Вера и рыцарь ее сердца

В день, когда папа с Сашей уехали из дома, Вера с мамой ужинали вдвоем на кухне. Ели они в молчании, и обе смотрели в свою тарелку. «Пюре с изюмом» было Вериной любимой едой. Мама выливала в кастрюльку с отварной картошкой кипящий жир, в котором плавали кусочки зажаренного сала с луком, и скалкой толкла картошку. В результате получалась вкуснятина, которую Вера и называла «пюре с изюмом». Вера съела свою порцию с удовольствием. От горячей картошки с салом пришла сытость, но девочке хотелось еще и радости. Радость не пришла, испугавшись маминого строгого вида. После ужина мама привела Веру в детскую спальню и начала говорить учительским тоном. У Веры опять заболел живот, но она терпела боль и смотрела во все глаза на «чужую» маму.

– Саша признался, что трогал тебя ночью! – проговорила мама в тишине трехкомнатной квартиры.

– Мама, а почему меня нельзя трогать? – спросила Вера, запинаясь. – Я что, такая плохая?

– Сейчас я тебе всё по порядку объясню. Ты уже достаточно взрослая, чтобы знать это, – продолжила мама, не отвечая на вопросы дочери. Она вытащила из-под газетки что-то темно-коричневое, сделанное из пластилина.

– Смотри, это есть у мужчин… между ног. Это называется мужскими половыми органами.

Вера внимательно смотрела перед собой на стол. Перед ней лежали слепленные мамой пластилиновые комочки, и ее глаза начинали медленно округляться. Сочувствие к мужчинам переполнило ее всю, от макушки до самых пяток. Какие безобразные «какашки» висели у мальчиков впереди!

– Ох, как, наверное, неловко ходить дядям с этими мужскими п-п-половыми органами, – доверчиво прошептала Вера маме, но мама не собиралась сочувствовать мужчинам, а продолжила начатую ею познавательную беседу. Она указала Вере на хлебные крошки, прилепленные на кончике самого большого пластилинового изделия. Оказалось, что это зернышки попадают в живот женщине, когда к ее телу прикасаются мужчины, из них появляются детки. Всё, что потом говорила мама, говорилось впустую, потому что Верины умственные усилия, до самой капельки, сконцентрировались на этих зернышках, которые все-таки больше напоминали хлебные крошки, чем маленьких человечков.

– Саша меня касался этими противными колбасками с зернышками?» – размышляла она серьезно, – Касался, касался, ведь он сам в этом признался перед тем, как папа его увез в деревню к бабушке. Брр, как это, должно быть, противно. Конечно, теперь понятно, почему у меня болит живот, потому что у меня в животе ворочается мой ребеночек. Ему у меня в животе очень темно и страшно.

В конце беседы девочка с нежностью обхватила свой животик и обратилась к маме, которая с чувством исполненного долга готовилась ко сну.

– Мама, я теперь стала беременная. У меня скоро родится ребенок. … И это будет мальчик. Давай назовем его Сашей?

Вера говорила очень убежденно, и настала мамина очередь удивляться, но это замешательство длилось недолго.

– Так, – сказала она строго, – Ты эту глупость выбрось из головы, потому что это не твое дело. Ты девочка, которая потеряла честь, и ты за это будешь наказана папой, когда он приедет домой. А теперь без лишних слов иди спать в Сашину кровать.

Папа приехал на следующий день после этого разговора. Перед ужином Вера добровольно легла на ковер и приготовилась перенести десять положенных ударов ремнем за потерю девичьей чести. Папа бил ее не пряжкой, как брата, а ремнем, но бил с силой. Вера не плакала и не стонала, она хотела лишь одного: прощения и возврата к прежней жизни, возврата в свое детство, но детство к ней так и не вернулось.

Теперь Римма постоянно находилась рядом с дочерью. Она взяла отпуск на работе, чтобы оберегать Веру круглосуточно, но ей это не удавалось, Вера разочаровывала ее всё больше и больше. Страх опять вернулся к Римме, и он оказался сильнее, чем любая надежда на благополучный исход исправления ее детей. Ровно через две недели после приезда папы домашнее спокойствие взорвалось от ее истошного крика.

– С кем ты ходила за угол школы? Или это случилось с тобой в туалете? – выпытывала мама ужасную «правду» у дочери. Вера не понимала, что как ей ответить правильно, и отвечала невпопад. потом ее избила уже мама, она ее била тем, что попадалось ей под руку.

– Да! Нет! Нет! Да! – выкрикивала девочка, защищая руками свою голову. Когда мама схватила палку, то увертываться от ударов было труднее и на ее на теле появились кровоподтеки. Вера от рыданий уже не могла произнести ни слова, и перестала себя защищать. Потом мама успокаивалась, положила палку на видное место и выключила телевизор, по которому шла развлекательная программа.

– Что разлеглась на полу? Не хочешь признаваться, будешь битой! А теперь ядь на стул и говори мне правду. Ты убегала с мальчиком за угол!

Девочка послушно кивнула.

– Он тебя трогал и надругался над тобой!

Вера опять послушно кивнула головой.

– Завтра мы пойдем в милицию, и ты там расскажешь свой позор.

– Хорошо, мама, – прошептала девочка вспухшими губами.

Довольная признанием дочери, Римма отправила ее в ванну, чтобы та привела себя в божеский вид, а потом стала готовить ужин, Вера покорно сидела на стульчике рядом, хотя кушать она не хотела, очень болела голова. Пришедшему Володе очень не понравился несчастный вид ребенка и после ужина он сразу отправился спать.

Вера видела, что папа устал и был рад, что ее воспитанием занялась мама. Она сочувствовала своим родителям, ведь они считали ее очень плохой девочкой без чести, а любить такую нехорошую девочку им трудно. Когда и папа перестал ее любить, то он уже рассказывал ей о звездах, о притяжении Солнца и Луны, а только вздыхал и проходил мимо.

В милицию мама привела Веру ранним утром следующего дня. На девочке было одето школьное платье, закрывающее ее руки и шею, на голове был повязан шарфик, из-под которого торчали две длинные косички. Каждое движение вызывало боль во всем теле, но она терпела, как того хотела мама. У женщины-милиционера, с которой мама вела беседу, были добрые светло-зеленые глаза. Эта доброта совсем не сочеталась с ее темно-синей строгой милицейской формой. Милиционерша смотрела на маму с явным неодобрением, но вежливо слушала и что-то записывала на листок. Вере так хотелось довериться этой женщине и рассказать всю правду, которую она знала, но тогда бы она предала свою родную маму, поэтому она молчала и смотрела в окно, за которым пели птицы. В тайне девочка гордилась своей мамой, сильной и умной, которая проведет любого милиционера.

Неожиданно тетя-милиционер обратилась к самой Вере с вопросом, который та проворонила.

– Всё правильно. Всё так и было! – с готовностью ответила она на всякий случай.

– Что правильно? – милиционерша вдруг улыбнулась девочке и повторила свой вопрос: – Ты готова завтра пойти со мной в школу и показать нам мальчика, который трогал тебя в туалете?

Тут Вера растерянно посмотрела на маму.

– Конечно, она покажет нам этого мерзкого мальчишку! – ответила мама за дочь, и Вера утвердительно кивнула головой, больше не сказала ни слова, ни в милиции, ни по дороге домой, ни дома. Она теперь хорошо умела молчать, в молчании хорошо думается, а думать девочке было необходимо. Октябренок не может предать того, кто не виноват, даже, если ее убьют! Нет, Вера не станет искать невинного мальчика, который виноват только в том, что у него впереди висят три «коричневые колбаски».

Настало утро.

– Мама, я не пойду в школу. Я не знаю того мальчика, о котором ты говорила в милиции. Я не могу его выдумать.

Уверенный отказ дочери остановил Римму, которая уже перешагнула порог дома. Девочка упрямо стояла у тумбочки с телефоном, спрятав руки за спиной, и спокойно смотрела перед собой. Такое сопротивление Веры надо было сломить во чтобы-то ни стало, потому что ребенок не может знать той беды, от которой ее уберегают взрослые люди, а Римма ради спасения дочери жертвует своей работой, своей репутацией!