда не покидала его, а, затаившись, ждала момента, чтобы вырваться на свободу. И от боли этой не было спасения… Черные тени ожили и окружили дом, где находился полукровка. Мог ли древний уничтожить себя? Стены затрещали, звякнули разбившиеся стекла. Моук Анакони, почувствовав опасность, распахнул дверь, пытаясь сбежать. Тени проглотили его, оставив лишь пыль. Кто-то из слуг захлопнул дверь, не пуская этих детей ночи в дом. Но дверь не могла сдержать их – только хозяин. Но хозяин не хотел больше жить. На втором этаже громыхнула обвалившаяся крыша. Облако пыли застлало глаза.

– Ты не виноват, – крикнула Ясмин полукровке. – Не виноват, что Нун и Амунет предали тебя. Не виноват, что умер твой младший брат. Такова природа. Такова жизнь. – Она попыталась забраться к нему в голову и показать то, что он скрывал от себя уже очень давно, но это лишь усилило боль полукровки. Тени хлынули в дом.

«Мы все умрем», – успела подумать Ясмин, словно время повернуло вспять, перенеся ее в безумную ночь, когда погибла семья. «Мы все умрем». Голодные тени кружили по комнате, хватая старых слуг, превращая их в пыль и зловонную жижу. «Мы все…»

«Ничего не бойся», – услышала Ясмин голос ребенка в своей голове. Своего ребенка. Голос будущей самки – сильной, могущественной. «Никто не сможет причинить тебе вред. Ни один полукровка. Ни один древний», – пообещала девочка.

Находясь снаружи, Скендер видел, как разваливается дом. Старые слуги в ужасе бежали прочь. Вудуистическая паства молилась своим богам. Пара выбравшихся на берег аллигаторов устроила себе пир, утаскивая еще живых людей на дно болот. Безумие. Смерть. Хаос. «Мы все умрем», – подумал Скендер. Вернее, нет, не подумал, услышал в своей голове мысли Ясмин – четкие, ясные в предсмертной агонии. «Мы все умрем». Дом рухнул, сожранный голодными тенями. Древний, полукровка, Клодиу – Скендер увидел его в эпицентре этого хаоса, этой пляски смерти, которая не собиралась останавливаться, но… была в эту ночь и другая сила. Более могущественная. Более древняя. И этой силе не мог противостоять гнев Клодиу, гнев хищника, потерявшего контроль. Она сожрала его тени, лишила его сил, но сохранила жизнь, зная, что он мечтает о смерти. И хищник выл, запрокинув голову. Выл от безысходности и беспомощности. Выл, как в те далекие времена, изгнанный из родного дома за убийство младшего брата. Выл и не мог ничего изменить. Оставалось лишь бежать. Бежать от боли, отчаяния, от самого себя…

Глава пятая

Южная Дакота. Исследовательский центр «Зеленый мир». Наследие.

Доктор Накамура и сам не понял, когда успел привязаться к Клео Вудворт. Наверное, виной всему были те телепатические сеансы связи, которые она устраивала ему, позволяя путешествовать по глубинам своего восприятия. Одинокая и отчаявшаяся. Вначале Накамура изображал интерес лишь потому, что боялся обидеть ее, заставить чувствовать себя еще более одинокой. Но их связь… Каждый раз эта связь что-то меняла в нем, дополняла собственное восприятие, словно он знал Клео Вудворт не пару месяцев, а добрый десяток лет. И не было уже смущения и неловкости. Лишь только дружба и привязанность. Лишь только отношения, которые, как оказалось, необходимы обоим… Все просто так сложилось: Наследие, беременность Клео, похищение Накамуры, дикая поросль… Особенно дикая поросль…

Габриэла распорядилась, чтобы охотники, уничтожая гнезда этих безумных монстров, сохраняли жизнь оплодотворенным женщинам и привозили их в Наследие доктору Накамуре. Мог ли он их спасти? Мог ли уменьшить страдания? Первые смерти ранили так сильно, что Накамура не спал ночами. Женщины верили ему. Женщины верили каждому, кто мог спасти их. Верили те, которые еще не сошли с ума от боли и пережитого ужаса. Другие уже сверкали стеклянными глазами, шипели и рычали, напоминая дикую поросль, словно они не только ждали от этих монстров ребенка, но и впитали в себя их суть, их голод. И морфий не помогал. Ничто не помогало. Ребенок в чреве не позволял женщинам умереть, не позволял отключиться, забыться. Оборудование, предоставленное Габриэлой, было лучшим в мире, но Накамура не мог найти ему применение. Особенно в первый месяц. Женщины умирали, и он был не в состоянии думать об исследованиях, заставляя себя искать способы спасти их. Но спасения не было. Накамура изучал Клео Вудворт, кровь которой была заражена вирусом двадцать четвертой хромосомы, и пытался понять, почему Габриэла верит, что Клео сможет родить, явив на свет одного из этих детей-монстров, а другие женщины нет. Что такого особенного в этом вирусе? Да, он каким-то образом воздействует на ребенка, делает его слабым, беспомощным…

– Так почему бы не попытаться заразить беременных женщин? – спросил Накамура.

– Попробуйте, – меланхолично сказала Габриэла. – Только что вы собираетесь делать с детьми, которые появятся? Это ведь дикая поросль.

– На вид их дети похожи на ребенка Клео Вудворт.

– Его отцом был Илир – дитя Наследия… Это разные вещи…

Впрочем, Габриэла не возражала, чтобы спасать женщин, пострадавших от дикой поросли. Другое дело, она не верила, что такое возможно.

– Я ведь и сама ученый, доктор, – напомнила она Накамуре. – Не забывайте об этом.

Накамура пропустил замечание мимо ушей. Исследования воздействия вируса на женщин, чей плод больше напоминал биологическое оружие, нежели ребенка, должны были затянуться на месяцы… Но как продолжать исследования, когда все эти женщины кричат, умоляют спасти их… И умирают, умирают, умирают… Да и Наследие привозило все больше и больше нуждающихся в помощи женщин, словно желая свести доктора с ума.

– Вы издеваетесь надо мной? – не выдержал он.

– Хотите, чтобы дети Наследия убивали их в гнездах дикой поросли, не давая шанса? – сухо спросила Габриэла.

– Вы это создали!

– Я? – Габриэла устало рассмеялась, затем помрачнела. – Я лишь хотела положить конец еще большему злу.

– У вас не вышло.

– Наследие истребило больше половины вендари на земле. Пройдет еще десяток лет, и я уверяю вас, этот вид вымрет, исчезнет… – Она заглянула доктору в глаза. – Только не говорите мне о геноциде. Эти твари и так уже слишком долго обманывают смерть.

– Я не верю, что одно зло можно победить другим злом.

– А я не верю в философию, доктор. Когда ко мне пришла Надин – слуга Гэврила, древнего, кровь которого впоследствии даст жизнь Наследию, она тоже много говорила мне о зле и вечности, располагая которой я смогу сделать много добра. А потом другие безумные слуги изуродовали Надин, превратили в монстра, обязанного по всем законам современной науки умереть, но каким-то странным образом продолжавшего жить, надеясь получить свободу и начать все с чистого листа. Как вы думаете, доктор, может убийца, на счету которого сотни, а возможно, тысячи жизней, начать все с нуля?

Накамура не ответил, и Габриэла продолжила, рассказав, как Надин в образе монстра пришла к мужчине, с которым планировала начать новую жизнь.

– Думаю, философы бы усмотрели в этом лицо добра и зла по разные стороны зеркала, – сказала Габриэла. – Обычный человек и древний монстр. Монстр с уродливым телом и не менее уродливой душой… И знаете, что сделал тот мужчина?

– Сбежал? – спросил Накамура, вспоминая себя в тот день, когда встретился с Эрбэнусом.

– Нет, доктор, – снисходительно улыбнулась Габриэла. – Сбежать хотела я, когда впервые узнала о Надин и древних. Сбежать можно, пока это не стало частью тебя, не проникло в твою жизнь. Потом уже можно либо бороться с этим, либо сдаться. Потом это уже становится личным… Я стала бороться. Мужчина Надин стал бороться. Но в отличие от меня он не был ученым. Он взял топор и зарубил пришедшего к нему ночью монстра. Он сделал то, что было ему под силу. А я… Я сделала то, что было под силу мне – воспользовалась оборудованием исследовательского центра, где работала, и клонировала древнего, чтобы узнать своего врага, изучить и понять, как с ним бороться. Тогда я не думала ни о Наследии, ни о дикой поросли. Тени окружали лабораторию, превратившаяся в монстра Надин скреблась в окна. Я понимала, что либо схожу с ума, либо сам ад разверзся и решил забрать мою душу… Потом появились два клона. На первый взгляд это были просто дети, но когда я оставила их наедине… Скажите мне, доктор, вы можете представить себе, как младенцы, выпустив клыки и когти, разрывают друг друга на части? Не отвечайте. Я тоже не могла себе это представить, пока не увидела своими глазами. Тогда я еще не знала причин этой бойни. Для меня это были просто дети. И когда все закончилось… Когда я увидела уцелевшего ребенка… В тот момент я стала частью этого мира. В тот момент, думаю, и был заложен первый камень в фундаменте Наследия. Я забрала младенца и сбежала из города, чтобы ни тени, ни слуги не смогли добраться до него. Я выкормила его своей кровью. Выкормила за месяц, потому что он рос очень быстро… Эмилиан. Претендент. Первенец нового вида… Я надеялась, что смогу вырастить его человеком, считала своим сыном, своим творением… Но тот, кто рожден хищником, не может стать жертвой, пищей… Поэтому наши пути разошлись… Эмилиан покинул меня, предал… И если бы природа не сыграла с ним злую шутку, если бы не превратила за один год в старика, то наши пути уже никогда бы не пересеклись, потому что вечность не учит ценить жизнь. Поэтому древние и стали монстрами. Но Эмилиан… Он не успел насытиться, отчаяться и перестать ценить жизнь, когда понял, что смерть уже внесла его в свой список… Мальчик вырос за год и вернулся ко мне дряхлым старцем. Вернулся к своему создателю, Матери, которая в гневе прокляла свое чадо… Древние ненавидят друг друга, поэтому я создавала монстров, надеясь, что они найдут Эмилиана, найдут древних и уничтожат все это зло… Я была безумна в своем гневе… Гнев убивал меня, сжигал изнутри… Но потом появился Эмилиан, подарил мне свое раскаяние и указал новый путь… Так появилось Наследие…

– А сверхлюди? – спросил Накамура. – Они тоже ваших рук дело или же где-то был еще один безумный ученый?

– О, доктор… Думаю, этого безумного ученого вы и сами хорошо знаете… Его имя Природа… Эволюция… Не знаю, как вы предпочитаете называть подобное развитие, но, уверена, лицо это известно нам всем…

Накамура не знал, верит этой женщине или нет. Вот Клео Вудворт он верил, а Габриэле… Больше всего его злило, что история Клео совпадала с историей Габриэлы… Клео, ставшей для него уже не просто пациентом, не просто женщиной, за жизнь которой ему предстоит сразиться. Она была словно… словно сестрой. И нужно спешить, чтобы спасти сестру.

Накамура взялся за практические испытания воздействия вируса на дикую поросль, пропустив годы исследований и теоритических тестов. В наличии было лишь желание да проведенные Наследием скудные исследования, в базе которых в основном лежало ускоренное старение этого древнего вида.

– Есть успехи? – спрашивала каждый день Клео Вудворт.

Накамура хотел соврать, но Клео могла заглянуть ему в голову и узнать все, что ей нужно. Так что ложь отменялась. Только правда. Поэтому Накамура снова и снова честно признавался в провалах. Организм будущих рожениц отвергал вирус, а если доктор увеличивал дозу, то это убивало женщин сразу, как только погибал плод. Плод-паразит. Накамура уже давно перестал называть детьми то, что находилось в чреве у рожениц. Нет. Дети – это почти что ангелы, прорывающиеся из мира света в мир плоти сквозь кровь и слезы. А потомство дикой поросли… Эти маленькие монстры не имели ничего общего с ангелами и невинностью. Они не дарили радости своим рождением, они не пробуждали в женщинах материнский инстинкт… Всего лишь вирус, паразит, который развивается по образу ребенка… Но не ребенок. Нет.