Вербалайзер (сборник)

«Чуть со стула не упала, что ты себе думаешь? Конечно, приезжай, только я ведь довольно далеко от Осло, ехать еще. И я ведь не успею себя нормально в порядок привести – загар, подстричься, макияж-маникюр, чернавкой перед тобой стыдно показываться. А когда же ты успеешь, сегодня ведь 29-е уже?»

«Если ты не против, я приеду поздно вечером 30-го, пока ты писала ответ, я посмотрел рейсы – аэрофлотовский прилетает в Осло в 22.20, никогда не понимаю, чье время, но вроде – норвежское. Ты мне скажи, куда добираться, или, может быть, ты меня еще и встретишь? Не выдумывай насчет “подготовки”, ты и так всегда хороша».

«Встречу, конечно, сам бы ты не добрался, – Хеугезунд на побережье, дорога не самая простая. Жду».

«Спасибо, Лика. До встречи. Целую. С наступающим Новым годом».

30.12.07, день – вечер – ночь

Вечную проблему убивания времени перед подготовленным или просто ожидаемым событием, когда ни о чем другом уже и думать не можешь, а чем-то занять себя надо, Игорь Сергеевич решил просто. Взятый из дому для вида саквояжик с привычным выездным набором одежи он кинул в багажник, чтобы там и оставить. Часа три ушло на покупку пары костюмов, нескольких рубашек, кой-какого белья и прочей мелочевки. Чуть больше времени отняли два хороших кожаных чемодана и, в магазинчике на Чистых прудах, полный комплект одежды «для зимних видов спорта», все отличное, удобное, хороших цветов, – «…тот спорт, которым я еду заниматься, – всесезонный… Хотя, кто ее, Лику, знает, как она теперь насчет этого? А и мне – как она на самом деле покажется, хотя сорок для ее комплекции – не возраст, норвежцы, правда, ребята здоровые, – развальцевал, небось, юрист благость Ликину, – э-э, да не в этом же дело…»

Толчея шереметьевских предновогодних залов, душноватая, пьяноватая и плавная, – так на поворотах рек в обратном течении струи движутся и навстречу друг другу, и поперек даже, то смыкаясь и перемешиваясь, а то расходясь резко, давая пенные всплески, – не зевай, пловец, не то враз хлебнешь водички пресной, пойдешь на дно раков кормить… Среди безразличного к нему многолюдья Игорь Сергеевич с удовольствием чувствовал себя почти невидимым, как незаметна собака в углу картины, на которой казаки пишут письмо турецкому султану. В скромном виповском салончике выпил пару доз дрянного аэропортовского виски – «где они его берут, специально для них гонят, что ли?» – прошел в самолет, долго умащивался в кресле, отвернулся к иллюминатору, попытался дремать.

На посадке – «темень-то какая вокруг города, вот уж точно – ни зги» – самолет скрежетнул тормозами, чуть пролетел юзом по прикрываемой поземкой полосе, затормозил благополучно, покатил к терминалу. Почему-то посадку в последние годы Игорь всегда переносил плоховато – голову будто ватой набивало, и не помогало ничего, кроме горячего душа часа через два и приличной дозы крепкого; так было и теперь: он сокрушенно потряс головой, поразевал на всякий случай рот – «чепуха какая» – и пошел к выходу.

Осло – не Москва, Лику среди встречающих на выходе он заметил сразу, а она его – нет, и несколько секунд, пока скользил еще ее взгляд, Игорь Сергеевич видел, как она высматривает его, – ему понравилось выражение Ликиного лица: оно, красивое лицо это, было слегка тревожным и немного влюбленным, «не в меня, нет, в память свою, и не обо мне память, а о себе – тогдашней», – хорошее было лицо, знакомое.

– Лика!

– Ой, Игорь, Игорь, привет, привет, ну, как долетел?

– Да нормально, уши только заложило, да ерунда, да дай на себя посмотреть, не вертись ты!

– Да посмотришь еще, посмотришь, но ты-то – хорош, как прежний прямо, лучше даже!

– Да ладно трепаться, – хорош, – старый, седой… А вот ты – ну совсем не…

– Ну, глупости, глупости, ну, не говори… Давай скорей к машине пойдем, нам ехать много, а метель, говорят, будет…

– «В той степи глухой?» – не заметет, небось… Хочешь, я поведу?

– Нет уж, я хоть дорогу знаю, пойдем, пойдем, вон туда…

Метель действительно началась, не такая, конечно, как бывает где-нибудь на Сахалине – если серьезно не повезет, так только весной найдут, но плотные снеговые потоки обтекали Ликин «Дискавери-3» с большой неохотой, норовя стянуть машину с дороги, местами уже и плотно прикрытой белыми наносами. «Шелоник ледовитый» – вспомнил Игорь где-то читаное древнее название такого ветра. Лика почти не отвлекалась от руля, но всю долгую дорогу, – «неудобно, елки зеленые, знал бы, что так далеко ехать, сам бы добрался, а впрочем, ей, похоже, не в диковину, – по такой дороге – да больше сотни», все три с половиной часа Игорь и Лика разговаривали, то вместе, перебивая друг друга, а то и по одному, рассказывая о разном. О бывшем и о не бывшем, о желавшемся и сбывшемся, о знакомых, о мужьях и женах, о деньгах и здоровье; они не говорили только о двух вещах – о любви и о будущем, хотя именно эти простые вещи занимали мысли обоих. Почему эти двое людей, так взаимно пригодных, складных, не прожили вместе самую главную часть своих жизней, почему они теперь едут черт-те где и черт-те куда вместо того, чтобы… – и-эхх! Кто бы знал, – не знают и они.

Дом Ликин был довольно объемный, поместительный, но осматривать его ночью ни смысла, ни желания не было, – Лика не стала будить прислугу, сделала кофе и горячие тосты сама, они с Игорем пару раз чокнулись стаканами с отличным островным односолодовым, поговорили еще чуть-чуть, довольно уже вяло, а потом Лика отвела Игоря Сергеевича в небольшую с низким потолком спальню на втором этаже, приятельски чмокнула в щеку и ушла в спальню свою. «Ну – и к лучшему, да и устал я, да и она. Да и – не дети… А все же…», – так думал Игорь, вдыхая запах свежего белья, слегка йодистый, – море рядом, слышно…

31.12.07–01.01.08

Проснувшись к середине дня, часа два уже было, приняв горячий душ, Игорь не стал, как собирался, распаковывать чемоданы, натянул те же джинсы и свитерок, в которых летел, и, направляемый Ликиным голосом с первого этажа, направился в столовую – завтракать-обедать. Семга в сливочной заливке под зеленью пахла мощно уже издалека, свежий хлеб явно был из домашней пекаренки, овощей и прочих присмаков было много и вкусных, – гость в доме. Гость, да, но Лика гостевой сути Игоря Сергеевича отнюдь не переоценивала и вышла к столу в коротком плотном свитере – только, не доходившем по длине и до середины бедер, без никаких и следов целлюлита, довольно загорелых и очень свежих. Свитер был голубой и красочно гармонировал с белой отделкой столовой. Столовые приборы были молочно-белые, как и Ликина пышная все еще тугая грудь, «вот они – сливки-сметаны нордические», щедро открытая свитеровым кроем. Очень высокая и худая рыжая норвежка-прислуга несколько раз удивленно, к Игореву удовольствию, скосила на хозяйку круглые зеленые глаза. «Понятно, – подумал Игорь Сергеевич, – вот теперь – понятно, только и я торопиться не буду, – куда?» Он выпил пару рюмок местной какой-то довольно резкой водки, с аппетитом поел, междометиями в основном реагируя на Ликины рассказки про дом, про город, про порт. А Лика – Лике нравилось глядеть, как он ест, думать, что вот он – здесь, возник из дальнего небытия по ее, Ликиной, прихоти и что она поступит с ним так, как захочется ей, Лике, и никто ей не помешает, – она поняла это сразу, как только увидела Игоря в аэропорту. «Ишь, владычица морская, как на меня жмурится, а и я на нее, сдобную, – съел бы. И съем».

На выходе из столовой он приобнял Лику, она чуть присела – полшага вперед, обернулась, взяла его щеки в мягкие ладошки, приподнялась на цыпочки, поцеловала легко – в губы.

– Давай сначала Новый год встретим, а?

– Да и встретим, а сейчас?

– Сейчас – пойдем дом посмотрим, погуляем, море здешнее поглядишь, зима – красиво.

– А метель?

– А кончилась метель, так – снег идет. Иди, одевайся, я тоже быстро.

– А я бы и на это поглядел…

– Ну-у, Игорек же…

– Ладно, ладно – иду.

Они осматривали дом, изящно встроенный в скальный над морем ландшафт, с большим гаражом, всякими разными помещениями, неплохими картинами в боковой галерейке, «а мой-то на Оке домик – получше будет, покруче, вот бы…», и там, где Лика останавливалась объяснять, водить рукой указательно, Игорь охватывал ее сзади рукой пониже груди, целовал в завитки на шее, – только помурлыкивала Лика, шла дальше.

Потом они гуляли, – ветра и впрямь не было, снег сыпал толстый, мягкий, тяжелый, ложился воротничками на куртки, таял на шапках – стряхивали снег, смеялись легко, и Лика целовала Игорево мокрое лицо, а ему почему-то было грустно от этой пасторали, как будто чего-то жаль – чего, кого? – он закуривал сигарету, «да-а, – говорил, – красотища у тебя тут».

– Игорь, а скажи-ка мне, ты как – надолго или ускачешь завтра?

– А ты как хочешь?

– А я не знаю…

– Тогда – совсем останусь, – неожиданно для себя самого сказал Игорь Сергеевич, «Господи, ну что я говорю, ну что я делаю, – Лика же, а Нинка, а Сережка, а дела – да что я, в самом деле?» – и повторил: – Совсем.

– Так шутить – знаешь…

– Знаю, – какие шутки…

Лика недоверчиво взглянула ему в глаза, вздохнула коротко, замолчала. Так, молча, они и вернулись в дом.