Венецианская блудница

Какая утонченная, редкостная красота! Подарок княгини Катерины, значит. Ну что ж, тем больше оснований надеть эти серьги и это ожерелье завтра… на бал у Шишмарева. Жемчужно-серое платье с кружевными серебристыми вставками – и эти жемчуга… а-ах!

Она зевнула, захлопнула ларец, скинула пеньюар – и уснула, кажется, еще прежде, чем легла, успев, впрочем, сообразить, что лягушки умолкли.

27 Розовые жемчуга

Да, что говорить! Шишмаревка могла считаться местом завидным, и, едва увидев роскошный господский дом, Лючия подумала, что имение, конечно, следует переименовать.

День, несмотря на июнь, выдался ветреный и прохладный, но в доме и в огромной бальной зале поддерживали тепло красивейшие изразцовые печи. Зала была украшена миртовыми деревцами в полном цвету, хотя они уже отцвели в Италии и Франции давным-давно, да и в России минула пора цветения деревьев. Но слухи об искусстве шишмаревских садовников не напрасно ходили по округе!

Деревья, расставленные шпалерами, образовывали боковые аллеи, между тем как среди залы оставалось довольно пространства для танцев. Эти боковые аллеи доставляли гостям возможность часто отдыхать, потому что укрывали от нескромных взоров. Красота, благоухание и тепло в этой сплошь белой роще, в то время как за окнами шумел под студеным ветром темною листвою зеленый сад, казались чем-то волшебным и наполняли душу приятными мечтами.

В смежных комнатах гостям подавали чай, кофе и разные прохладительные напитки; в зале гремела музыка и происходили танцы; аллеи были наполнены изящными кавалерами и очаровательными дамами в таких роскошных платьях, что Лючия думала, будто попала в страну фей, и в ее мыслях весь вечер был «Сон в летнюю ночь» Шекспира.

Не зря, между прочим. Чудеса начались с утра: Фенька больше не появилась. «Не утонула ли, часом, в пруду?» – сердито подумала Лючия и решила поведать о ночном происшествии Ульяне, которая готовила ей бальное платье.

Та была изумлена до остолбенения, но вовсе не внезапным появлением Феньки и ее столь же внезапным исчезновением, а тем, что эта «стервозница» вернула барыне драгоценности, не сбежав с ними.

– Я всегда знала, что Фенька, да и Степка ее на руку нечисты, – призналась Ульяна. – Но умеют вылезти вовремя на барские очи, выставиться, а когда надо – будут тише воды, ниже травы. А что она уехала – так ведь поняла: вы про всю эту историю небось князю расскажете, а он с предателями на расправу крут! Не сомневайтесь: Фенька со Степкою воротились в Казарино-Каширино и там сейчас у старой княгини, бабушки вашей, заступы ищут. А коли она на вас сердита, то к ним, значит, будет милостива.

Объяснение вполне удовлетворило Лючию, и она выбросила Феньку из головы. Но как кстати, что момент раскаяния «стервозницы» совпал с балом у Шишмарева, потому что розовый жемчуг не потерялся даже на фоне неисчислимого количества баснословных драгоценностей, которыми были унизаны явившиеся дамы.

Сказать, что он имел успех, – значило не сказать ничего. Сказать, что он вызвал всеобщее любопытство, – значило вообще промолчать. На жемчуг не просто смотрели – на него откровенно, бесстыдно глазели, и в конце концов даже Лючия, которая всегда упивалась вниманием к своей персоне, почувствовала себя неуютно.

Началось с одного-двух взглядов, едва она вошла. И словно бы вместе со взглядами передавался некий слух: теперь чуть ли не все присутствующие, внимательнейшим образом осмотрев розовый жемчуг, еще и переглядывались, посылали друг другу взоры, исполненные значения, которого Лючия не понимала. Смотрели все: дамы, их кавалеры, слуги, сновавшие тут и там с подносами; тупо, наверняка не понимая даже, почему, смотрел высоченный швед в мундире со шпагою, оказавшийся неожиданно приехавшим гостем кого-то из присутствующих и взятый с собою из учтивости. Он не знал ни слова по-русски и только озирался бледными, навыкате глазами…

– Что там с вашим жемчугом? – спросил наконец даже князь Андрей, заметивший пристальное внимание общества, прежде всего дам, к шее и груди своей жены, а Лючия только плечами пожала, впервые в жизни испытывая желание сделаться незаметной или хоть снять с себя украшение. Но первое было невозможно, а второе – немыслимо, поскольку напоминало позорное бегство. Приходилось терпеть, хотя Лючии казалось, что кожа у нее испещрена синяками от этих неотвязных взоров.

– Откуда он у вас? – продолжал спрашивать князь Андрей. – Он не из фамильных драгоценностей Извольских.

– Давний подарок матушки, – пояснила Лючия – и с изумлением увидела, как разошлась хмурая тучка, омрачившая высокое чело ее возлюбленного супруга. А он что подумал – это подарок какого-нибудь поклонника? Он приревновал ее?!

От этой мысли Лючия пришла в такое отменное настроение, что встретила приближавшегося к ним графа Лямина самой ослепительной улыбкой, на какую была способна, он даже с ноги сбился, завороженный тем, что предназначалось, конечно, не ему.

– Что там с вашим жемчугом, Сашенька? – спросил он напрямик, пряча под приклеенной улыбкой явную тревогу. – Где вы его откопали? Я его не видал на вас прежде.

– И очень странно, – сухо ответила Лючия. – Это давний подарок матушки, и я была в нем на бале на прошлое Рождество.

Она не сомневалась, что может врать без опаски: не родился еще на свет мужчина, который сможет вспомнить, как была одета и чем украшена женщина больше года назад! Однако ошиблась. Граф Лямин нахмурился:

– Не морочьте мне голову, дитя мое. На прошлое Рождество бал давал я, вы были в той самой роскошной бирюзе, которую подарил князю Сергею персидский шах. Я это отлично помню, потому что его рассказ о знакомстве с этим мусульманом заставил всех хохотать до колик.

– Ну на позапрошлое, какая разница? – раздраженно буркнула Лючия. – Я вообще не пойму, кому какое…

– В самом деле, – согласился граф. – Простите, бога ради, Сашенька. Бабьё, знаете ли, и воина способно бабой сделать, как некогда говаривал наш великий государь Петр. Я, собственно, к тебе, Андрюша. Тебя, сколь мне известно, ищет шишмаревский дворецкий с поручением: прибыл один из твоих людей со срочной вестью.

– Что-то в имении? – вскинул брови князь Андрей. – Пожар? Что за суматоха, не знаете, Николай Иванович?

– Да нет, не пожар. Это… связано с твоими соседями… какая-то тяжба… – туманно ответил граф Лямин. – Впрочем, мне неизвестно доподлинно.

– Неужто Сухомлиновы насчет сведенного леса? – так и вспыхнул князь Андрей. – То-то я гляжу, Филиппа Сухомлинова здесь нет. Нашел время, старый дурак! Простите, граф. Прости, Сашенька. Я отлучусь на минутку и вернусь.

Он исчез в толпе, пробираясь к дверям. Граф сделал было движение последовать за ним, но словно спохватился, что невежливо оставить даму одну, – и остался.