Верь мне

Я сначала игнорирую. Нет желания смотреть, что бы она там не скинула. Однако минут десять спустя, когда в голове становится чуточку яснее, начинаю беспокоиться.

А вдруг там Саша? Вдруг он в больнице? Вдруг ему плохо? Вдруг он умирает?!

Но… Боже…

С первых же секунд, едва я нахожу наушники и включаю видео, становится понятно, что моему Георгиеву вовсе не плохо. Ему хорошо. Очень-очень хорошо. Они занимаются сексом. И хоть в темноте спальни видны лишь гуляющий на сквозняке тюль и кусок тяжелой недвижимой шторы, по хрипам и стонам я моментально узнаю своего проклятого черного принца.

Это он. Сомнений нет. И он ее трахает. Яростно, мощно и страстно.

«Это ни на что не повлияет… Этот брак не будет настоящим… И это временно… До нового года, максимум…»

Вспоминаю сказанное им накануне свадьбы и, ощущая резкий прилив бешеной энергии, которая кипучей лавой разливается по моему измученному организму, я, как и мечтала пару часов назад, тупо умираю на месте.

Нет ни слез, ни криков, ни воплей… Никаких истерик.

Все, что я чувствую за лавиной боли – это полное оцепенение.

Словно внутри меня реально погибли все клетки. Словно потухшие органы, дабы избежать нагноения, бальзамировали. Словно душа, отказавшись во всем этом участвовать, просто выбила ногой двери и вышла.

Проходит минута, две, десять… Я готовлюсь к боли воскрешения. Но ничего так и не происходит. Вероятно, это была моя последняя жизнь. А дальше… Дальше плевать, что будет.

Сейчас приму снотворное и пару часов посплю. Это необходимо физически. Проснусь, открою кафе и займусь завтраком.

Все… Все. Точка. Теперь уж определенно. Без сомнений. Это конец.

Меня даже не волнует то, что Георгиеву угрожает опасность. Я настолько невосприимчива к миру, что ни одна пугающая ранее мысль не способствует выработке хоть какой-нибудь мало-мальски активной эмоции.

А потом…

Едва устанавливается белый день, объявляется «доброжелатель». И тогда моя плоть оживает, раны прорывает болью, сердце принимается неистово стучать, душа из угла в угол мечется, тело начинает люто трясти, а из легких медленно, но неотвратимо, пропадает воздух.

User023695: Покушение на Александра будет совершено сегодня. Предупреждать его бессмысленно. Ни Полторацкий, ни Градский, никакие другие «погоны» никогда не просчитают, где и когда это случится. Единственная возможность предотвратить катастрофу – прилететь в Одессу вам, София. Вы должны дать показания против Георгиевой Людмилы Владимировны, которые будут свидетельствовать, что ваше похищение исключительно ее рук дело.

Я не должна на это реагировать. Не должна!

Но я настолько измождена духовно и физически, настолько взбудоражена и испугана, настолько растеряна… Осознание, ужас и мучительная боль поэтапно дробят мой организм именно сейчас. Казалось бы, было время остыть и не реагировать остро. Однако это не срабатывает. Взрыв, и меня разбрасывает на молекулы.

Здраво мыслить я, конечно же, неспособна.

Понимаю лишь то, что… Нет, не плевать! Смерть Саши по-прежнему является самым страшным моим кошмаром. Я не могу этого допустить. Пока дышу, должна лететь к нему на помощь.

Сонечка Солнышко: Только показания? И все это прекратится, я правильно понимаю?

User023695: Именно так.

Судорожный вдох. Шумный выдох.

Сонечка Солнышко: Хорошо. Я вылечу первым рейсом, в 11:40.

User023695: Отлично. Мы встретим вас в аэропорту.

Собираясь, будто в бреду нахожусь. В душе позволяю себе поплакать. Это странно и очень больно происходит. Со слезами я словно сливаю боль, кровь и остатки сил.

«Это ни на что не повлияет… Этот брак не будет настоящим… И это временно… До нового года, максимум…»

Как он мог? Как же он мог??? После всего, что у нас было? Какая же тут любовь? Скорее всего, с его стороны ее просто никогда и не было.

И все равно это не может повлиять на мое решение лететь в Одессу. Я ведь любила. И буду любить его одного до последнего своего вздоха.

Белье, носки, рубашка, брюки, ботинки, пальто… Машинально оцениваю свое отражение, чтобы понять, что ничего не забыла и выгляжу сдержанно. Нервным движением заправляю за ухо выбившуюся из пучка прядку. Неосознанно перехватываю собственный взгляд, уголки рта тотчас опускаются. Резко вдыхая, быстро поджимаю задрожавшие губы. Глаза успевают покраснеть и увлажниться, но проклятые слезы все же остаются на месте.

«Меня не будет два-три дня. Не волнуйтесь. Кафе открывать не нужно. Устройте себе с Габи выходные. Скоро позвоню.

Спасибо вам за все.

С любовью, София».

Записку оставляю на тумбочке в прихожей. Замирая, бестолково трачу драгоценные секунды, пытаясь понять, нужно ли мне брать с собой ключи. Обдуманного решения не нахожу, но все же бросаю их в сумку. Туда же отправляю документы, деньги и телефон.

Полет переношу как никогда легко. Удается даже, несмотря на плачущего в салоне малыша, на какое-то время уснуть. А вот просыпаясь, испытываю неоднозначные эмоции. После отдыха начинаю сомневаться в разумности своего поступка.

Может, стоило все-таки позвонить Полторацкому? Или разбудить Людмилу Владимировну? Посоветоваться хоть с кем-то… Что если тут кроется какая-то подстава. И ладно я… Не наврежу ли я своим приездом самому Георгиеву?

«Я всегда буду на твоей стороне, что бы ты не совершил… Буду в твоей команде… Но… Сегодня, когда ты, в угоду своей мести, взял в жены Владу Машталер, я поняла, что никогда с тобой быть не смогу…»

Не надо было ему это говорить!

Хотя какая разница теперь? Он уже шагнул за черту. Нас больше нет. Но если бы я не была так категорична, если бы у него оставалась надежда, если бы мы договорились встретиться, а не прощаться… Возможно, тогда он бы не спал с Владой?

Всхлипываю и быстро стираю сбежавшую по щеке слезу.

Ну вот… В голове снова путаница. А ведь ни к чему это! Теперь точно все утратило смысл.

А как же жить дальше? Заниматься кафе, писать книгу, читать, гулять, дышать?.. Правда, получится?

Господи… Прошу тебя, пусть только эта война сегодня закончится! Ни о чем больше тебя не прошу. Мне бы только знать, что Георгиеву ничего не угрожает. И все... Вот и все.

К счастью, долго заниматься самокопанием мне не удается. Самолет приземляется, люди поднимаются со своих кресел и спешат к выходу. Я почти всех пропускаю, просто потому что не люблю толкучку. В аэропорту достаю из сумки телефон, медлю… И все же не решаюсь выключить «режим полета». Анжела Эдуардовна и Людмила Владимировна определенно уже кинулись меня искать. А я никому ничего объяснять сейчас не хочу.