Вендари. Книга третья

– Но я не хочу видеть все это! Клео стала для меня почти сестрой…

– Клео всегда будет просто женщиной.

– Но… – Накамура замолчал, не в силах пересказать все то, что видел во снах. – Они не могут принадлежать мне, – покачал он головой. – Я никогда не думал о подобном…

– Ну, на то они и сны, чтобы не поддаваться контролю.

– Они не могут принадлежать мне! – разозлился Накамура.

В принципе, Габриэла и не спорила с ним.

– Если доктор хочет, чтобы его сон охраняли дети Наследия, то они будут охранять, – сказала она прежде, чем Накамура потерял самообладание.

– Спасибо, – сказал доктор, глотая кипящий гнев.

– Не за что, – сказала Габриэла. – Главное – не забывайте, что когда меняется наше восприятие, то меняемся и мы сами, – напомнила она перед тем, как уйти.

– Глупость, – сказал Накамура, но дверь за Габриэлой уже закрылась. В эту ночь, перед тем как лечь спать, Накамура выглянул в коридор и убедился, что седовласые дети Наследия наблюдают за ним. Он не знал их имен, да и не хотел знать. Главное, что эти искусственно созданные монстры будут присматривать за его сном, оберегать его. Доктор лег в кровать, надеясь, что ему приснится дочь или детство: доброе, полное надежд и веры в лучшее. Кто-то забрался к нему в голову – Накамура уже давно научился узнавать, когда чье-то сознание начинает изучать его. «Ну, если так они смогут оградить меня от дурных снов…» – подумал доктор, смирившись с посторонним в своей голове, закрыл глаза, но еще долго не мог заснуть, беспокойно ворочаясь, думая о предстоящих родах Клео Вудворт… Этой странной Клео Вудворт… Такой молодой внешне, но с таким старым, усталым взглядом. Когда же умерла в ней беспечность? Что стало причиной? Кровь древнего? Затянувшаяся молодость? Ночи бесчинств с Мэтоксом и его друзьями? Рождение детей или знания об изнанке мира, его мрачной, неприглядной ночной мгле, где живут тени и безумные слуги древних? Или же причина во всем сразу, включая странное детство, особенности работы и череду неудачных отношений? Как много мужчин предало ее, отказалось, заставив чувствовать себя неполноценной, ущербной? Возможно, именно поэтому она и осталась с Мэтоксом? С этим странным сверхчеловеком, использовавшим ее, чтобы отомстить за свою возлюбленную по имени Крина.

– Он бесподобный любовник, – услышал Накамура женский голос, но так и не понял, сон это или часть воспоминаний, которыми некогда поделилась с ним Клео.

Две женщины – Клео и Фэй – сидели в гостиной и обсуждали хозяина дома, в то время как он занимался любовью в спальне с третьей женщиной. Его мысли были открыты, чувства обнажены. Можно заглянуть ему в голову, увидеть мир его глазами, почувствовать то, что чувствует он. Или заглянуть в мысли женщины, находившейся сейчас с ним. В мысли еще одного сверхчеловека в этом доме.

– Он рассказывал тебе, что до того, как стать любовницей, Крина хотела просто осушить его для своего хозяина? – спросила Фэй.

– Крина давно мертва, – сказала Клео.

– Но он все еще любит ее.

– Сомневаюсь, что он вообще может кого-то любить.

– Он любит своих детей…

– Дети – это другое…

Женщины смолкли, прислушиваясь к мыслям Эндрю Мэтокса и его любовницы, которую привезла в этот дом Фэй. Накамура видел их лица. Фэй взволнованна, возбуждена. Клео… Клео выглядела какой-то безразличной, безучастной.

– В следующий раз я привезу мужчину для тебя, – сказала неожиданно Фэй.

– Не хочу, – монотонно отчеканила Клео.

– Хочешь, – так же монотонно сказала Фэй. – Вижу, что хочешь. Так же, как хотела завести детей. Никогда не делала на этом акцент, но когда забеременела, ни разу не задумалась о том, чтобы избавиться от них.

– Не понимаю, что плохого в детях.

– Я разве сказала, что это плохо? Нет. Дети – это хорошо… Особенно когда их отцом был сверхчеловек… Может быть, когда-нибудь я тоже захочу детей… Не близнецов, конечно. Боже упаси. Одного. Девочку. Как твоя Ясмин… Согласись, она очень сильно похожа на своего отца?

– Не знаю, мне сложно представить Мэтокса ребенком.

– Загляни к нему в мысли и все увидишь сама. Он ничего не скрывает.

– И что я увижу? Мир глазами ребенка? Это совсем не то, что наблюдать за ребенком со стороны…

Накамура подумал, что и сам сказал бы так же. Зачем изучать мир глазами ребенка, если можно смотреть, как ребенок взаимодействует с этим миром? Или же восприятие сверхлюдей устроено как-то неправильно? Почему они так любят забираться в чужие головы, изучать чужие мысли, словно пытаясь заполнить этим свою собственную внутреннюю пустоту? Накамура долго смотрел на Фэй. Нужны ли этому миру сверхлюди? Нужен ли сверхлюдям этот мир? Накамура вдруг понял, что в реальности Фэй уже мертва. Эндрю Мэтокс мертв. Даже этот дом – и тот сгорел. Жизнь обещала сверхлюдям вечность, но жизнь рухнула, посмеялась над ними. «Можно ли что-то изменить, предупредив их сейчас?» – думал Накамура, не чувствуя, не понимая во сне линейность времени, его необратимый бег.

– Наследие найдет вас и убьет, – сказал Накамура, вглядываясь Фэй в глаза. Сейчас она была для него всего лишь пациентом, которого можно спасти. О том, что перед ним женщина, Накамура не думал. Просто человек. Просто жизнь. Ни больше ни меньше. – Беги отсюда, – сказал Накамура Фэй. – Беги… – он оборвался на полуслове, увидев, что разговаривает со своей дочерью.

Девочка была напугана. Сколько же он не видел ее? Пару недель? Пару месяцев? Пару лет? Дом Мэтоксов, некогда охваченный огнем, покосился. Сквозь частично обвалившуюся крышу было видно небо, с которого падал редкий мокрый снег.

– Как ты оказалась здесь? – спросил Накамура свою дочь, но лишь только сильнее напугал ее.

Девочка вздрогнула, вскочила на ноги и побежала прочь, наверх по обвалившейся лестнице.

– Постой! – Накамура неловко перепрыгивал через сгнившие ступени. Обгоревшие стены опасно нависали по бокам. Часть сломанной балки висела на проводах, раскачиваемая ветром. Накамура с трудом увернулся от этого препятствия. – Юмико! – закричал он, потеряв дочь из виду. – Юмико!

Тишина. Лишь мокрый снег падает с неба сквозь обвалившуюся крышу. Снег, который больше напоминает пепел. Пол коридора впереди ветхий, ненадежный. Накамура осторожно сделал шаг. Доски жалобно заскрипели под ногами. Голоса. Далекие, приглушенные. Словно звуковой маяк в этом застывшем мире безмолвия. Накамура шел на него, продолжая звать свою дочь. Звать тише и тише, чувствуя неуместность своего голоса в этой обители тишины. Да и не было здесь его дочери. Не могло быть. Накамура остановился возле закрытой двери. Теперь повернуть ручку, переступить через порог. Спальня Мэтоксов. Огромная кровать. Десяток серых, почти бесцветных подушек. Бесцветные простыни. Бесцветные стены. Бесцветные люди – две пары. Одежда на полу. Пальцы Клео Вудворт путаются в густых волосах любовника. Еще немного… Еще чуть-чуть…

– Тебе понравилось? – спрашивает мужчина, отрываясь от ее гениталий.

Клео заставляет себя улыбаться. Мэтокс и Фэй лежат рядом – обнаженные, увлеченные разговором.

– Сколько можно разговаривать? – спрашивает их Клео.

Мэтокс и Фэй оборачиваются.

– Может, займетесь делом? – злится Клео.

Любовники улыбаются.

– Ну и черт с вами. – Клео смотрит на своего партнера. – Спасибо тебе, – говорит она.

Мужчина улыбается.

– Хочешь, чтобы теперь я приласкала тебя? – спрашивает Клео.

Накамура отворачивается. Нет, он не хочет видеть это, не хочет слушать, не хочет знать, что все это было.

– Это ты сделал ее такой! – хочет сказать Накамура Эндрю Мэтоксу, оборачивается, но кровать уже пуста. Старая, обгоревшая кровать…

– Простите, доктор, но эти сны принадлежат только вам, – сказала утром Габриэла.

Накамура покраснел, пытался какое-то время спорить, затем сдался, сник.

– Может быть, вам просто нужна женщина?

– Что?

– Вы не стесняйтесь, если это поможет вам успокоиться, то мы все организуем…

– Я человек, а не животное, – сказал Накамура, надеясь сохранить остатки гордости.

Габриэла пожала плечами, ретировалась, оставив доктора наедине с его пациентками. Наедине с безумием, хаосом, смертью… «Как только все закончится, сразу уеду из этой страны, – сказал себе Накамура. – Заберу дочь и вернусь на родину. Хватит с меня…» Доктор лелеял и оберегал решение несколько дней. Это была его маленькая тайна, его способ сохранить самообладание.

– Почему ты избегаешь меня? – спросила Клео Вудворт неделю спустя, отыскав среди других сознание Накамуры.