Вербалайзер (сборник)

– Даешь, Андреич, – еле ж выперли…

– Мастерство не пропьешь!

– Это как пить…

– Ладно, имею право покурить. Чайку, што ль, попьем?

Сквозь тополя на дальнем берегу наплывал холодный розовый вечер и пах он мокрым песком, влажным деревом, баней, а пивом и рыбной готовкой – от столового помещения. Там было шумно, – за день понаехали. Григорий Андреич с Петькой прошли за свой стол, поерзали локтями по свежей скатерти, уместясь, наконец. Г. А. принял в хороший глоток ладную рюмашку, а Петька не пил, – «с-сущий трезвенник», говорил про него хозяин, «или не-с-сущий, ты ж не пьешь ничего?» Азалия отнаклонялась у других столов, подошла к ним.

– Ой, Григорий Андреич, ужинать?

– Нет, водки только выпью и спать пойду…

– А что – вон те из Тюмени так и делают. Ныряльщики…

– А еще откуда народ?

– Вон – московские тоже, там – из Минска, Урал какой-то… Они уж кончают.

– Ну, ясно, изголодались, небось, по пути… А тут, понимаешь…

– Сейчас принесу, вкусненько все…

– Кто бы сомневался…

Под рыбные щи на осетрине, едко приправленные жареным со свежей зеленью лучком, красноперку в хрустящей коричневой прижарке и щуку, прокаленную в чесночном масле для пропадания мелких косточек Григорий Андреевич влил, наливая себе часто и понемногу, грамм триста пятьдесят «Абсолюта», выпил кружку тепловатого пива и закурил, задоволенный до благодушия.

За соседними сдвинутыми столами отмечала приезд московская компания, в центре которой помалкивал милицейский, судя по разговору, генерал, а между говорящими все встревал, перебивая, какой-то шустрый, предлагая выпить то за щуку, вытащенную Николаем Петровичем, то за рекордный его, Николая Петровича, заброс, то за Николайпетровичеву мудрость, когда он сказал идти вон к тому мысочку… Это было обыкновенно и понятно.

За столом слева покрикивали о политике – про Белоруссию, как у них там хорошо и отлично все устроено, – и дороги, и пенсии, и сельское хозяйство.

– Это вы молодцы, – не выдержал Г. А. – Хоть не хвалились бы – за наши-то денежки.

– Как это ваши, как это?! Мы сами… – налитой дурнющей кровью бульбаш замахал щучьим хвостом с длинной косточкой, – сами!

– Сами-то только бабы с усами… Сами…

– Вы таки правильно говорите, – у этого белоруса выговор был явно витебский. – Правильно. Но что же делать? У нас же газ – только после драников…

– Ну, тогда вы должны знать, что выход обычно неподалеку от входа. Или платите по полной, или присоединяйтесь… По полной.

По полной, по полной – зашумели в московской компашке. Махнула прохладой в накуренное нутро едальни стеклянная дверь, вошли четверо – размера среднего, лица с дороги примятые. Григорий Андреевич, досадливо ревнуя к новоприбывшим, смотрел, как с ласочьей грацией из-за буфетной стойки им навстречу проскользила Азалия.

– Вы из Владимира? Четверо, да? Добрый вечер.

– Да, прибыли вот, – двое глядели по сторонам, третий углазился в кухню, где еще шипели сковородки, последний строгим взором как будто зарисовывал на память лицо девушки. Темные брови, немного тронутые пинцетом, гладкий невысокий лоб, чернющие глаза, чуть широкий нос, четкого рисунка губы, темно-розовые щеки, заметные скулки – она еще и улыбается!

Ближе к отбою, до копчика надышавшись сочащейся в сырую землю прелью и наговорившись по телефону с московской красюхой, всуе морочившей голову и себе, и ему – ах ты, господи! – Григорий вернулся в пустую уже столовую выпить чаю. Котлет из сазаньей икры он не ел, но поглощенное ёдово все же надо было осадить.

– Азалия, птичка, чайку нальешь?

– Черного?

– Как душа рыбака, – как ни крути – убийцы серийные.

– А я тоже с вами кофе выпью.

– На ночь глядя? Не уснешь ведь? Или не собираешься?

– А чего делать? Сколько тут поспишь? Мне вставать в четыре.

– А давно ты тут? На базе?

– Вторую неделю. Другой работы нет. Я из Астрахани.

– Большой же город, – работы нет?

– Ну что – в продавщицы идти?

– А здесь?

– Ну, все-таки…

– Слушай, а кто у тебя родители? Личико-то…

– Не нравится?

– Как раз наоборот. Хороша – сама знаешь…

– Папа у меня – араб, сириец, а мама – местная.

– Ну и что – а замуж?

– Ну есть у меня… Он в такой… силовой организации… Пистолет у него. Он хороший, только как выпьет, вот недавно – на набережную вышел, давай стрелять…

– В народ?

– В воздух! Вот он меня замуж зовет, а я…

– А ты?

– А я не знаю… Что тут? Так я в Москву хочу… Там же всё…

– Родня там?

– Нет никого. Очень хочется.

– Да-а… «Нужна большая доза мужества, чтоб удержаться до замужества»…

– Вы про что?

– Нет, это я так…

– Здесь гулять нельзя: как только узнают – значит, все могут. И всё…

– И что вы все так – в Москву, в Москву, – Чехов какой-то, – медом намазано?

– Там шансы…

– В Москву, дорогая, на так ехать – на неделю тебя хватит, и то – много. Ты не обижайся, но очень уж предсказуемо. Чего ты там делать-то будешь?

– Чего-нибудь…

– Во-во… Нибудь… Нет, разве с кем-то? На первое время, а там – как пойдет.

– А вы, Григорий Андреич, не можете помочь? С работой?

– Ага – с работой… Затаскают тебя, понимаешь? Куда ни устрой. Одна, да в Москве… Как я грех на душу возьму? Ты смотри, не дуйся, но не советую. Не рискуй, – потом не вернешь, – знаешь, в Москве таких…

– Прям таких?

– О-хо-хо… Ладно, спать тебе пора. До завтра.

– Спокойной вам ночи, Григорий Андреевич.

С южного неба непривычно для северянина сияла светлой полночью середина Пасхальной недели, но поста никто здесь не держал, поэтому звуки, доносившиеся из бани и пары еще домиков, мало уступали по интенсивности утреннему котованию. Была, была в этих местах работа, и кроме рыбной ловли, но временная – лет до двадцати пяти, вряд ли старше, – конкуренция, износ высокий. Так и пишут в Сети – выезжаю, мол, на базы, расценки – по договоренности, без запроса. Э-эх, ленивые они тут все, – знай сазанА воровать по хозяйствам да воблу сетями… Привыкли – река прокормит… Не дойдя еще до пучин социального лицемерия, Г. А. уснул со счастливым и тут же горестным осознанием отклоненного грехопадения.

А денек поднялся серенький, задуло с северо-запада напоминание о бренности любого отдыха, покапало даже немного, – так плачут на свадьбе незамужние подружки невесты, не о ней – о себе. Ловили помалу, без азарта.

Прошли в небольшую протоку, скобкой соединявшую два больших ильменя́, миновали рыбацкую берлогу – два намертво сваренных старых кораблика, проржавевших до дыр по клепке. Кто-то там копошился, посматривал в заросшие зеленью стеклышки, пованивало перловкой и вареной рыбой. Повыбили осетринку – нищета… Мимо куласа проплыла, покачиваясь мячиком, отрубленная сомовья голова. Понемногу начал брать окушок.

– Ужасы царизма, а? – кивнул на кораблики Григорий Андреич.

– Эт точно, – откликнулся недослышавший из-за ветра Толик, – хуже социализма. Тогда хоть у всех… приблизительно… Эти тоже… Хаперы все… Удержу нет.

– Хакеры? – изумился Петька. – Здесь?

– Хаперы, хаперы, ну… Только б хапнуть, а что потом?

– Apres nous le deluge, – сказал Григорий, так, чтоб сказать хоть что-нибудь, – а что тут скажешь?

– Точно – делю ж… – Толик был под стать погоде – мрачноват. – Тому отдели, этому… То ли раньше! Вот, помню, в восемьдесят девятом – Серега береговой тогда в заливчике белугу взял, – семьсот кило! Икры одной… Дом построил и «девятку» купил! А щас…