Венецианские страсти
Шрифт:
– Придётся сначала доказать его вину, - с предупреждением сказал Генрих, опустив оружие.
– Вы любите проверять. Любите внезапность. Не замечаете, что на балу нет главного врага подозреваемого?! Всё специально, чтобы мы могли поговорить. Милые Барбадори поддержали.
– Возможно, в таком случае, отвечать придётся не только этому подозреваемому, - добавил Тико.
– Выбирайте слова, - снова предупредил Генрих.
– Думаю, мы пообщаемся в иное время, в ином месте.
– Обязательно, - поспешил ответить Пётр и откланялся, как сделал и его друг.
Они быстро возвращались
Глава 20
– Загадки, тайны, странные намёки, но толком никаких доказательств, и правда, нет, - сказал Тико, когда с Петром вернулись в зал и снова стояли в стороне, попивая новый бокал вина.
– По сути, нам можно было бы оставить всё в стороне и не вмешиваться, но, боюсь, уже поздно... С моей стороны, по крайней мере. Я доведу дело до конца. В любом случае, сегодня же маска будет снята с лица этой барышни, - кивнул Пётр в сторону стоящей подле Барбадори дамы в красном платье и чёрной кружевной маске.
Она ласкалась щекой о недавно полученную розу и беседовала с хозяевами бала. Как только находящиеся с ними рядом Аргамаковы сказали ещё что-то, супруги Барбадори тут же направились к вернувшемуся к своим товарищам Генриху. Там, кратко что-то спросив, Барбадори повернулся к залу и объявил на французском языке:
– А сейчас, дорогие гости, для нас выступит с песней наш прекрасный гость! Он споёт на французском! Это перевод песни, но песня — крик души... А о чём ещё может кричать душа?!... О боли из-за любви! Прошу!
Тот самый кавалер, в котором всё же подозревали Пётр и Тико преступника, поднялся на сцену. Он прошёл к стоящему у оркестра клавесину и сел за него. Прекрасная мелодия полилась по залу, которую подхватил оркестр. Нежные звуки, затрагивающие душу скоро слились с мягким тенором исполнителя.
Душа каждого вздрогнула с сопереживанием. Нежные взоры, вздохи. Молчание слушателей. Только музыка, песня и отчаянная любовь...
О, почему, почему,
Танцуя в памяти с тобой я грущу,
И видя тебя снова перед собой
Я онемел, я будто уже неживой.
В твоих глазах я снова вижу огонь.
И всем моим обидам наперекор
Мне разум затмевает чувство беды.
Вернулся ко мне падший ангел любви.
Но подчиниться горю сему не хочу.
Не надо спрашивать: почему, почему.
Я глупостей души не прощу, не прощу,
И потому ухожу…
О, почему, почему,
Желанья подчиняются вечно греху.
Над океаном боли - тучи из слёз,
И чайка из души надрываясь поёт.
Свет глаз твоих - как молния от небес.
Упрёк от взгляда навалил тяжкий крест.
Я, как великий грешник, следую в ад
За то, что я посмел хранить в сердце тебя.
И совершать ещё я грехов не хочу.
Не стоит спрашивать: почему, почему.
Увидев вновь тебя, крест тебе отдаю
И навсегда ухожу…
О, почему, почему
В тумане грёз я вновь за тобою иду.
И за руки мы взявшись куда-то ушли,
С тобой
мы где-то на лугах там одни.И снова, как тогда, я целую тебя,
И в гости к нам приходит ночная звезда,
Но молнией отбросила меня она вниз.
Мне это всё почудилось лишь на миг.
Я миражам отдаться опять не могу.
Не стоит спрашивать: почему, почему.
Разбить покоя узы я не хочу,
А значит — ухожу…
Пётр во время песни мало следил за исполнителем. Он наблюдал, как дама в роскошном красном наряде и кружевной чёрной маске на глазах встала ближе к сцене. Она наслаждалась выступлением этого молодого мужчины: его голосом, его чувствами... Она ласкалась щекой о подаренную им розу, а в глазах блестела печаль...
Медленно подходил к ней Пётр. Но, чем ближе становился, тем больше был уверен, что видит перед собой свою супругу. Множество вопросов и чувств переполняло, но он встал за её спиной и прикоснулся к кружевам наряда, будто поправлял их на оголённых плечах:
– Мы не успеваем соскучиться друг по другу, - прошептал он на русском языке...
Глава 21
Пётр любовался прекрасными чертами супруги, а та будто упрямо скрывала себя, хотя чёрная кружевная маска, закрывающая только её глаза, всё равно не помогала скрыть, кем является на самом деле. Услышав обращение к себе, она тихо молвила в ответ тоже на русском:
– В таком случае,... так и буду спать в соседней комнате, а не в твоей постели. Спи с другом и дальше. Можешь ещё друзей позвать.
– Виноват, - погладил он осторожно её обнажённое от кружев платья плечо.
– Лучше поселить в соседнюю комнату этого моего друга.
– Тебе не нравится спать с ним? Он храпит?
– Вовсе нет... Просто он мужчина, - склонившись ближе к уху, усмехнулся Пётр.
– У меня, в отличие от того, чьё пение тебе нравится больше моего, интерес исключительно к женщинам.
– Поверь, и он боготворит женщин... Он носил меня на руках!
– Я видел... Но и я носил на руках тебя, - с подступающей обидой прошептал Пётр, и Иона с нежностью в глазах и голосе повернулась к нему лицом:
– Этот человек отчаянно влюблён, - вдохнула она аромат розы и не скрывала, что грустит.
– В тебя?
– Петенька, - с удивлением взглянула она.
Оба замолчали. Оба общались взглядами. И только закончившаяся песня заставила Петра вновь взглянуть на выступающего: того самого подозреваемого в убийстве Линдберга.
– Ах, какая песня, - с восхищением молвила его супруга рядом, вместе с публикой аплодируя этому поклонившемуся молодому исполнителю в маске.
Пётр с натянутой улыбкой смотрел на неё и не хотел принимать тот факт, что любимая любуется другим мужчиной, тем более преступником. Помня тот день на берегу, когда увидел лицо его, красивое, мужественное, Пётр стал больше и больше наполняться чувством ревности.
– Эту песню когда-то написал отец его возлюбленной, - молвила довольная Иона.
– А Генрих перевёл на французский. Алекс пел эту песню и при английском дворе, пока служил там последние четыре года.