Вердикт: невиновен!

–Идите себе за носками, – поджал губы торговец. – Параллельный ряд, крайнее место с той стороны.

И парень махнул рукой в противоположную от себя сторону.

–Я считаю, что надо пойти в милицию и заявить о краже, – пробираясь между рядами в указанном направлении, говорил Борис.

–Ты хочешь проторчать в милиции остаток дня и уехать отсюда ни с чем? – не поддавалась я на уговоры. – Неужели ты веришь, что нам вернут наши деньги, адвокатские удостоверения и кредитные карточки?

–У меня не было в бумажнике удостоверения и кредиток, – пожал плечами Джуниор.

–Где же они у тебя были? – оторопела я, внутренне холодея.

–В секретном кармашке, – потупился кудрявый друг.

–Что же ты сразу не сказал? Я думала, ты не блокируешь карточки, потому что уверен, что ими не воспользуются. Постой, я свои заблокирую.

Я отошла к табачному киоску и потратила полчаса на то, чтобы дозвониться до службы клиентской поддержки банка и заблокировать кредитки. К лотку с носками мы попали ближе к обеду. Многие торговцы уже сворачивали торговлю, а рыхлая блондинка в вязаном пальто с растянутыми карманами свой чулочно-носочный ассортимент только выкладывала на прилавок.

–Если бы мне сказали, что эта медуза когда-то была красоткой и играла в театре главные роли, я бы ни за что не поверил, – чуть слышно прошептал Борис, приближаясь к нужному месту.

–Посмотрим, что с тобой через двадцать лет станет, – буркнула я. – Доставай удостоверение, покажем ей твоё. Я теперь, Боречка, без тебя как без рук. Никуда не отпущу, будешь везде со мной ездить.

Борис польщённо улыбнулся и полез в специальный потайной кармашек за адвокатским удостоверением.

Бывшая актриса Светлана долго не могла взять в толк, что от неё хотят столичные адвокаты, пока наконец не сообразила, что речь идёт не о её бедовом сыне, опасавшемся преследования со стороны полиции, а о старинной подруге по театру.

–Так вы про Нину спрашиваете, – с облегчением вздохнула она, светлея лицом. – Пойдёмте в кафе, посидим, поговорим. Или мы не русские люди?

Торопливо покидав носки обратно в коробку, женщина перетащила товар в камеру хранения и с видимым облегчением направилась к летнему шатру с пластиковыми столиками, за которыми, кутаясь в пальто, потягивали пиво утомлённые шопингом посетители и удачливые торговцы. По пути к пустующему столику Светлана перездоровалась практически со всеми, кто находился в кафе, тем самым давая понять, что она в этом заведении свой человек.

–Ну что, по пивку или сразу закажем водочки? – в предвкушении потирая руки, подмигнула она.

–Мы за рулём, – поспешно откликнулась я. – Мы будем кофе. Борь, закажи нам по чашке капучино.

–А я возьму себе пивка, – решила Светлана. – И рыбки солёной. Угощаете?

–Само собой, – с готовностью откликнулся Борис, поправляясь к барной стойке и на ходу вынимая из потайного кармашка кредитные карты.

–Кредитки принимаете? – поинтересовался мой друг у сурового кавказского мужчины, тоскующего за прилавком.

–А как же, – хмуро откликнулся тот. – Что заказывать будем?

В ожидании Бориса я выложила на стол блокнот и ручку и с интересом посмотрела на сидящую напротив меня женщину. Она восприняла этот взгляд как сигнал к началу беседы и, закурив сигарету, неспешно проговорила:

–Про Нину я вам ничего сказать не могу. Она как уехала к дочери в Москву, так больше и не приезжала.

–Когда же она уехала к дочери? – удивилась я.

Насколько я знала из рассказа адвоката Грачёва, мать Эммы на момент их знакомства жила в Рязани. Либо Светлана что-то путает, либо костюмерша Глаголева наврала лучшей подруге.

–А как продала квартиру, так сразу и уехала, – выпуская из ноздрей дым, ответила собеседница. – Сказала, что Эмма теперь в институте учится, за ней присматривать нужно, а то девочка молодая, мало ли что.

–Своего московского адреса вам Нина не оставила? – подал голос подоспевший Борис, расставляя на столе чашки с кофе, кружку с пивом и очищенную воблу на блюдце.

–Не-а, не оставила, – с удовольствием глотнув пива, проговорила свидетельница, посасывая кусочек рыбки. – Я даже удивилась. Но, – хитро прищурилась она, – я знаю, в чём тут дело. Перед самым отъездом к Нине мужчина из Москвы приезжал. Голос у него густой, как у оперного певца. Он сначала вокруг Нинки увивался, а как увидел меня – голову потерял. Думаю, Глаголева из-за него на меня обиделась, потому ничего и не сказала. Она такая чувствительная, всё близко к сердцу принимает. Когда мужик её, Василий, с учительницей Эмкиной закрутил, Нинка даже слушать его оправданий не стала, выгнала из дома. Да ещё нажаловалась директору школы, и учительнице всыпали по первое число. Мой Рома в том же классе учился, они с Эммой одногодки, так сын рассказывал, что их Людмила Викторовна на пять кило похудела, так из-за этой истории переживала. Даже к Нинке бегала извиняться. Пришла и говорит: «Простите меня, Нина Юрьевна, бес попутал. Не нужен мне Василий, пусть с вами живёт». А Нинка ни в какую – развод, и точка. Вот как обиделась.

Из сумбурного рассказа бывшей актрисы я вынесла два новых факта: узнала отчество нашей Эммы – Васильевна. И, кроме того, было похоже, что собеседница знает год её рождения.

–Какого года рождения ваш сын? – поинтересовалась я, приготовившись делать пометки.

–Мой Ромка-то? Семьдесят третьего, – охотно откликнулась Светлана. – И Нинкина Эмма семьдесят третьего. Девчонка была забавная – это что-то! Она у нас в театре с малолетства детские роли играла, я думала – артисткой будет. А Эмма пошла по научной части. Наверное, сейчас книжки умные пишет. А я вот, видите, театр бросила и на рынке торгую.

Я решила, что настал подходящий момент для того, чтобы проверить мою гипотезу насчёт Исаевой.

–Скажите, вы не помните, ваша подруга Нина Глаголева после своего отъезда ребёнка в Рязань не привозила? Может, появлялась на улицах с коляской или с малышом? – поинтересовалась я.

–Ребёнка? – удивилась Светлана. – Не привозила, это точно. Я бы знала, обязательно люди рассказали бы. Я всегда на виду, с утра до вечера общаюсь с друзьями и знакомыми – никто из них про ребёнка не упоминал.

–Значит, не знаете, где найти Глаголевых, – подвёл итог беседы Борис.

–Не знаю, – с облегчением подтвердила Светлана, опуская на стол пустую кружку.

–Скажите, где у вас паспортный стол? – внезапно осенило меня.

–Да здесь, рядышком. За угол свернёте и всё время прямо. Второй дом направо, там увидите. Вы что, уже поехали, что ли? – встрепенулась женщина, заметив, что я убираю блокнот в сумку. – А пива мне больше не возьмёте?

Борис обречённо поднялся и направился к стойке, за которой по-прежнему стоял хмурый кавказец. Торопливо попрощавшись со Светланой, я пошла к выходу. На улице подождала, пока приятель рассчитается за пиво. Как только он показался на пороге кафе, я расстроенно шмыгнула носом и тяжело вздохнула:

–У меня такое ощущение, что сегодня не мой день.

–Да брось ты, Агата, сейчас выясним, куда переехали Глаголевы, – с мажорными нотками в голосе успокоил меня кудрявый друг. – Паспортный стол – это такая организация, где всё обо всех знают. Прогуляемся пешком, а то ты у меня совсем раскисла.

–Давай, – ответила я без особой охоты и потащилась следом за Устиновичем-младшим.

Борис свернул за угол и двинулся вдоль улицы, отсчитывая дома.

–Надеюсь ты поняла, что мужчина из Москвы, который приезжал к Нине Глаголевой, – старый проныра адвокат Грачёв, который успел окрутить и Нину Юрьевну, и её подругу Светлану, – заметил Борис. – И в то же самое время напропалую кокетничал с Кирой Ивановной.