Верховный Издеватель

Только сейчас Кирилл вспомнил текст "Родительской молитвы", висевший в комнате у Марины. "Господь мой! Дай мне Твои глаза, чтобы видеть образ Божий в моих детях". А ведь важнее этого вообще ничего нет в воспитании! Даже, наверное, кроме этого вообще ничего нет в нормальном воспитании. Всё остальное - уже эгоизм, а не воспитание.

– Если б нашу аварию изобразили на древней фреске, - улыбнулась Марина, - мы все вышли бы на ней со светлыми, бесстрастными, почти улыбающимися лицами.

– Но у нас святые ведь никого не воскресили... а жаль!
– больше для проформы возразил Кирилл.
– Да и у живых ноги что-то слишком медленно срастаются. Врач вот говорит: Ромка несколько месяцев пробудет в гипсе. Не хватает в нашем случае Елисея, Ильи, Власия...

– А всесильны ли в таких случаях даже святые? Вот раз уж мы вспоминаем историю... Первая мировая началась 1 августа 1914 года: в год 600-летия Сергия Радонежского и в день прославления Серафима Саровского! Да, представь, год св. Сергия - день св. Серафима! То есть двое величайших русских святых - уж больше их просто никого нет!

– всеми своими небесными молитвами никак не смогли отвратить то, чему, видимо, должно было свершиться... И наверное, вовсе не потому, что милосердия у Бога не хватило или они там на небесах как-то плохо защищали Россию - нет, просто свободу воли людей не ограничивает даже сам Бог: если уж была у миллионов эта "воля к войне", то... насильно же никого не спасёшь! Я знаю в жизни одно: людям плохо быть гордыми! Людям плохо, например, быть слишком большими "патриотами" - то есть шовинистами. Россия и сейчас слишком тяжело больна гордыней и за это страдает. В стране "патриотизм" - как грипп... Господь как-то проветривает помещение! Кровь идёт к крови. Аварии - к войнам. То, что происходит сейчас с Россией и Украиной - то, как нас колбасит - это расплата за национальную гордыню! А то она у нас опять стала гипертрофированной за последние годы. А наша авария? Знаешь... Как будто ма-аленькая красная брызга от той огромной украинской бойни отлетела сюда, далеко-далеко, и капнула на карту. Почти никто вокруг её, такую крохотную, заурядную, не заметил на общем фоне - только мы на своей шкуре... заметили! Зло маленькое всегда как-то связано с большим. Аварии и стихии - с враждой людей. Духовные причины нам видеть не дано... Может, это просто такая весточка - открытка недоброй памяти14-го года - поздравление всех с самым худшим столетним юбилеем, какой только может быть. С войной, в которой ведь все на свете были - патриоты своих стран! и все-то на самом деле - служили лишь пешками того, кто не к ночи будь помянут. Бывает, что люди, сами не сознавая, очень хотят крови... и тогда она к ним приходит! Как говорил Клайв Льюис: "Любовь к своей стране становится бесом, когда становится богом! Когда патриотизм превращается в беса, он плодит и множит зло. Вот почему нам всегда важно знать, правильно ли мы любим свою страну". Чрезмерный патриотизм опасен, в первую очередь, для тех стран, которые он охватывает. Парадокс! Нам же столько лет твердили о стабильности как главном достижении власти - а теперь эта "стабильность" обернулась тем, что никто даже элементарно не знает, что будет завтра. Где и сколько людей ещё погибнет и, главное, когда всё это кончится? Пожалуй, даже люди "лихих 90-х" были чуть-чуть более уверены в завтрашнем дне, чем люди прОклятого 2014-го. Причём, проклятого в самом прямом смысле слова, без эпитетов: никогда ещё на постсоветском пространстве не произносилось столько миллионов совершенно искренних проклятий людей в адрес друг друга. И эта энергетика сводит с ума... Может, от неё-то и автобусы разбиваются, и самолёты падают, кто знает? Надо же ей во что-то и куда-то выходить! Она - это мы! Мы - но только позволившие из образа Божьего довести себя до состояния какого-то коллективного аморфного антихриста. Может, и нам дана была эта боль, чтоб мы чувствовали боль всего мира, как свою. И прошлую, и настоящую, и будущую - потому что всё едино! Чтоб мы никогда не считали, что боль бывает какая-то чужая. Или же её можно чем-то оправдать. Какими-то мифическими "национальными интересами". Чтоб мы в недобрый (или добрый?) час когда-нибудь кому-нибудь помогли...
– и боли в мире на вот такую капельку стало меньше! Вспоминаю из своей юности, где-то из начала 90-х, песню:

Силы небесные, пожалейте нашу страну,

пусть виноватую,

пусть миром клятую,

но всё же такую одну...

Силы небесные, пожалейте нашу страну!

Как-то один старец сказал: "В нашем положении не может быть другого патриотизма, кроме патриотизма покаяния". Мы же столько всего натворили в ХХ веке - да и сейчас по глупости творим, - что правильней бы после такого-то вести себя тише воды, ниже травы да прощения у Бога просить: и за себя, и за столько поколений! Вот как мы тут сейчас после аварии переломанные лежим - и о дон-кихотских подвигах не мечтаем и врагов не ищем! Понимаем: никто в нашей беде не виноват! Надо только лечиться и всё вспоминать-каяться. Так и со страной. А то всё "сплотимся!" да "сплотимся!.." Да вокруг чего!? И куда уж дальше!? И так ведь до того тесно сплотились, что дышать нечем, честное слово! В аду, наверное, такая же сплочённость будет. А самая большая победа - это победа человека над собой. Так и со страной. Если мы не победим своё чванство... бед будет всё больше.

– Редко кто в наше время так рассуждает!
– сказал Кирилл.

– Да, я же - человек из 90-х: с этим уж ничего не поделаешь...
– произнесла себе "приговор" Марина.
– И не надо ничего делать! Я никогда не брошу камнем в ту эпоху, из которой вышла. В эпоху Свободы. Если кто-то злоупотребил ею, это его личный выбор. Но причём же здесь эпоха и, главное, причём здесь Свобода!

– Ну как при чём! Свобода - это грубейшее попрание прав тех, кто не желает быть свободным!
– пошутил Кирилл.

– А я встречала в основном тех, кто желал быть свободным!
– серьёзно сказала Марина.
– Бог сводил меня с людьми 90-х, в основном, в высшей степени достойными, и мне не стыдно за наше поколение. Поколение свободных ищущих Личностей, а не толпы. Потому-то 90-е годы и стали временем беспримерного Возрождения Церкви, что Бога ищут Личности. Толпа по инерции идёт им вслед. Сейчас толпа с опозданием, как тело жирафа, вслед за головой дошла до храмов - и, кажется, уже свыклась с самовлюблённой фантазией, что она всегда там и была, что она, оказывается, и есть наш "Народ-Богоносец", "Святая Русь". У толпы всегда миф подменяет память. Даже если речь идёт о самом близком времени, всего о нескольких годах. И те, кто шли тогда первыми и прокладывали дорогу, стали теперь "врагами", а эпоха первопроходцев - "лихими девяностыми". Да люди же открывали тогда свою веру, культуру, историю, бывшую десятки лет под запретом, как Колумб открыл Америку. 90-е годы для меня - это культурное пробуждение России. Это можно сравнить с тем, как вот мы сейчас "проснулись" после аварии, приходим как-то в себя, в память. Были без сознания - а сейчас, хоть и больные, зато в сознании! То же самое и 90-е годы - больная Россия, но всё же проснувшаяся. Это можно только пережить, чтобы понять! 90-е годы - это же Воскресение, Кирилл!

И Кирилл понял, что, оказывается, ничего прежде не знал о Марине: рядом жил - и не знал, кто она и как живёт. А сейчас... чем больше открывал для себя, тем больше хотелось открывать. Человек - целый океан, а ты - Магеллан, Колумб... "Ну, пусть хоть она мне и не мать... но, уж по крайней мере, она мать моего братишки - и как-то воспитала его так, что это меня восхищает! А сейчас и на мои вопросы как-то так отвечает, что... Так может отвечать только родной человек! Надо ещё что-то спросить... или пусть лучше она сама что-нибудь расскажет... лучше слушать - да, лучше просто слушать, чем..."

Почему-то с ней всегда успокаиваешься! И голова уже не болит... и душа не болит. Марина!.. Да вот же, наверное, подлинное-то предназначение Женщины - матери, девушки, жены, сестры: имея мир в себе, этим миром делиться. Он ведь от деления не уменьшается, а только растёт.

И что такое настоящая Женщина?.. Это София - мать Веры, Надежды, Любови: с ней её маленьким дочкам даже мучиться было нестрашно.

Женщина... это Наталья - жена мученика Адриана. Это Феврония - жена и исцелительница Петра.

Женщина - это сила в слабости. Это обретение опоры через дарение опоры другим.

Может, потому-то так шокируют нас всегда "вздорные бабы": когда видишь в них кощунственное искажение образа Женщины с точностью до наоборот!

...Впрочем, - иронично посмотрел на свои же мысли Кирилл.
– Мужчины всегда лучше женщин рассуждают о женщинах".

– А вы, случайно, ничего не пишете?
– неожиданно для себя спросил Кирилл, словно его кто-то толкнул изнутри.
– А то ведь люди, которым лучше бы помолчать - как Иов очень просил помолчать своих "утешителей"!
– те почему-то всегда очень много и говорят, и пишут. Даже слишком. А такие, как вы... ну, скажем так, умеющие давать мир... вам-то было бы чем поделиться - а вы редко делитесь! Я тут пару дней назад до чёртиков (в прямом смысле!) обчитался самодельных "псалмов" одного... пациента. А вы мне столько всего хорошего и интересного рассказываете - ну, можно сказать, лечите меня! а вдруг у вас тоже что-нибудь этакое завалялось из творчества... ну, хотя бы искусствоведческого, что ли?.. любого! Про фрески, про людей... да хоть про лошадей.

– Ну, ты прямо прозорливец какой-то стал, Кирилл, признайся?!
– засмеялась Марина.
– Может, это у тебя от удара дар прозрения открылся.

– Может! Ещё как может! Вы же мне сами только что сказали: "удар - дар..." Ну, а всё-таки - значит, я угадал? Угадал, да!? Вы что-то пишете? Не темните.

– Не пишу, а писала. Когда-то, - вздохнула Марина.
– Знаешь, как раз те ярославские фрески и вдохновили меня на одну... повесть, что ли. Как назвать? Я её не дописала... Ну, мне было тогда где-то лет 25... в таком возрасте писать ещё простительно.

– Получается - немногим старше, чем я сейчас, - отметил Кирилл.

– Да, так оно и было. Я тогда очень просила Бога о сыне! Я уже твёрдо знала, что назову его Роман. В честь брата - мы всегда с братом очень дружили, он погиб в Чечне. Я как раз только-только пришла к вере - и мои первые такие, осознанные молитвы были - чтоб Господь и Богородица даровали сына: несколько лет у нас с первым мужем детей не было. Тут как раз эти фрески - о даровании сыновей. О выпрошенных у Бога сыновьях - по молитвам пророков: Илии, Елисея. И как эти Богом данные сыновья потом умирали - и по молитвам этих же пророков воскресали... И эта повесть, которую я начала писать - она как бы о будущем сыне. О будущем Ромке! которого тогда ещё в природе не было... Наверное, в том возрасте и положении такая литературная, "искусствоведческая" молитва была простительна!

– Да это же интересно!
– воскликнул Кирилл.

– Ну... интересно или нет, я как раз и хотела узнать: нужно это кому-нибудь или так - в отвал! Не всё же столько лет лежать макулатуре. Надо теперь решать - или выкидывать или... Я недавно нашла это у себя, через много лет, в старом столе. И знаешь, так поразилась совпадению, что нашлось это точно, когда Ромке настоящему исполнилось столько же лет, сколько в повести. Ему я это пока не показывала. И наверное, не буду. Он у меня, слава Богу, другой, чем в повести: Бог всегда пишет лучше, чем мы. Вообще никто ещё пока эту вещь не видел! Я хотела показать это в Лавре отцу А.
– моему однокашнику по художественному училищу: посоветоваться, что вообще с этим делать, стоит ли доработать? выложить где-то? Нужно было мнение именно духовного человека. Я давно потеряла его координаты, знала только, что он иеромонах в Лавре, очень хотела увидеть, - но, оказалось, его ещё два года назад перевели на подворье в *. Так что, видать, не было Божьей воли нам в этот раз встретиться - может, уж как-нибудь потом...