Венец терновый

Юрий потрясенно выругался, прекрасно понимая, что если удастся не пустить татар и ногайцев за укрепленную линию слобод, то населения прибавится – люди бегут от войны, от турецкого нашествия, уходят от гонений польского панства, сломя голову удирают от московского крепостничества.

А как только турки возьмут Чигирин, то на правобережье начнется та страшная трагедия, что в народе «Великим Сгоном» называться будет столетия. Тогда гетман Иван Самойлович безжалостно переселит на левобережье более двадцати тысяч семей – больше ста тысяч жителей. И большую их часть похолопит войсковая старшина, остальные вымрут от голода, болезней и невыносимых условий жизни вдали от родной стороны.

Грешно думать о чужой неизбежной беде – но даже половина пришедших на Донбасс могла бы кардинально преобразить край. Но чтобы прокормить такую массу народа нужно железо, именно оно необходимо в виде орудий труда, способных преобразить край, вырастить обильные урожаи.

Донбасс богат каменным углем, десятая часть которого может быть превращена в кокс, идущий на выплавку железа. Пожалуй, только здесь его начали применять, и может быть еще в Англии. Вроде бы, когда-то про то Юрий слышал, но точно припомнить не мог. Ничего тут не поделаешь – историю он в школе не любил.

Железа в Донбассе мало, и руда бедна, в чем Галицкий успел убедиться. Однако к западу от устья Кальмиуса, всего в каких-то двадцати верстах, невдалеке от Азовского моря, есть богатейшие залежи железной руды, причем у самой поверхности, только карьеры рой.

В его времени несколько раз велась кампания в СМИ о начале перевода Мариупольского металлургического завода на это сырье, добычу которого хотели начинать. Но так и не удосужились толком – и теперь нужно приниматься за это дело, построив на берегу Азовского моря еще один промышленный город. Вот только назван он будет иным именем…

Глава 13

– Почему не было набега?! Ничего не понимаю! Теперь погода совсем не для походов!

Степь была покрыта тонким снежным покрывалом – в начале ноября наступили небольшие холода. Но это по здешнему счету, что от юлианского календаря идет – так уже время к декабрю подбирается. Через день Филиппов пост начнется, Рождественский, завсегда строгий – с 15-го числа начинается, сорок дней идет.

Юрий ехал от Дружковки – слобода на слиянии двух Торцов закрывала путь на Бахмут и обеспечивала связь с Владимиром, превратившись в настоящую крепость, укрытую земляными валами. Жители свыклись с угрозой постоянного вторжения ногайцев, потому стрельцы на валах несли службу бдительно, а в степь постоянно высылались разъезды. Да и бахмутские казаки высылали сторожу – привычные к дальним конным разъездам, донцы с заводными лошадями уходили далеко на запад. И еще не было случая, чтобы они не предупредили о набеге.

– Как бы по весне большой ордой не навалились?! Если дело будет так устроено – не знаю, как отобьемся, но надеюсь на это. Пороха и свинца теперь хватит!

Галицкий привычно бормотал сам себе под нос, зная, что конвойные гусары держатся от него на расстоянии, привычные к тому, что князь так любит размышлять вслух.

За всю осень ногайцы наскакивали четыре раза, парой сотен каждый – пытались застать какую-нибудь слободу врасплох и пограбить ее хорошенько. Однако сами укрепления были построены таким образом, что дорога во рву наполовину огибала слободу. А за это время даже последние разгильдяи смогут ворота закрыть и дурных степняков в упор перестрелять – куда они из западни денутся, стиснутые с двух сторон почти вертикальными земляными стенками приличной высоты.

Так что ногайцы именно наскакивали, поймали нескольких зазевавшихся мужиков и баб, с нехитрым скарбом – вот и весь их «улов». Зато урон был гораздо больше от конических пуль, лошадей перебили изрядно. Да один раз казаки со «стремянными» стрельцами, перехватили ногайский отряд. Имея двукратный перевес, русские загнали налетчиков в балку, обложили и уничтожили без всякой пощады. Захватили сотню лошадей, собрали не только все самое ценное, вообще ободрали убитых «людоловов» до наготы, наскоро забросав землей. Откармливать хищников дармовой человечиной никто не собирался, дороже потом выйдет.

Здесь заранее сработало предупреждение «засланного казачка» Мехмет-бея. «Конфидент», таким образом, поспешно избавился от конкурентов русскими руками – в ханстве тоже кипели нешуточные страсти в борьбе за власть и влияние. Ногайцы старались обособиться от крымчаков, а последние представляли собой четыре главных рода, что постоянно враждовали между собой. Объединялись степняки только во время походов на русские земли, за добычей и невольниками, без которых вся экономика ханства скончалась бы в корчах одномоментно.

Информация с разных окраин доходила противоречивая – русская армия оставила в Чигирине сильный гарнизон и отошла в гетманщину, а некоторые полки отвели даже к Белгороду. На разоренной территории ощущалась острая нехватка продовольствия и фуража, оттого содержать все силы у гетманской столицы было проблематично.

Сам Иван Самойлович завел оранды – отдал на откуп винную, табачную и дегтярную подати на один год. И начал собирать ополчение – из каждой семьи из мужчин должны были выставить – богатые из трех, а убогие мещане и поселяне из пяти одного воина.

А еще гетман собрался было чеканить в Путивле особую монету с добавлением в нее трети меди – серебра в казне было мало. Однако Москва недавно запретила это дело развертывать, причем обязывала все сделанные приготовления хранить в строжайшем секрете.

Грицай Незамай, доложивший об этой затее, имел своих людей вблизи гетмана. На вопросы Юрия только пожал плечами, и лишь произнес, что бояре московские не хотят, чтоб на Малой Руси ходила своя монета, и постоянно запрещают это делать.

И только сейчас Галицкий решил кинуть свой козырь, понимая, что таким шагом вызовет не только смятение в умах, но окончательно поймет отношение Москвы к его княжеству. И начал обмен у населения денег по разработанному Казенным Приказом курсу, как к московской копейке, так и к ходившему турецкому акче.

Весьма выгодному для его казны курсу. Еще бы – в галицкой копейке десять частей серебра, а в царской на одну больше. Хотя сама монетка меньше в размере и по весу, так как из высокопробного серебра, а в Галиче отчеканили из биллона.

И был поражен – за неделю алтыны и копейки, отчеканенные на пять тысяч гривен, исчезли, словно испарились. А следом, будто в пропасть канули, и гривны с кунами. Червонцев Галицкий выбросил всего триста штук, по два рубля копейками за штуку – улетучились, как эфир из банки, в самом Галиче почти мгновенно. Остальные золотые Юрий сразу же придержал, отчетливо понимая, что остался без собственной монеты, хотя ее чеканку сразу же увеличили, насколько было возможно. Работали монетчики от рассвета до заката, причем «пахали» конкретно.

Зато для расчетов с московскими купцами в подвале складывали мешочки с царской монетой, один к одному – их число поражало. Три десятка без одного, весом почти в полтора пуда каждый – пятьсот рублей копейками нешуточная тяжесть.

Все положенные подати Юрий своим указом повелел населению платить исключительно в гривнах и алтынах, а в «московках» или акче брать с надбавкой на одну часть к десяти. И приказал пустить на отливку и чеканку весь серебряный лом заодно с «худыми» талерами, надеясь, что металла хватит для удовлетворения спроса. А еще размышляя над тем, откуда у народа оказалась прорва денег на руках, ведь не могла же торговля со слобожанами столько принести дохода…